Дмитрий Колодан - Дом Ночи [litres]

Матушка поднесла чашу к губам, сделала глоток, а затем повернулась к гостям. Вожак людей-оленей двинулся ей навстречу странной походкой, чуть приседая при каждом шаге. Словно он подкрадывался. Когда он подошел почти вплотную, Матушка вручила ему чашу. Вожак оленей осушил ее одним глотком и отшвырнул в сторону. Раздались восторженные крики, да и сам вожак вытянул шею и завыл. Мощный кадык задрожал на шее.

Матушка Ночи протянула вожаку руку, и тот, чуть помедлив, принял ее. Вместе они двинулись к костру, разгоравшемуся сильнее и сильнее, хотя никто не подкидывал в него хворост. На мгновение Иве показалось, что там, по другую сторону пламени, кто-то прыгает и скачет. Вытянутые тени сплетались друг с другом, распадались, появлялись и исчезали… Но, конечно же, это была лишь игра света и воображения.

Остальные гости и жильцы дома потянулись к бочке. Повариха щедро разливала сидр в протянутые кружки, чашки, плошки и сложенные лодочкой ладони.

– Пойдем? Нам ведь можно? – спросила Кати и потянула Иву за руку. Ноздри ее дрожали, когда она принюхивалась к запаху сидра. Было видно, что происходящее захватило девочку, но совсем не так, как Иву. У Кати тряслись коленки, и вовсе не от страха, как можно было подумать. То и дело она проводила рукой по голове, приглаживая вьющиеся волосы.

Ива взяла с ближайшего стола две чашки – фарфоровую, с отбитым краешком, и мятую железную, – и девочки пристроились в конце толпы у бочки. Рядом с ними оказалась одна из девушек-оленей, от нее резко пахло мускусом. Глянув на девочек, олениха ощерилась и клацнула зубами. Ива отпрянула от неожиданности. Но потом вспомнила, что Матушка рядом, а значит, и пугаться нечего.

– Как же здесь все удивительно! – сказала Кати Макабреску и, освободив руку, захлопала в ладоши. – Совсем не похоже на те сказки, которые я читала. И похоже тоже…

Ива могла бы ей сказать, что это вовсе не сказка, но она не была в этом уверена. Так что она лишь спросила:

– Тебе нравится?

Ей было очень важно, чтобы Кати ответила «да». Она и сама не понимала почему. Ива была знакома с Кати всего несколько часов, но каким-то образом ее мнение стало для нее столь же важным, как мнение Розы или даже Матушки.

Кати смешно наморщила лоб:

– Нравится? Мм… Мне жутко интересно. Но все такое необычное и непривычное, что я теряюсь. А еще мне кажется, что я сплю… Знаешь, во снах такое бывает – когда видишь что-то одно, а потом оно превращается во что-то другое, в третье, и уже не поймешь, с чего все началось. Только это не сон. Я проверяла, даже за руку себя ущипнула. Видишь?

Она показала Иве темный след от щипка на запястье. Ива решила, что Кати Макабреску слишком много думает.

Неподалеку елозил в кресле профессор Сикорский. Похоже, старик был единственным из жильцов, кто не собирался пробовать «кровь осени», либо ему было не протолкнуться сквозь толпу, и он не хотел рисковать. Все были так взбудоражены, что могли и уронить его ненароком, а профессор был человеком осторожным.

Однако же и у него оказалось дело к гостям. Сикорский схватил одного из людей-оленей за запястье. В дрожащем свете костра и бумажных фонарей Ива не смогла разглядеть, был ли это Тцибул или кто-то, очень на него похожий. Зато она услышала слова старика:

– Вы нашли ее? Вы знаете, где она?

Человек-олень опустился перед ним на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне. И Сикорский почему-то съежился, вжался в спинку кресла-каталки и вцепился в подлокотники.

– Нет, старый человек, – сказал человек-олень. – Прости… Мы были в самых дальних уголках Леса, на мертвых болотах и за черной рекой… Но мы не встретили ту…

Дальше Ива не услышала, кто-то подтолкнул ее в спину, и она оказалась у бочки. Доброзлая Повариха склонилась к ней, заглядывая девочке прямо в глаза. Зрачки Розы были огромными, а белки казались оранжевыми. С каждым выдохом из ее рта вырывалась облачко пара: ночь была холодной. Правда, Ива этого совсем не чувствовала. Наоборот, ей казалось, что во дворе сейчас жарко, как в Котельной или на Кухне, когда Роза готовит ужин.

– Ну что, чертовка, готова к танцам? – пророкотала Повариха.

Она плеснула в протянутую чашку сидра, наполняя ее до краев. «Кровь осени» потекла по пальцам, холодя кожу и пощипывая под ногтями.

– А Кати умеет танцевать ирландские танцы, – поделилась Ива. – Она и меня научила!

– Неужто? – Роза покачала головой, наполняя кружку Кати. Та глядела на нее с восхищением и с опаской. – Я помню время, когда это считалось неприличным.

Держа чашку двумя руками, Ива сделала большой глоток. Сидр обжег горло. Он оказался гораздо крепче, чем Ива думала, глотнуть его было все равно что глотнуть чистого пламени. От неожиданности Ива закашлялась, а Повариха от всей души хлопнула ее по спине так, что у Ивы чуть глаза не выскочили из глазниц. Но все равно она была ей благодарна. Вкуса сидра Ива сперва не почувствовала. Честно говоря, первым ее желанием было все выплюнуть и прополоскать рот – чем угодно, хоть щелоком, которым Повариха чистила сковородки. Лишь бы только погасить огонь во рту. Слезы брызнули из глаз, из носа потекло… Ива глубоко задышала, глотая воздух с такой жадностью, будто вынырнула из-под воды. И вот тогда исподволь и появился вкус. Кристально чистый вкус осени, такой, что не описать словами. Словно десятки, сотни тонких ноток слились в один мощный аккорд. По телу разливалось тепло, принося с собой странную слабость в мышцах. У Ивы подогнулись колени.

– Держись крепче, малышка, – сказала Повариха, склонившись к девочке. – У этой осени горячая кровь. И присматривай за своей подружкой. Как бы она не натворила глупостей.

– Глупостей? – удивилась Ива. Один глоток сидра, а у нее уже звенело в ушах, будто в голове роилось облако комарья. – Каких еще глупостей?

– Кто знает? За вами, мерзавками, нужен глаз да глаз. Вы так и норовите влезть куда не звали. Танцуйте, но помните – это не ваш Танец…

Но Ива ее уже не слушала. Откуда зазвучала музыка, она не поняла. И была ли это музыка вообще? Куда больше похоже на шум ветра в листве, на гудение крови в ушах, сквозь которое пробивался тяжелый монотонный ритм. Словно где-то далеко, но не снаружи, а внутри застучал большой барабан. Бом, бом, бом… Ива топнула ногой – раз, другой, не в силах совладать с накатившим желанием скакать и прыгать. Повернувшись, она заметила, что и Кати притоптывает и пританцовывает на месте. На ее лице появилось отрешенное выражение, серые глаза словно подернулись льдом.

Бом, бом, бом…

Еще один глоток сидра… Чашка выпала у Ивы из пальцев, но она не стала ее поднимать. Обернувшись к костру, Ива увидела Матушку – она танцевала. На фоне пламени виднелся извивающийся черный силуэт. Словно высокое тонкое деревце, терзаемое яростными ветрами. Волосы ее развевались, длинные руки плели странные узоры. Вокруг Матушки скакал олений вожак, и в его движениях ничего не напоминало картинки из энциклопедии или фигуры ирландского танца, которые показывала Кати. Его движения были резкими и дергаными, словно он бился в припадке. Будто его укусила змея и яд жег его вены. Он то выгибался назад, то чуть ли не становился на четвереньки. Он кружил вокруг Матушки, приближаясь и отскакивая назад. Изредка он хватал ее за руку, прижимал к себе, но тут же они отстранялись друг от друга. Расходились и сходились.