Дмитрий Колодан - Дом Ночи [litres]

Страх и паника забурлили в груди и разлились дрожью по всему телу. Кати взмахнула рукой, сбив со стены зеркало, лишь бы не видеть жуткого отражения. Это не она, это кто-то другой… Зеркало упало под колесо фургона неправильной, серебристой стороной.

Кати вцепилась в левый рог и сильно дернула вверх, все еще надеясь, что это какая-то шутка. Рог просто приклеили к ее голове, и стоит хорошенько потянуть, и она сможет его оторвать. Пусть с волосами и кожей, пусть будет больно и потечет кровь – ей все равно, лишь бы от него избавиться. Но с тем же успехом она могла пытаться оторвать себе палец или нос – рог был частью ее тела.

Хотелось заорать во все горло, позвать маму, папу, кого угодно, кто сможет ей помочь или успокоить… Но она не смогла произнести ни звука.

Ее заколдовали. Ее превратили в чудовище… За что?! Она же не сделала ничего плохого!

Кати попятилась от фургона. Августа подняла голову, посмотрела на девочку влажными глазами и вдруг громко и испуганно заржала. Заскакала на месте, тщетно пытаясь сбросить путы.

– Но это же я… – зашептала Кати.

Однако лошадь и не думала успокаиваться. Она шарахнулась в сторону и с тяжелым хрипом завалилась на бок. Из фургона послышался металлический грохот, не иначе как проснулись родители и что-то опрокинули спросонья.

Кати замерла на бесконечно долгую секунду. Секунду, за которую внутри нее что-то оборвалась, словно лопнула перетянутая струна. Подняв глаза, девочка посмотрела на Лес в осеннем багрянце и золоте. А затем Кати бросилась бежать, не думая о том, что она босиком, что из всей одежды на ней лишь тонкая ночная рубашка. Не думая о том, куда она бежит, главное – оказаться как можно дальше отсюда. Мама, папа… Они не должны увидеть ее такой. Никогда.

Кати бежала, не разбирая дороги. Напрямик через Лес, спотыкаясь и падая, но раз за разом поднимаясь на ноги. Бежала, как испуганный зверь, как олень, которого гонят злые волки.

Страх застилал ее глаза. Он бил ее сильнее, чем хлестали по лицу и ногам тугие ветви – этих ударов Кати даже не замечала. Как не замечала кровоточащих царапин на щеках и на икрах. Не чувствовала, как впиваются в ноги камни, шишки и сосновые иголки. Не думала о том, что ее ночнушка давно превратилась в лохмотья. В голове не осталось ни единой мысли, и только сердце бешено колотилось в груди: беги, беги, беги…

И она бежала, так быстро, как могла, все дальше и дальше в темный Лес. Туда, где никто ее не найдет. Туда, откуда нет возврата. В легких полыхал огонь; каждый вдох резал горло как ножом. Болели мышцы, ее тошнило желчью, а от рези в боку по щекам катились слезы. Но Кати бежала, захлебываясь горячим воздухом. Бежала до тех пор, пока не запнулась об узловатый корень и не упала на мягкую землю. Сил подняться у нее не осталось. И Кати заплакала, зарывшись лицом в прелые опавшие листья.

Как долго она так пролежала, Кати не знала. Время потеряло смысл. Ее трясло, но не от холода, а от беззвучных рыданий. Перед мысленным взором стояло кошмарное отражение, увиденное в зеркале, – осунувшееся лицо с запавшими глазами и рога, поднимающиеся над головой. Когда-то это было ее лицо, а вот кому оно принадлежит сейчас, Кати Макабреску не знала.

Подняв голову, она увидела, что лежит недалеко от лесной речушки. Той самой, на берегу которой она учила Иву ирландским танцам. Кати ухватилась за эту мысль как за спасительную соломинку. Ива, таинственная девочка из леса… Значит, это вовсе не сон! Все, что случилось с ней прошлой ночью, произошло на самом деле, и она действительно попала в сказку. И эта сказка обернулась для нее кошмаром.

В животе что-то сжалось, словно там затянулся тугой узел, и Кати вырвало на руки. Она ошалело уставилась на испачканные пальцы, на полупереваренные остатки вчерашнего пиршества – не сон, совсем не сон – и отключилась.

Очнулась Кати, когда услышала громкий всплеск – что-то упало в воду. В то же мгновение Кати обнаружила, что сидит на корточках и прислушивается. Тело среагировало быстрее, чем Кати успела понять, что случилось. А Лес вдруг оказался полон звуков. За дыханием ветра в древесных кронах Кати услышала птичьи голоса, услышала, как хрустнула ветка под лапой какого-то зверя, услышала, как в отдалении заворчал барсук… Снова всплеск. На противоположном берегу, выше по течению.

Кати сидела не шелохнувшись. Но затем, собрав остатки смелости, она поднялась и на цыпочках двинулась вдоль берега. Шагов через тридцать река изгибалась, и как раз в этом месте через нее был перекинут мостик – если это слово применимо к поваленному, наполовину утопленному стволу дерева. Скорее всего, оно упало само по себе, или бобры постарались, но потом кто-то обтесал сучья, и на коре остались глубокие зарубки.

На середине ствола, расставив коленки точно лягушка, сидела девочка с угольно-черными волосами. Такими длинными, что они полностью скрывали ее лицо, а концы их колыхались в воде. Сердце у Кати дрогнуло.

– Ива? Ива!!!

Кати прекрасно видела, что эта девочка не может быть Ивой – у той волосы были короче, хотя и такие же черные. Но ей слишком этого хотелось, и имя само сорвалось с губ. Девочка тут же подняла голову и уставилась на Кати одним глазом – длинные волосы полностью скрывали левую половину лица. Так они и застыли на несколько долгих мгновений, разглядывая друг друга.

Девочка – Кати продолжала использовать это слово, хотя сразу поняла, что это существо даже не человек, – была без одежды. Бледная кожа цвета рыбьего брюха влажно поблескивала, а в руке девочка держала форель с оторванной головой. Не иначе как ныряла за рыбой в реку, подобно выдре.

Девочка сутулилась, и от этого позвонки на загривке сильно выпирали. Она вообще оказалась страшно худой: ребра торчали, живот ввалился, колени и локти выглядели распухшими. Впервые в жизни Кати по-настоящему поняла, что означает выражение «кожа да кости». Кати оторвала ее от трапезы: губы и подбородок почернели от рыбьей крови. Таким же черным оказался и ее глаз – без белков и радужки, сгусток влажной темноты в глазнице. Словно глаз слепца, но при этом Кати почувствовала ее взгляд. Рот странной девочки скривился, и Кати увидела мелкие острые зубы. Много зубов, гораздо больше, чем полагается человеку.

Кати стало дурно; новый страх забурлил в животе – еще чуть-чуть и выплеснется криком. Она нутром чувствовала исходившую от этого существа опасность. Кати попятилась. Что делать? Бежать? Но она была слишком вымотана и сомневалась, что у нее хватит на это сил. Как и на то, чтобы защитить себя, если это существо вздумает на нее напасть.

Девочка на мосту напряглась, как перед прыжком. Рыбина выпала из длинных пальцев и закружилась кверху брюхом в темно-охристой воде.