А. К Ларквуд - Неназываемый [litres]

Остаток ужина прошел спокойно. Шутмили почти не говорила и ни разу не упомянула о том, что же она видела. В конце концов, Лагри Арица проводил Тала и Ксорве в их комнату, так же аскетично обставленную, как и весь дом. Здесь висела еще одна глиняная икона бога-драконоборца с выпуклыми, как рыбья икра, глазами.

Талу пришлось подтянуть колени к груди, чтобы уместиться на узкой раскладной кровати. За последние пять лет он подкачался, но все равно выглядел как растянутый шнурок.

Свернувшись на собственной койке, Ксорве пыталась вспомнить, сколько раз она делила комнату с Талом. Подсчеты утомили ее.

Возможно, Сетенай знал, как сильно они не любят друг друга, но это не помешало ему отправить их на задание вместе. По-видимому, он решил, что им не повредит немного здорового соперничества. И хотя признавать это было неприятно, в присутствии Тала была логика. Он куда лучше ее ладил с людьми. Но все равно она предпочла бы, чтобы Сетенай доверил это задание ей одной.

По сути, не так важно, кто именно принесет ему Реликварий. Счастья Белтандроса Сетеная, как солнца, хватит на всех. Однако у Тала были свои мерзкие причины стать тем, кто вручит Сетенаю Реликварий, а Ксорве была настроена сделать так, чтобы Тал никогда в жизни не добился желаемого.

– Они что-то от нас скрывают, – сказал Тал, едва они погасили свет.

– Да неужели, – отозвалась Ксорве. – Ты бы заметил это, если бы не был слишком занят, строя глазки Малкхае .

– Не суй свой клюв, куда не просят, – отрезал Тал. – Все я заметил. И у меня что-то наклевывалось.

– Ты ничего не добьешься с карсажийцем, – сказала Ксорве. – Они слишком религиозны.

Тал зарылся лицом в подушку.

– Много ты понимаешь.

– Просто не веди себя как болван, – сказала Ксорве.

– Ой, да хватит уже, Ксорве. Это все ради информации. Просто у меня лучше получается ее добыть. Не будь ты такой недотрогой, возможно, ты бы не подозревала меня во всех грехах.

– Информация, – протянула Ксорве. – То есть ты этого хочешь от Сетеная.

Она ожидала, что Тал сразу же на нее набросится. Но вместо этого комнату затопила ледяная тишина, делавшая невозможным продолжение разговора. Преданность Тала Белтандросу Сетенаю давным-давно переродилась в это ужасное замалчиваемое нечто. Вряд ли Сетенай знал об этом, но Ксорве знала. У них с Талом было множество более серьезных причин ненавидеть друг друга: начиная с крепости Псамага их отношения были полны злобы и вражды, но это чувство отравляло их в особенности. Ведь что бы Тал ни делал, он не мог изменить одного: Сетенай выбрал Ксорве лично, а Тала взял к себе в качестве одолжения.

Она тихонько лежала, сожалея о своих словах. Тал умел провоцировать собеседника на грубость, а затем принимать оскорбленный вид. Они должны работать вместе, да помогут боги им обоим.

В конце концов, дыхание Тала стало ровным, и Ксорве убедилась, что он не притворяется спящим. Рюкзак он положил под одеяло и сжался вокруг него, как кулак. Возможно, он боялся, что ночью она будет рыться в его вещах.

Ксорве не спалось. Порой ей казалось, что сон находится по другую сторону стены, и она сможет добраться до него, только если пробьет стену головой. В конце концов, она встала с кровати и снова оделась. Раз уж сон не идет, она может заняться тем, что получается у нее лучше всего: прокрасться куда-нибудь под покровом ночи и подслушать разговоры. Если карсажийцы что-то скрывают, они вполне могут начать обсуждать это после того, как гости уснут.

Она прокралась в коридор. Дверь в центральную комнату была закрыта, и изнутри не доносилось ни звука.

Она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. За столом карсажийская девушка, Шутмили, склонилась над огромной книгой. Вокруг нее лежали многочисленные записи.

Шутмили перевернула страницу и сделала пометку на одном из своих листов. В правой руке она держала ручку с кисточкой – у Парцы была такая же, и Ксорве не разрешалось ее трогать. Время от времени она жевала кончик или крутила ручкой в воздухе. Ладонь у нее была узкой, как эта кисточка, и двигалась плавно, как вода.

Ксорве заставила себя перестать ее разглядывать и, насколько позволяла щель, изучила остальную часть комнаты. Шутмили здесь одна? Ксорве хотелось спросить, о чем она говорила за ужином, но не знала, как это сделать, не выдав собственные скрытые мотивы.

– Можешь войти, – сказала Шутмили, не поднимая взгляда от книги.

Ксорве корила себя за промашку, но сбегать было бы странно. Она вошла в комнату и приблизилась к камину, делая вид, будто ее заинтересовала расписная икона над камином. Бог на ней был изображен как босоногий карсажийский юноша с длинной, спускающейся вдоль тела косой. У дракона были голова и туловище женщины. Ее чешуйчатое тело обвивало груду костей.

– Линарья Аткалиндри уничтожает Зинандур, – сказала Шутмили, и Ксорве подпрыгнула. Ее голос был безразличным, холодным и глубоким, как ледяной колодец. Она не сдвинулась со своего места за столом и по-прежнему держала кисточку в руке.

– Прошу прощения? – переспросила Ксорве.

– Свет уничтожает тьму. Мудрость уничтожает хаос и скверну. Герой человечества уничтожает Отступницу, – улыбаясь, пояснила Шутмили. Улыбка вышла беспомощной, слабой, – казалось, ее вот-вот сдует ветерок, – и сопровождалась пристальным и беспокойным взглядом. – Ты что, никогда раньше не видела?

Ксорве не могла понять, что звучит в ее голосе: снисходительность или искреннее любопытство. Как бы то ни было, прямой вопрос превзошел ее ожидания.

– Вообще-то у нас в комнате висит икона, – сказала Ксорве. – Но эта мне незнакома.

Ксорве помнила, что в Карсаже поклонялись девятерым богам, и что каждый из них управлял разными сферами жизни. Она узнала об этом еще в Доме Молчания, но богов, на ее взгляд, было многовато, и она едва ли помнила их имена.

– Как необычно, – сказала Шутмили. Она посмотрела на свои записи, словно собираясь с мыслями. Ксорве, ненадолго избавленная от ее внимательного взгляда, получила небольшую передышку, но ей почему-то стало досадно, что она не оправдала ожиданий Шутмили. Впервые за долгое время она пожалела, что слушала уроки Парцы вполуха.

– Я мало что знаю о вашей религии, – сказала она.

– Возможно, ты первая в моей жизни, кто о ней не знает, – заметила Шутмили. – Но я редко встречаюсь с чем-то необычным, так что это даже неплохо. – Она обмакнула кисточку в воду, высушила и отложила в сторону, явно решив, что Ксорве заслуживает беседы.

– Так какую же религию исповедуют в Тлаантоте? – спросила Шутмили. Едва ли она насмехалась: Тал порой прикидывался увлеченным, чтобы поиздеваться над ней, но интерес Шутмили явно был неподдельным. Ксорве вспомнила ее поведение за ужином, то, как она сидела, склонив голову, опустив глаза и едва разговаривая. Удивительное преображение.