Екатерина Соловьёва - Вечерняя звезда [litres]

«Может дойти…» – это нужно было запомнить. И повторять много-много раз в день. Каждый день. Чтобы оно превратилось в «дойдёт».

На следующее утро Аполинэр встретила меня с загадочным видом:

– Лиза, хочу доверить тебе проект Никольского.

– Почему мне? Я даже не была на первой встрече с заказчиком.

– Из всех наших работ он отметил твои – Остоженку и ВДНХ. Серьёзной архитектуры и инженерки нет, один дизайн. Сложностей не возникнет.

Здание понравилось сразу. Типичное административное, девятнадцатый век, восьмидесятые-девяностые годы с их неорусскими кирпичными фризами и скатной крышей. Хай-тек в них живёт великолепно.

За стойкой администрации сидели две симпатичные девушки в белых рубашках.

– Я к Никольскому на четырнадцать.

Кабинет генерального был на верхнем этаже. Перекрытие чердака при прежнем ремонте разобрали, открыв фермы и изломы крыши. Это было красиво. Но обновить действительно не помешало бы: отделка смотрелась пожухлой и устаревшей.

– Павел Валентинович задержится на десять-пятнадцать минут, – тоненькая, как прутик, девушка с балетной выправкой проводила меня в приёмную. – Чай, кофе?

– Спасибо, не беспокойтесь.

– А у нас печенье вкусное, – у неё была заразительная улыбка.

– Тогда кофе.

– Пожалуйста, позвоните Толмачёву. И отмените встречу в шесть. – Мужской голос заставил меня вздрогнуть.

Нет. Так не бывает… Теперь ты будешь мерещиться мне везде, волк? Это нечестно.

Генеральный стремительно взбежал по лестнице и увлёк меня в кабинет.

– Здравствуйте. Извините за ожидание. Надеюсь, о вас позаботились?

– Да, спасибо.

У него были пепельно-серые глаза и длинная косая челка, падающая до уха. И немного надменный изгиб рта.

– Сейчас расскажу вам, что я хочу.

Расскажи. А я пока посмотрю на тебя, вспоминая кое-кого с похожим выражением глубоко посаженных глаз.

Он воодушевлённо говорил о своей фирме. У него была масса идей и энтузиазм, совершенно не присущий моему чудовищу. Слава богу. Будь он столь же меланхоличен и нетороплив, я бы просто удрала.

Через полчаса я уже видела: сходство не такое впечатляющее, как показалось вначале, но оно, без сомнения, было, особенно в голосе. А ещё через полчаса стало ясно, что у него есть интерес не только к моим проектам.

– Елизавета, мы нигде не могли пересекаться? Вы мне кого-то отчаянно напоминаете, не пойму кого.

– Симонетту Веспуччи. Я её всем напоминаю.

– Я должен её знать?

Через минуту на планшете Павла расположились несколько Симонетт.

– Точно. – И его деловой энтузиазм окончательно покорился… чему-то более личному. – Вы не устали? Давайте пообедаем, здесь неподалёку есть приличное кафе. А потом продолжим. На пустой желудок неважно соображается.

Я и сама была страшно голодной – не успела позавтракать. Кофе с печеньем поддержал меня, но уже выветрился.

В коридоре мы встретили красивую женщину, высокую, стройную, при этом полногрудую, но потухшую, измученную и потерявшуюся в невзрачной одежде. Она с такой тоской глянула на директора, что я сразу поняла: её чудовище, в отличие от моего, было не за тридевять земель, а в соседнем кабинете, но тоже недосягаемо.

Она вцепилась в папку. Руки дрожали.

– Павел Валентинович, тут отчёт…

– Да, Елена, через полтора часа я буду на месте.

Я пожалела, что надела вызывающе красный свитер с довольно щедрым и сексуально перекошенным вырезом. Аполинэр приветствовала, когда мы одевались броско и неформально. Как говорил Феня, «креативненько».

«Буду ходить сюда как моль», – решила я.

– А Елена кем у вас работает?

Кормили правда вкусно. Грибной суп был бесподобен.

Павел оторвался от тарелки.

– Почему вы спрашиваете? Главным бухгалтером.

– Очень красивая женщина.

– Да?.. – он пожал плечами.

Мы вернулись из кафе и снова наткнулись на неё. Елена не могла скрывать своих чувств: рядом с Павлом она краснела, бледнела, сбивалась. А он не обращал ни малейшего внимания на её дивные густые волосы, длинную шею, точёные кисти рук, яркие от природы губы. Стоит в метре и в упор не видит. Вот как такое может быть?

– Молодец, – похвалила Аполинэр, едва я вошла утром в офис. – Никольский тобой доволен. Ему понравилась идея с напольной доской. И металлические конструкции, и цветовое решение. Воплощай. Начни с коллажа, согласуй цены, потом сделаем визуализацию. Вперёд.

Я днями напролёт сидела в интернете, листала каталоги мебели и книги по дизайну, выискивая детали для ремонта Никольского. Получалось замечательно, чему способствовала архитектура дома и свобода, предоставленная Павлом и Аполинэр.

Через неделю я раскладывала варианты коллажей перед заказчиком, одетая в свой самый невзрачный свитер того оттенка синего, который мне категорически противопоказан. Как говорит одна моя подруга, «он меня убивает». Это, конечно, субъективно. Её, например, «убивает» всё, кроме красного, оранжевого и жёлтого. Оставшуюся часть палитры она не носит. Я однажды намекнула, что при её корпуленции и характере опасность для неё представляет только двутавровая балка, и то – не факт. Она поржала и отправилась за очередным оранжевым в обтяжку.

Грязно-кобальтовый свитер я дополнила трагичной чёрной юбкой в пол, неуместно зеленоватой. А под свитер спрятала кулон Лауры и Виктора. Опал и бриллианты. Проницательность и твёрдость не помешают.

Павел встретил меня в дверях.

– Как вам к лицу синий!

Господи! Он уже в той стадии, что на зимний маскхалат с лыжами скажет: «Белый вас необычайно освежает!»

Опять пришла бедняжка из бухгалтерии что-то подписывать.

Затравленно поздоровалась со мной и подала своей любви бумаги, не поднимая глаз. А у него телефон зазвонил. Отделавшись от Елены торопливым жестом, он шагнул к окну – разговаривать. Она смотрела ему в спину.

Клянусь самой страшной клятвой: никогда и никому я не буду так смотреть в спину. Ни за что. Даже тебе, моё чудовище. Если ты придёшь ко мне, отчаявшейся, а потом, пьяную от счастья, бросишь, жестоко посмеявшись, и разместишь в «Инстаграме» фото с новой возлюбленной на Гавайях. Не буду. Обещаю.

Покинув Павла – у него началась планёрка, – я поинтересовалась у секретаря, где кабинет главбуха.

Елена тихо всхлипывала, прикрывшись рукой.

– Простите, у вас найдутся пять минут?

Оно торопливо смахнула слёзы. В её взгляде не было ни капли ненависти. Одна безысходность.

– Вот, держите.

– Что это?

– Лепестки роз, особенный сорт. Его вывела девушка, влюблённая в холодного жестокого человека. Когда-то давно она посадила обычные розы и плакала над ними долгие годы. Она дала эти лепестки мне со словами: «Они стали волшебными от моих слёз и помогут обрести стойкость, чтобы дойти до любой цели».