Ивар Рави - Мишааль

Утром, оставив нас на попечении жены, Ухуд ушел в порт. Его квоту на рыбалку в этом году уменьшили, в море теперь он выходил лишь два раза в неделю. После обеда рыбак вернулся с известием, что «Аусса» — так назывался сухогруз грека Баниотиса Селевка — пришвартовался в порту и должен приступить к разгрузке. Увидеть капитана ему не удалось, тот занимался таможенным оформлением груза.

Вечером Ухуд снова собирался в порт, но уже с Бадром, чтобы тот сам мог договориться о стоимости проезда на корабле. Я прогулялся по трущобам. Мрачная картина портила настроение. Везде бегали полуголые чумазые детишки, худые, многие с искривленными ногами, что казалось странным, с учетом того, что здесь преимущественно рыбная диета. Но как оказалось, рыбу здесь ловили, но не ели. Практически вся она шла на продажу, а основным продуктом питания оставались бобы и финики, в изобилии произрастающие на этой земли и стоившие сущие гроши.

Рискуя заблудиться, я прошел до первого приличного магазина, купил две замороженные курицы, головку сыра, несколько вяленых колбас, банку кофе, пару упаковок макарон и баклажку с водой. Сгибаясь под этой тяжестью, словно навьюченный верблюд, я вернулся в дом к Мириам, которая чуть не расплакалась при виде подобного богатства. Мясо в этом доме было редким гостем. С моими подсказками она приготовила на ужин куриный суп с лапшой, который был благосклонно встречен как детьми, так и вернувшимися мужчинами.

Узнав, что на судно попадет европейка, Баниотис заломил двойную цену. Если попадается нелегал араб, на это посмотрят сквозь пальцы, а вот нелегалы европейцы — это всегда опасно. «Аусса», со слов Бадра, был сухогрузом среднего размера. Он побывал на корабле, даже присмотрел каюту, которую за дополнительную цену уступал старший помощник Баниотиса, филиппинец Санни Пакияо.

— Кровать там одна, но она не узкая, — хитро улыбнувшись, сообщил араб, поблескивая глазами. «Надеешься там меня разложить? Обломишься, Бадрушка!»

Я поморщился, а Бадр опять впился в меня взглядом. Налившаяся грудь и тянущий низ живота сигнализировали, что пора ждать гостей. Видимо, постоянные стрессы влияли на переменчивый женский организм, никакой упорядоченности цикла! Может, это — следствие насилия, не знаю, не было возможности пойти к врачу. Единственное, чем радовали предстоящие месячные, так это отсутствием беременности.

Когда все вышли из-за стола, Баниотис попрощался с нами до завтра и ушел к брату. Мы с Бадром так рано никогда не ложились и теперь решили посидеть на улице, чтобы не мешать Мириам укладывать детей. Ночное небо усыпали мириады звезд. Одна сорвалась с небосклона и полетела вниз, быстро потухнув.

— Не успел!

На обиженное детское лицо араба нельзя было смотреть без смеха.

— Что не успел, Бадр?

— Не успел загадать желание. Только хотел его правильно озвучить, как звезда погасла.

— А что ты хотел загадать?

Мой вопрос смутил его. Он немного помедлил и спросил:

— Обещаешь не смеяться?

Я, конечно, пообещал, хотя меня уже начинало душить от смеха, что такой взрослый мужик искренне верит в исполнение желаний по воле падающих звезд.

— Я хотел загадать, чтобы ты не отталкивала меня. Чтобы мы вместе провели всю жизнь, счастливо жили, вместе состарились и умерли в один день.

Ни фига себе! Да тут не одно, а целый вагон желаний. Я посмотрел на него, а Бадр глядел на меня. Как на святую вещь или реликвию. С неприкрытым обожанием.

— Бадр! Ну теперь понятно, почему ты не успел. Чтобы все это загадать, нужно, чтобы половина звезд с неба упала.

— Мишааль, ты обещала не смеяться. — Бадр встал. — Ты не смотришь на меня, как на мужчину, а для мужчины не может быть ничего обиднее.

С этими словами он зашел в дом, оставив меня на улице.

Эх Бадр, если бы ты знал, каких усилий мне стоит не думать о тебе, как о мужчине. Как о желанном мужчине! Будь я девушкой, не было бы вопросов и сомнений, но я не могу переступить через себя. Я, вернее, мое тело, хочет тебя, хочет безумно. Проблема в том, что я тоже мужчина, и пусть меня насиловали как шлюху, но в душе я не стал женщиной. Я думаю как мужчина, мечтаю как мужчина. Я не могу приказать голове перестроиться, а ты и так все усложняешь. Мне что, переспать с тобой, чтобы потешить твое самолюбие? А мое? Что будет с ним, если я добровольно раздвину ноги и буду извиваться под тобой от наслаждения?

А если сбудется то, о чем говорила та ассирийка?..

Я сплюнул по-мужски и зашел в дом. Бадр лежал раздетый до пояса, а я еще вчера спал в одежде, чтобы его не провоцировать.

Днем из порта вернулся Ухуд и сообщил, что выход сухогруза в море намечен на завтра, ближе к вечеру. Оставалось вытерпеть всего один день и одно незаконченное дело, постоянно донимавшее мои мысли. Заметив, что я мрачнее тучи, Бадр спросил напрямик, что меня тревожит.

— Понимаешь, я не могу забыть, что Зияд Сасави ходит по земле и портит жизнь людям. Я обещала его убить, а вместо этого трусливо убегаю, признавая поражение.

— Моя Мишааль, если ты хочешь, я найду и убью его, но вряд ли мы сможем тогда выехать из страны. — Араб говорил серьезно, сомневаться не приходилось.

— Нет, Бадр, пусть живет. Бог призовет к ответу его душу, а для нас важнее вырваться из этого ада.

Мы еще посидели дома, строя планы на будущее: если раньше желание араба быть рядом со мной всю жизнь меня напрягало, теперь я смотрел на это спокойно. Каким-то образом вчерашняя ночь все изменила. Скорее всего, я наконец осознал, что это тело мое навсегда, а девушке в одиночку долго не протянуть в этом деспотичном патриархальном раю.

Виталий Иванович Проскурнов уже знал о событиях ночи, прогнозы его аналитиков и данные искусственного интеллекта оказались верны. Светлых, используя своего помощника, выбрал городом бегства Джидду. Оставалось понять, на каком судне он попробует покинуть страну. События вчерашней ночи должны были только ускорить его отъезд. В настоящий момент в порту Джидды находилось более двух десятков кораблей, приписанных к разным портам стран Магриба. То, что беглецы не сунутся в Европу, понятно. С жесткой миграционной политикой Старого Света не было и шанса благополучно ступить на землю. Два судна, эритрейский сухогруз и алжирский контейнеровоз, вызывали самые серьезные предположения. Но которое из них?

Запросив помощников выяснить сроки выхода в море, Проскурнов понял, что досмотру подлежит только эритрейский сухогруз. Контейнеровоз задерживался на неделю. Связавшись по спецтелефону с заместителем директора федеральной службы безопасности, он доложил свои соображения.

— Хорошо, Виталий Иванович, сейчас свяжусь с адмиралом Небогатько. Дай бог, чтобы не ошиблись. Хорошо хоть, страна не амбициозная, не будет потом вопить о нарушении международного права.