Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

Все это время я стараюсь не думать о том, что моя кожа прикасается к его коже, что мои пальцы дотрагиваются до его лица. Стараюсь не встречаться с ним взглядом, когда он поднимает голову. Мы не находились настолько близко друг к другу с тех пор, когда он провожал меня до дома, а после устроил сцену на дорожке. Тогда мы только-только начали исследовать тела друг друга, но нам пришлось прерваться. А теперь я никогда не узнаю полностью его тело. Он не будет моим первым. Может, вообще никто не будет.

– Мэйв?

– М-мм?

– Ты притихла.

– О, извини.

Я беру зеркальце мамы и показываю ему его отражение.

– О, мне нравится, – усмехается он. – Обычно я пользуюсь красной помадой. А эту, дымчатую, вообще никогда не пробовал.

– С помадой столько хлопот, – говорю я.

– Ну да. Трудно целоваться.

Я смотрю на него, сидящего на кровати моих родителей, с лицом в тенях, с жемчужным ожерельем на шее, и размышляю о том, неужели на свете есть кто-то красивее. Мы глядим друг на друга. Что у него на уме? К чему эта фраза про «Трудно целоваться?»

– Ну да.

Я закрываю крышку маминой косметички и кладу ее обратно на столик.

– Мэйв, – хватает он меня за руку, когда я прохожу мимо.

Я отвожу ее в сторону.

– Можешь позаимствовать у меня что-нибудь из одежды, – говорю я торопливо. – Например, шубу.

– Меховую ШУБУ?

– Не начинай. Это наследство от прапрабабушки, или кого там.

Мы поднимаемся в мою комнату, и я показываю ему шубу. Комнату освещает единственная лампа у кровати. Такое впечатление, что это не лампа, а последние лучи заходящего солнца. Шуба из кролика переливается насыщенным стальным серебром. Он надевает ее прямо поверх футболки.

– Надо целиком померить, с жемчугом и со всем.

– Точно, – говорит он. – Передай мне пакет.

Я кидаю ему пакет и сажусь на свою кровать. Ро снимает шубу и медленно стягивает футболку через голову.

А я смотрю на него. О господи, помоги мне. Смотрю во все глаза.

Я никогда еще не была наедине в комнате с мальчиком с голым торсом. Конечно, я бывала на пляже летом. Лениво разглядывала играющих в футбол парней в одних шортах. Но сейчас, с приглушенным светом, в комнате, где прошло мое детство, где я болела ветрянкой, где ночевала с подругой, где засовывала руку под пижаму и представляла… ну, это. Как будто бы он здесь. Передо мной. Как сейчас.

Атмосфера в комнате меняется. Ро смотрит, как я смотрю на него. Я решаю не отворачиваться. В конце концов, может, это мой последний шанс. Нужно как следует восхититься им. Его тело, как и он сам, – ряд контрастов. Толстые, массивные плечи, узкая и элегантная ключица. Мускулистые руки, которые бесчисленное количество раз переносили усилители и барабаны на репетициях, и изящный изгиб, где к его животу прикасается пуговица джинсов. Сейчас он похож на щенка, но через пару лет, возможно, возмужает, как это случилось с Пэтом, сильным, широким и крепким.

Он смотрит, как я смотрю на него. Его лицо под радужным хайлайтом краснеет. Он тянется за синей сорочкой.

– Не обязательно это надевать, – тихо говорю я.

– Нет?

– Нет, – улыбаюсь я. – Мне нравится смотреть на тебя.

– А мне на тебя, – отвечает он хриплым голосом. – Но я ощущаю себя немного как на витрине.

– О.

Я смотрю на свою одежду. Синюю, как посоветовала Фиона. Шерстяное платье-джемпер и толстые колготки. Я встаю и снимаю джемпер.

Я стою напротив Ро О’Каллахана в лифчике и колготках. Мне хочется громко рассмеяться, настолько я не верю в происходящее. Когда я стала тем, кто раздевается в присутствии других?

«Когда ты решила, что это твой последний день жизни, Мэйв», – отвечаю я сама себе, и мне уже не хочется смеяться.

Аарон прав. Будет очень интересно. Если я выживу.

Ро делает шаг ко мне и отводит волосы с лица. Пальцы его касаются моих лопаток. Он прижимает меня к себе. В прохладном воздухе его тело такое теплое.

– Ты такая красивая, Мэйв, – бормочет он. – На самом деле…

– Что на самом деле?

– На самом деле жизнь от этого становится труднее.

И мы целуемся. Сначала медленно и нерешительно, а потом все отчаяннее, словно голодные набрасываемся на еду. До этого мы никогда не были по-настоящему одни, если не считать кратких моментов в подземном переходе или у реки. Уединение требует от нас решительности. Ну давайте уже. Пока не поздно .

Я прикасаюсь к нему и не могу остановиться. Всякий раз, когда мне кажется, что захожу слишком далеко, слишком по-животному, он отвечает еще сильнее. Его руки под моими колготками, его губы касаются моей груди. Гравитация влечет нас в постель, и я сажусь верхом на него, пока он прислоняется к стене.

Все это так восхитительно, так ошеломительно свежо. Я не могу поверить в то, что делаю; но мне этого мало. Мне нужно видеть его всего, ощущать его всего.

– О, погоди, – почти бездыханно говорит Ро, подаваясь чуть назад. – Потише. Не так быстро.

– Почему? – спрашиваю я, кусая его за мочку уха.

– Ну, во-первых, нам скоро нужно быть у реки.

– К тому времени мы уже закончим.

Он подается назад, встревоженный моим практичным тоном. При слове «закончим». Всматривается в мое лицо, немного запачканное его косметикой.

– Ну… ладно. Но пусть даже так… тебе не кажется, что мы слишком торопимся, Мэйв. Мы ведь даже… Мы даже не говорили о…

Я начинаю терять терпение. Если бы он только знал, что это может быть наш последний шанс! Мой последний шанс.

– Я готова, – поспешно говорю я. – Ро, я хочу, чтобы ты у меня был первым.

Я даже не могу поверить в то, что говорю это на самом деле. В то, что это правда. Я действительно хочу, чтобы он был у меня первым. Но я не думала, что мне придется так самой говорить об этом, пытаясь убедить его.

– Я… я рад. И я… хочу, чтобы ты была… у меня первой. Но ты правда думаешь, что сейчас…

Я прижимаюсь к нему плотнее и вижу, что его сомнения начинают понемногу развеиваться. Все это так возбуждает. Обладать телом. Ощущать, какая в нем таится сила. Это как все, за что я обожаю колдовство: инстинкты, животный магнетизм. Он целует меня, долго и медленно, привлекая к себе. Ему тоже этого хочется, как и мне.

Но вот он снова прерывается.

– Мэйв, у нас же ничего нет.

– Нет чего?

– Ну, знаешь. Чтобы предохраняться.

Меня вдруг охватывает приступ печали. Как мы можем быть настолько связаны, настолько физически приклеены друг к другу, но при этом придерживаться совершенно разных точек зрения? Вот Ро – он беспокоится о будущем, о детях, о «предохранении». А вот я – и все в мире говорит о том, что никакого будущего не будет, по крайней мере для меня.

Он смотрит на меня озабоченно.

– Мэйв, ты…

Я встаю и поднимаю платье с пола.

– Ладно, все нормально.

– Ты ведешь себя как-то странно.