Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

Мне кажется, как будто само время замедлилось, и каждое микромгновение длится вечность. Я смахиваю слезы, и движение руки как будто занимает несколько часов. Отблеск свечи, моргнувшей несколько секунд назад, до сих пор лежит на лице Фионы, похожий на золотистую татуировку.

Я смотрю на реку. Не слышно ни малейшего всплеска волн, а сама река похожа на темную полосу посреди земли.

– Как и писала Лили, – умоляю я. – Никто не плавает, никто не тонет.

Я держу нож в руках и шепчу одновременно себе и Домохозяйке:

– Никто не умирает.

– Умирает.

У нее глубокий, молодой и безразличный голос. Как будто кто-то устало смотрит, как очередной турист пристегивает к и без того перегруженному мосту еще один замок. Хорошо, что я в это время не смотрю на нее и не вижу, как у нее шевелятся губы. Слышать Домохозяйку и без того жутко. Большего я не выдержу.

– Я сделаю это, и все кончится? – говорю я, следуя внутренней логике сказок, судя по которым никогда не следует заключать сделку, если не знаешь точных условий. – Лили вернется?

– Да, – отвечает она.

При звуках имени своей сестры сидящий сбоку от меня Ро слегка ерзает.

Я вытираю слезы тыльной стороной ладони. Пора заканчивать представление.

Вот и все. Я поднимаю нож, готовая сделать последнее движение. Воткнуть его, покончить со всем этим кошмаром и вернуть Лили.

Лезвие нежно прикасается к коже моей руки, как будто целуя ее. Капли крови падают на атлас. Они алого, а не багрового цвета, который, как я знаю, хочет увидеть Домохозяйка. Я пытаюсь погрузить лезвие глубже, но у меня начинают слабеть руки. По крайней мере не так уж больно. Хоть что-то.

Перед глазами у меня расплываются темные пятна, и я поднимаю голову на Домохозяйку, стремясь заметить ее одобрение. Но она пропала вместе с золотистым светом заклинания.

– Мэйв!

Ро прыгает на меня, пытаясь вырвать нож из моих рук. Он придавливает меня к земле и встает коленями мне на бедра. Моя голова падает в грязь и ударяется обо что-то твердое.

– Ро, стой. Ты не знаешь, что делаешь.

– Что происходит? – кричит Фиона. – Ро, почему ты напал на нее?

– Дай мне нож, Мэйв. Дай мне его.

В конце концов у меня не остается выбора. Он обхватывает мои пальцы своими вокруг рукоятки и тут же разворачивает нож лезвием к себе.

– Ро, нет!

Но он просто смотрит на меня и падает спиной назад на белый атлас.

Что я помню.

Фиона, перевязывающая раны атласом. Накладывающая, по ее выражению, «кровоостанавливающий жгут». Я помню, как она произносит эти слова по телефону сотрудникам «Скорой помощи». Она повторяла их сквозь слезы, держась за них, как будто это какое-то магическое заклинание. «Я перевязала их раны, – повторяла она. – У них сильное кровотечение. Я наложила кровоостанавливающие жгуты».

Помню, что еще подумала, насколько это мучительно для нее – так заботиться о нас, хотя последнее, что ей хочется в жизни, – это ухаживать за другими людьми. Подумала, что, наверное, ее мать гордилась бы ею.

Луну. Все и везде было луной: все было белым; все было жемчугом. Холодный мятный свет падал на Фиону со всех сторон. Он освещал ее лицо, пока я лежала на земле и смотрела на нее. Как она не замечает? Как она вообще держит глаза открытыми? Я могла смотреть только свозь узкие щелочки. Луна висела за ней, огромная и вездесущая, как самый пьяный человек на вечеринке.

Траву. Мокрую и грязную, к которой я прижимала лицо, чтобы меня не ослеплял свет луны. Ощущение было приятным. Как будто кожу помазали исцеляющей мазью.

Фиону, которая обнимала меня, пока не приехала «Скорая», как будто ребенок обнимает огромного, выигранного на ярмарке плюшевого медведя. Она умоляла меня не прижиматься к траве. «Смотри на меня», – говорила она, держа мое лицо в своих руках.

Ботинок Ро. Нижнюю часть его тренировочных штанов. Испачканных в грязи, едва прикрывающих его лодыжки. Я зажмуриваюсь. Я должна была это понять. Он знал, что я собираюсь сделать. Он знал с того момента, как увидел острый нож для разделки. Ро. Ро. Ро .

Реку. Тихий всплеск, похожий на морской прибой, становящийся все громче и громче, все больше и больше. Я смеялась, вспоминая про поранившие мою ладонь шестеренки. Это же было очевидно, разве нет? Мы сами сказали, что Лили – это вода.

Лили – вода.

И, наконец, я помню, как лунный свет начинает гаснуть, а длинные волосы щекочут мне лицо. На лоб падают капли воды, такие теплые и пахнущие железом, что поначалу мне кажется, что это моя кровь.

– Ох, Мэйв, – говорит Лили. – Что же ты наделала?

Когда я просыпаюсь в больнице, то рядом со мной только Джо. Она смотрит в телефон и кусает пальцы. Вокруг ее влажных глаз красные пятна.

– Ужасно выглядишь, – говорю я.

– О господи. Мэйв. Ты очнулась! О боже, сейчас позову маму с папой, они в столовой. Нет, погоди, ты-то как? Нормально? Помочь сесть?

– Я… нормально, – отвечаю я неопределенно и смотрю на руку.

Аккуратная дорожка швов из коричневой нити. В верхней части кусок ваты – там, где я хотела воткнуть лезвие поглубже, прежде чем Ро перехватил нож и направил его на себя.

Я закрываю глаза; по моему лицу текут слезы.

– Эй, только не начинай, – говорит Джо. – Это я должна тут плакать.

– Почему я здесь? Я долго спала? Что случилось?

– Ты сильно ударилась головой, Мэйв. Прямо о камень, когда упала.

– Когда я…

– Фиона объяснила, что вы… что там делали? Помогали ей репетировать? Она вызвала «Скорую помощь» и приехала сюда с тобой. Ее мама забрала где-то с час назад.

Слава Богу, есть Фиона.

– А что с Ро?

– С кем ?

– Рори. Рори О’Каллаханом.

– Он… ему не так повезло, как тебе, но вроде бы все будет в порядке. Ему перелили кровь. У его родителей и без того теперь много хлопот.

– И без того много хлопот?

– О боже, я забыла рассказать. Ты же не знаешь. Лили. Она нашлась. Добрела до дома ночью, когда родители были уже в больнице, и рухнула у порога. Соседи им позвонили.

Я моргаю, долго и медленно. Не могу поверить в услышанное. Мы с Ро живы, а Лили… вернулась? Как такое возможно?

– Так где же Лили была? – спрашиваю я в замешательстве. – Где она была все это время?

– Не знаю. Они пока никому про это не рассказывали. Но она была почти вся синяя. Переохлаждение. Наверное, едва не замерзла до смерти.

– Значит, она в больнице?

– Ну да, – отвечает Джо и после паузы добавляет. – В этой больнице.

– Мы с Ро и Лили в одной и той же больнице, – недоверчиво говорю я. – Живые.

– Живые, – подтверждает Джо.

И больше я не слышу ни слова с ее стороны, потому что в палату врываются мама с папой, окружая меня заботой со всех сторон.

Они остаются еще несколько часов, даже после того как время посещения заканчивается. Мама относится ко мне, как будто я стеклянная. Я не слишком много говорю и делаю вид, что устала гораздо сильнее, чем на самом деле. Я жду каких-то зацепок, пытаясь узнать, что сказала им Фиона. Актриса из нее, наверное, еще лучше, чем я думала, потому что, несмотря на всю странность истории, мама с папой, похоже, совершенно не сомневаются в ее правдивости. Мы якобы репетировали «Отелло» – такова была идея Фионы. Нож предназначался для сцены смерти Дездемоны. Джо изучала в колледже Шекспира, но ничего не говорит. Интересно, помнит ли она, что Дездемону вообще-то задушили, а кинжалом зарезала себя Джульетта.