Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

– Дай, помогу, – говорит Фиона.

Она снимает пластырь и внимательно осматривает мою руку.

– Думаешь, тебя освободят от домашней работы до следующей недели? – говорит она, проводя пальцем по сморщенной смуглой коже.

– Не знаю, – вздыхаю я. – Может, если сделать совсем уж несчастный вид…

Но я не договариваю. Я не свожу глаз со своей руки, которую до сих пор держит Фиона.

Швы у меня исчезают. Хирургическая нить, от которой я надеялась избавиться только через несколько недель, буквально тает на моих глазах. Края раны набухают и сливаются друг с другом.

– Это ты делаешь? – шепчу я. – Потому что это не я.

– О нет, – Фиона откидывает мою руку, словно горячую картошку. – О нет.

В субботу у Ро репетиция. его уже выписали из больницы, и он уверил своих родителей, что быстро вернется и что будет все время сидеть на стуле. Я подхожу к дому О’Каллаханов, держа в руках пластиковый пакет с конфетами и разными принадлежностями для рисования.

– Привет, Мэйв, – немного неодобрительным тоном обращается ко мне миссис О’Каллахан у входа. – Рори говорил, что ты можешь зайти.

– Да, здравствуйте, миссис О’Каллахан, – вежливо говорю я.

Лили всегда называла мою маму «Нора». Но я неизменно называла ее маму «миссис О’Каллахан».

– Я просто подумала, может, Лили захочет кого-нибудь увидеть.

– Я спрошу, – сухо говорит она и оставляет меня стоять на пороге.

Она даже не предложила мне зайти в прихожую. И она так долго не возвращается, что я уже собираюсь уйти. Наверное, она уже забыла, что я стою у входа в их дом.

Но тут миссис О’Каллахан снова открывает дверь.

– Только на минутку, – говорит она. – Ей до сих пор немного не здоровится.

Я следую за ней по лестнице. Этот путь знаком мне с детства. Я часто поднималась по этой лестнице, когда все мы, и я, и Лили, и Ро еще были детьми. Маленький Ро с оттопыренными ушами. Маленькая Лили с сонными, полуприкрытыми глазами. Тогда еще моя мама сделала несколько фотографий в нашем саду. У нас есть фотография в рамке, как мы с Лили прыгаем вокруг разбрызгивателя. Но за последние годы фотографий с Лили или Ро почти нет. Наверное, родителям уже неинтересно фотографировать детей, когда те перестают быть детьми.

Миссис О’Каллахан со скрипом приоткрывает дверь в спальню Лили.

– Заходи, – говорит она. – Я вернусь через десять минут.

В комнате Лили места хватает только для кровати и туалетного столика. Я не была здесь почти два года, но с тех пор немногое изменилось, разве что рисунки на стене стали еще более профессиональными. Лили сидит в кровати. Ее светлые волосы свисают до плеч. В руке она держит блокнот для рисования. Когда я захожу, глаза ее вспыхивают, но она не откладывает в сторону блокнот.

– Привет, – говорю я. – Как поживаешь?

– Привет, – говорит она, но не отвечает на вопрос.

– Принесла тебе «Хироус», – помахиваю я пластиковым пакетом.

– Спасибо, – сухо говорит она.

– Ну ты как? – повторяю я, потому что она не ответила.

Она откладывает блокнот и делает большой глоток воды из стакана рядом с собой.

– Ты зачем сюда пришла, Мэйв Чэмберс?

Я вздрагиваю. Почему Лили называет меня по имени и фамилии?

– Да вот, пришла посмотреть, как ты. Ну, и извиниться хотела.

– Значит, извиняешься.

– Да.

– За что?

– За то, что так обращалась с тобой. За то, что бросила тебя. За то, что сделала тот глупый расклад, когда… когда все это началось… вся эта дурацкая штука.

Последние слова я произношу наугад. Я не уверена, насколько Лили знает о том, что происходило с ней. Может, весь месяц она провела в коме, без сознания? Или же она знает все?

Она смотрит на меня усталым взглядом, словно избалованный король-ребенок.

– Не извиняйся.

– О.

– А нет, погоди, – она склоняет голову набок. – Если хочешь извиниться, извинись за то, что вернула меня.

– Что?

– Да. Извинись за то, что положила всему конец. Извинись за то, что превратила меня обратно в это… в это существо на кровати.

Глаза ее теперь блестят от слез. Она сердито вытирает их, не желая показывать мне свою слабость.

– Знаешь, о чем я думала в тот дурацкий день, когда ты решила разложить свои дурацкие карты? Я думала…

Одна-единственная хрустальная слеза падает на ее блокнот.

– Я думала: «О боже, лишь бы оказаться где подальше» . Подальше от этой школы. Подальше от тебя. Подальше вообще от всех людей.

В голове у меня что-то щелкает.

– Я пожелала тебе пропасть. А ты сама хотела пропасть.

Неужели именно это и вызвало Домохозяйку? Сочетание двух параллельных желаний. И объединившая их заколдованная колода Таро?

Она снова проводит рукой по лицу, смахивая очередные слезы. Впечатление такое, что она просто хочет ударить себя в глаз.

– И это сработало, Мэйв. Я пропала. Оказалась вдали от всех.

Я разглядываю новый рисунок, приклеенный к стене скотчем. Перевернутая тележка, плывущая по течению. Вылезающие из икринок головастики. Лиловые пятна радужной форели.

– Ты была рекой, – просто говорю я.

– Да, – отвечает она мрачно. – Была.

Она снова начинает рисовать – в основном чтобы отвлечься от слез.

– Могла быть такой большой. Больше всего на свете. Целые мили и мили, без конца. Или маленькой. Маленьким ручейком среди камней…

Она останавливается и переводит взгляд прямо на меня.

– Я видела тебя, – сердито говорит она. – Видела тебя однажды.

Я вспоминаю мгновения, когда целовала ее брата возле реки.

– Э-эээ… правда?

– Ты засунула в меня руку.

– Шестеренки, – морщусь я. – Ключи.

– Я порезала тебя, – медленно говорит она. – Твоя кровь попала в реку.

Волосы у меня на шее встают дыбом. Теперь она меня пугает. Домохозяйка определенно оставила на Лили какой-то отпечаток. Может, даже овладела ею или вселилась в нее. Это не Лили. Это не та девочка, которая лизала книги, а затем громко хохотала.

– Рана затянулась, – говорю я и вспоминаю, как вчера меня за руку держала Фиона.

Порез на коже действительно затянулся. Остался лишь едва заметный шрам, как будто прошло несколько недель. Если Лили и Фиона настолько изменились после ритуала, то, наверное, и мы с Ро должны были измениться? Что таится внутри нас?

– Можешь уходить, – говорит она.

– Ты устала?

– Нет. Просто хочу, чтобы ты ушла.

– Ну ладно. Окей.

Я смущенно смотрю на пакет конфет из ближайшего магазина.

– Хочешь, оставлю?

Она смотрит на меня пустым взглядом.

– Да мне наплевать.

Я быстро спускаюсь по лестнице, пробегая мимо мамы Лили, чтобы она не увидела, что я плачу.

– Мэйв, – обращается она ко мне. – Мэйв, все в порядке?

Я как можно быстрее выхожу на улицу, склонив голову, погрузив нос в шарф. Лили чудовище. Чудовище, которому совершенно все равно, что я едва не умерла, спасая ее, и которое предпочло бы остаться рекой, чем превращаться обратно в обычную девочку.