Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками [litres с оптимизированной обложкой]

– Нет, – он шагнул вперед, посмотрел почти испуганно. – Что вы. Я очень рад, что вы пришли… Идемте, я покажу вашу комнату.

Тридцать первого декабря она ненадолго заскочила в общагу – взять кое-какие учебники. В холле первого этажа стояла наряженная пластиковая елка. Сашкины однокурсники, из группы «А» и группы «Б», сидели за барными стойками вокруг кофемашины, пялились на экраны планшетов и смартфонов, не разговаривали, но были постоянно на едва различимой связи – будто гирлянда с цветными лампочками в переплетении зеленых проводов.

– А что, на каникулы никто не уехал? – спросила Сашка.

– А смысл? – лениво отозвался Игорь Ковтун. Он сидел на высоком стуле, болтая в воздухе ногой в летней сандалии поверх теплого шерстяного носка. Футболка с очень короткими рукавами открывала мощные руки спортсмена, на предплечье ниже локтя синел, будто татуировка, округлый знак, маркирующий рабскую зависимость от Великой Речи.

Никому из нас больше некуда ехать, подумала Сашка. Мы принадлежим Институту…

Они принадлежат, подумала с внезапным ожесточением. Они в закрытом мире, будто за стеклом, а я нет. Я вам не аквариумная рыбка.

– Как поживает твой пилот? – осторожно спросила Аня Бочкова.

– Отлично поживает, – Сашка взяла картонный стакан из общей стопки. – Как эта кофеварка работает, можете научить?

Они посмотрели на нее, как если бы она вышла перед ними на сцену в вертикальном луче прожектора.

– И все его родственники поживают отлично, – Сашка повысила голос. – И так будет всегда. В Институте больше никто не будет меня наказывать!

– С этого места подробнее, – глухо сказала Лиза.

Она сидела по ту сторону барной стойки, Сашка не заметила ее, когда вошла. А теперь Лиза встала, белая, как восковая свечка:

– Подробнее. Ты что, дала Фариту Георгиевичу и за это получила иммунитет?!

Сашка отшатнулась:

– Следи за языком.

Отступая спиной вперед, не выпуская Лизу из виду, она попятилась к двери – под многими взглядами. Даже капелька масла в стакане с водой не может быть настолько чужой и отторгаемой. И она ничего, ничего не сумеет им объяснить: они пожертвовали свободой, а Сашка нет, но это не ее заслуга и не их вина.

Она медленно повернулась лицом к двери, спиной к Лизе и к однокурсникам. Шаг, еще шаг, до двери рукой подать…

Вошел Костя – быстро, уверенно, заранее зная, что Сашка здесь, заранее широко улыбаясь:

– Все-таки явилась праздновать, да?

– Нет, – сказала Сашка и оценила, как изменился его взгляд. – Вы уж без меня как-нибудь. С Новым годом.

Антон Павлович стоял у стола, где рядом с зеленой маленькой елкой помещался старинный посылочный ящик из фанеры. На темной столешнице рядами лежали елочные игрушки – Антон Павлович протирал очки, щурясь. Сашка сунула ноги в домашние тапочки:

– А я так поняла, что у вас нет игрушек, и специально прикупила орехов и фольги…

– Конечно, есть, – Антон Павлович поправил воротник тщательно выглаженной домашней рубашки. – Мы обычно ставили две елки и наряжали еще одну во дворе, но потом она высохла, и пришлось спилить…

Сашка подошла ближе. Игрушки были тщательно отсортированы: ряд старинных фигурок, снеговики, конькобежцы, клоуны, каждой игрушке лет по семьдесят, наверное. Фонарики и сосульки, которым лет по пятьдесят. Старые и современные, вычурные и простые, и в каждом стеклянном шаре Сашка видела свое отражение.

– Целая коллекция, – сказала она, боясь прикоснуться.

– Есть еще другие, маленькие, – Антон Павлович склонился над пустеющим ящиком. – Вот…

Он вытащил со дна, покрытого слоем ваты, пригоршню разноцветных елочных шаров размером с вишню.

– Как славно, Саша, что вы пришли. Я уже не так хорошо вижу, а это тонкая работа. Но орехи и фольгу мы тоже пристроим к делу, не сомневайтесь…

Сашка кончиками пальцев взяла со стола большой красный шар, поднесла к свету. Грамматический разбор – на троечку. Верификация – на четверку, визуализация – на пять; она увидела в шаре отражение светловолосой женщины в нарядном платье, а рядом мальчика лет десяти, а рядом – ветки огромной елки с уже горящими елочными огнями. Люди в шаре двигались и разговаривали, Сашка могла бы прочитать слова по их губам, но рука дрогнула, и Сашка, боясь разбить игрушку, положила шар обратно на столешницу.

– Что с вами? – тихо спросил Антон Павлович.

– Мать Ярослава, – сказала Сашка. – Что с ней случилось?

– Она болела, – старик опустил плечи. – Это было давно… Сыну только исполнилось двенадцать. Но я помню, будто вчера…

Сашка прикинула расстояние по времени. Нет, сейчас она не дотянется. И ведь время дискретно, если спасти ту женщину – получится совсем другой Ярослав и другой Антон Павлович, может быть, счастливее. Но другие.

– Скоро мир изменится, – сказала Сашка. – В нем никто больше не будет умирать.

– Это невозможно, – он улыбнулся, немного встревоженный ее реакцией. – Но если вы так хотите, пусть будет. Пусть все живут вечно.

Телевизора в доме не было, часы с большим маятником отставали минуты на две, Сашка вовремя вспомнила, что у нее есть планшет, а на планшете – таймер с секундной стрелкой. В половине двенадцатого она запустила отсчет времени и мельком зацепила краем глаза список файлов, присланных на почту. На верхней строчке лежал новый, ни разу не открытый файл от Физрука – теперь уже точно от Физрука, с его официального адреса. «Я не убиваю студентов, – вспомнила Сашка. – Я давал вам задания «со звездочками», усложненные. Это тоже учебный процесс…»

Она не стала ни раздумывать, ни колебаться. Два касания пальцем – и нет никакого файла, и, вполне вероятно, нет никакого Физрука. Она в полном праве – она на каникулах…

Закурлыкал дверной звонок – кнопка, как Сашка давно выяснила, помещалась с той стороны калитки. Неизвестно, кто явился в ночь за двадцать минут до Нового года, и Сашка подобралась.

– Я сама, – сказала она Антону Павловичу, которому тоже явно сделалось не по себе. Сашка сунула ноги в ботинки, не зашнуровывая, накинула куртку на плечи и вышла в морозный темный двор. Загорелась, отвечая на движение, лампочка под крышей.

Была идеальная новогодняя ночь – и желать нельзя ничего лучше, безветрие и легкий снег, и небольшой мороз только затем, чтобы не разводить слякоть. По снежным искрам в свете уличной лампочки Сашка прошагала к калитке и поняла, что ее роста не хватает, чтобы заглянуть через забор. А дверного «глазка» в калитке не предусмотрено.

– Кто там? – спросила она начальственно, резко, давая понять гостю, что его здесь не ждали.

Последовала длинная пауза. Потом в замке калитки повернулся ключ, и это было как в кошмаре – ты не желаешь впускать чудовище, а оно лезет.