Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками [litres с оптимизированной обложкой]

А Ярослав не боится турбулентности, сажает самолет сквозь грозовой фронт, и никакая сила не помешает ему приехать однажды в Торпу и встретиться с Сашкой…

Адель Викторовна зачитывала теперь состав малых групп для индивидуальных занятий: некоторые имена повторялись по несколько раз. Сашкиной фамилии Адель не назвала, впрочем, Сашка теперь была последней в списке.

– Елизавета Павленко и Константин Коженников, вы будете заниматься в паре и задания выполнять тоже на двоих…

Сашка удивленно подняла голову. Поймала на себе напряженный взгляд Кости. Лиза не шелохнулась, только губы ее сжались в ниточку. Все, кроме Сашки, разобраны были по звеньям, Адель на сцене запнулась, перебирая бумаги, все в зале терпеливо ждали под внимательным взглядом Физрука…

– Александра Самохина, – провозгласила Адель, будто предлагая Сашке подняться на сцену за престижной наградой. – Вы… с вами у нас будет отдельный разговор. В четырнадцатой аудитории сегодня, ровно в восемнадцать ноль-ноль.

Коридор четвертого этажа навевал тягостные воспоминания. Сашка стукнула в дверь и вошла, не дожидаясь приглашения, хотя могла бы, наверное, и не хамить.

Адель занимала место Стерха, перед ней лежала стопка канцелярских бумаг и планшет, похожий на Сашкин. Влажной салфеткой со спиртовым запахом Адель протирала ладони, как леди Макбет – будто навязчиво желая стереть с них прежние неудачные поступки:

– Самохина, на будущее – не входите, пока вас не пригласят…

Сашка молча сгрузила с плеча рюкзак и уселась напротив.

– …Вы, безусловно, одна из лучших студенток на потоке и, может быть, в институте. Но вы склонны к нарушению дисциплины. Полагаете, талант дает вам право делать что угодно?

Адель Викторовна сидела на кончике кресла, очень прямо, источая запах незнакомых Сашке духов и посверкивая острыми, темными глазами. То ли характер у нее был резкий и бесцеремонный, то ли она считала необходимым выстроить субординацию с первого же дня.

– Вы местоимение, – сказала Сашка, задумчиво разглядывая ее. – Кажется, указательное. И вы, конечно, знаете, чье место заняли?

Адель поправила воротник сорочки, будто ей не хватало воздуха. Одернула рукава пиджака. Взяла со стола тонкий футляр, извлекла из него и надела очки – прозрачные, с тонкими линзами, кажется, без диоптрий. Поправила дужку на переносице. Сняла, протерла салфеткой. Вернула обратно в футляр.

– Николай Валерьевич был моим научным руководителем в аспирантуре. Я – личное местоимение, а не указательное.

– И вы собираетесь заменить Николая Валерьевича? – сарказм в Сашкином голосе прозвучал чуть резче, чем следовало.

– Функции, – тихо отозвалась Адель, – заменимы.

Сашка испытала прилив ненависти, какой не испытывала никогда даже к Фариту. По крайней мере в эту секунду ей так показалось.

Адель Викторовна отстранилась – откинулась на спинку рабочего кресла Стерха. Снова поправила волосы теперь уже двумя руками, с откровенным напряжением. Сашка вдруг осознала: этой женщине некомфортно в человеческом теле, будто в новом неудобном костюме, только в тысячу раз хуже. Возможно, она чувствует себя ослепшей, оглохшей, запертой в тесной клетке, – она, состоявшееся Слово, вынужденное притворяться человеком?

Сашкина ненависть осела, как пыль над развалинами. Адель Викторовна не выбирала свой путь, не по своей воле поступила в Институт Специальных Технологий и не сама определила себя в разряд местоимений – она могла быть только местоимением или быть никем.

Вероятно, у Сашки изменилось выражение лица, потому что ее собеседница отреагировала:

– Александра…

– Пожалуйста, не зовите меня Александрой, – прервала ее Сашка. – Александра – совсем другая… другой человек.

– Хорошо… Самохина, – Адель снова потерла ладони. – Я хочу поговорить о вашей индивидуальной учебной программе. Учитывая, что вы лексическая единица вне традиционных грамматических связей…

Она запнулась, будто боясь, что Сашка обидится – как если бы ее не взяли на школьную экскурсию со всем классом. Сашка терпеливо ждала.

– Завершение четвертого и начало пятого курсов, – продолжала Адель чуть извиняющимся тоном, – в классе практической специальности – это синтаксис в чистом виде. А вы вне синтаксиса. Вы Пароль…

Последнее слово она произнесла с опасением – и почтением одновременно.

– Спасибо за новость, – не удержалась Сашка.

– Новость в том, – Адель поджала губы, – что я поставлю вам два зачета автоматом – за летнюю сессию и за зимнюю, а вы полностью посвятите себя дипломной работе. Кафедра утвердила тему, сейчас я вас ознакомлю…

Она вытащила чистый лист, взяла карандаш левой рукой и, не отрывая грифеля от бумаги, нанесла сочетание символов. Рисунок начал развиваться во времени, дробясь и умножаясь.

– Что это, по-вашему? – небрежно спросила Адель.

– «Любовь», – пробормотала Сашка.

– Правильно, – Адель подняла рисунок над столом, перевернула лист, будто сбрасывая крошки на столешницу. Символы пролились вниз тонкими нитями и зависли в пространстве, образуя объемную фигуру – как елочная гирлянда, вырезанная умельцем из единственного листа бумаги.

– Динамическое построение, – продолжала Адель, и теперь ее голос звучал без напора и без менторских ноток. – Идея, существующая в системе проекций, преломляется через множество фильтров и зеркал, воспроизводит типовой, повторяющийся фрагмент информации…

Многогранный кристалл над столом подрагивал и усложнялся, понемногу теряя прозрачность. У Сашки закружилась голова.

– …Тема, дающая простор для фантазии, – Адель снова перевернула лист, витиеватым росчерком прошлась по рисунку и тут же подожгла бумагу, щелкнув зажигалкой. Лист растворился в воздухе, не оставив ни соринки, ни копоти. – В общем изъявлении «любви» нет ничего сложного, кроме объема работы. Но у вас теперь есть время.

– Скажите, Адель Викторовна…

Сашка запнулась. У нее шумело в ушах, а язык во рту казался набитым ватой.

– Адель Викторовна, у вас был сексуальный опыт до поступления в Институт?

– Нет, – отозвалась ее собеседница без намека на удивление. – А почему вы спрашиваете?

Сашка увидела, что Адель не растерянна, не возмущена, не оскорблена бестактностью студентки – она честно хочет разобраться, что за информацию попыталась получить от нее Сашка и зачем такая информация может быть нужна.

– Я пытаюсь понять, – сказала Сашка, – как вы лично относитесь… к этой идее. Когда вы говорите «любовь» – что вы имеете в виду?

Преподавательница смотрела на нее через стол и в этот момент, наверное, прощалась со своим авторитетом. С таким же успехом Сашка могла бы расспрашивать налима о банковских кредитах; Адель Викторовна могла смоделировать на листке бумаги сложнейшее понятие, но связать любовь и сексуальный опыт для нее, бывшего человека, было уже непосильной задачей.