Кира Лихт - Золото и тень [litres]

– Эй… – Маэль протянул руку, останавливая меня, и окружающая его аура мистики и опасности бесследно испарилась. Мы замерли перед входом в метро. – К тебе это не относится. – Маэль нежно погладил меня по щеке. – Пожалуйста, не смотри на меня так.

– Иногда ты меня по-настоящему пугаешь. Вот ты стоишь передо мной, и я отчетливо вижу то, что никто больше не замечает. Дрожащий вокруг тебя воздух, эти глаза… – Я немного помолчала, а потом покачала головой: – С Афродитой и Энко было то же самое, но с тобой все так… – Я не закончила предложение и вздохнула.

– С тобой мне сложно удерживать человеческое обличье, ведь ты – одна из нас. Мне не нужно скрывать от тебя свою сущность. С одной стороны, это здорово, но с другой… я постоянно забываю о том, что ты почти ничего не знаешь о нашем мире. Наверное, многое вызывает у тебя тревогу и страх. – Маэль посмотрел мне в глаза и добавил: – И я в том числе. Я не хотел тебя напугать. – Он снова погладил меня по щеке.

– Ничего страшного…

Эти поглаживания меня смущали. Мы договорились стать «партнерами по преступлению», а трогали друг друга больше, чем во время свиданий, которые никак не касались спасения Агады.

– Взгляни на это, – сказал Маэль и протянул мне бархатный мешочек. Я взяла его и осторожно вытряхнула содержимое. У меня перед глазами предстали две большие золотые застежки, украшенные старинными узорами, похожими на символы на браслетах Маэля. Я удивленно выдохнула, осознав, что именно держу в руке.

– Это застежки для платья? Те самые, которыми Эдип выколол себе глаза?

Маэль кивнул и сказал:

– Я хочу временно обменять эти застежки на одну вещь. Через несколько дней Эдип получит их обратно. – Маэль взял у меня мешочек и засунул в него застежки. – Но для этого нам нужен торговец. Надеюсь, оракул подскажет, где его найти. Пойдем, нельзя терять ни минуты.

Мы по лестнице спустились в метро, и Маэль остановился возле автоматов по продаже билетов. Потом протянул мне небольшую монетку.

– Подержи секунду.

Немного удивившись, я взяла мерцающую серебром монету. Какая тяжелая! И потертая. Тиснения почти не видно. Наверное, лет ей не меньше, чем бессмертной душе Маэля! Но зачем ему эта монета? Билет на нее не купишь… Маэль нагнулся к ноге, и краем глаза я заметила блеск чего-то металлического. Повернувшись, увидела, как Маэль полоснул ладонь складным ножом.

– Ты что, спятил?! – испуганно выдохнула я.

Маэль убрал нож обратно в ботинок и забрал у меня монету. У него в ладони собралась кровь. По всему моему телу, от макушки до кончиков пальцев ног, прошла ледяная дрожь. Маэль обмакнул монету в кровь и зажал в руке. Я торопливо огляделась по сторонам – проверить, не наблюдает ли кто за этим страшным зрелищем. Но все вокруг казались поглощенными своими делами. Маэль подошел к одному из автоматов с билетами и бросил окровавленную монету в прорезь. Все лампочки на автомате загорелись, но больше ничего не произошло.

– Вперед, – сказал Маэль, вытирая окровавленную руку о джинсы. – У тебя есть проездной?

– Да, конечно.

Маэль сдержанно кивнул и, подобравшись, направился вперед. Я последовала за ним. Мы прошли через турникеты и спустились на платформу.

– Какой поезд нам нужен?

– Никакой, – с улыбкой повернулся ко мне Маэль. – Подожди секунду. Сейчас сама все поймешь.

– Но…

– Подожди секунду.

Загудели рельсы, возвещая о приближении поезда. Маэль взял меня за руку, все его тело подрагивало от напряжения. Я замерла, едва осмеливаясь дышать. Люди заспешили мимо нас к краю платформы.

Однако поезд не притормозил. Из толпы послышались возмущенные ропотки. Я повернулась к Маэлю, чтобы спросить, что происходит, но тут сквозь грохот проезжающего поезда до меня донесся голос. Звонкий, ясный голос, который, казалось, принадлежал молодой девушке:

«Застать торговца там ты сможешь, где числа на богов похожи. Вот древность, рядом – современность, вот пыль, и блеск, и их надменность. Там отдаешь и принимаешь, стоишь ты не один и о па`тере вспоминаешь».

Ропот толпы стал громче, но я не обратила на это внимания.

– Ты это слышала? – спросил Маэль.

Я взволнованно закивала.

– Безумие какое-то! – с придыханием ответила я. – Но я совсем не поняла, что это значит!

– Оракул всегда говорит загадками. Давай купим кофе и устроим перерыв. Вместе мы обязательно поймем, о чем речь.

Возмущения вокруг нас становились все громче и громче. Большинство пассажиров негодовали, хотя следующий поезд должен был прибыть всего минуты через три. Я неодобрительно покачала головой, а Маэль ухмыльнулся.

– Будь у меня всего одна жизнь, я бы сейчас тоже рвал и метал.

Да уж, могу себе представить…

– Уважаемые дамы и господа, поезд не остановился на станции из-за технических неполадок. Просим вас о понимании…

Я перестала вслушиваться в доносящиеся из громкоговорителя слова и недоверчиво уставилась на Маэля. Тот в ответ лишь улыбнулся.

Мы устроились на подоконнике небольшого кафе.

– Все никак в толк не возьму, – сказал Маэль, пригубив кофе, – почему оракул отказывается идти в ногу со временем? Вместо этой загадочной чепухи он мог бы послать эсэмэску с GPS-координатами. Было бы очень по-современному.

Я уже привыкла, что Маэль любит возмущаться тем, что не может изменить, и поэтому слушала его вполуха. Со мной разговаривал легендарный дельфийский оракул. Дельфийский оракул! Он вмешался в управление поездом, чтобы тот создал воздушный поток, и передал по нему свое послание. Вообще-то только боги и полубоги могут обращаться к оракулу за предсказанием, для этого они используют в качестве подношения древнюю монету, окропленную своей кровью (при воспоминании я вздрогнула), но Маэль оставил на мне свою метку (я вздрогнула снова), и я тоже услышала пророчество, когда он взял меня за руку. Оракул изрек свое пророчество на греческом, но силы Маэля автоматически перевели его на родной для меня французский.

– Когда ты успел задать оракулу вопрос?

– Когда мы стояли у билетного автомата. Надо мысленно задать вопрос и бросить монетку в автомат. Если свет загорится, значит, оракул готов ответить.

– Что ты спросил? Где нам найти торговца?

– Именно.

– И сформулировал вопрос на греческом?

Маэль кивнул.

– На древнегреческом. Проснувшись в свой двенадцатый день рождения, мы обретаем способность бегло говорить на этом вымершем языке. К счастью, в столь юном возрасте не думаешь о том, что, возможно, сходишь с ума.

– Жуть какая! – рассмеялась я.

– К слову о греческом. Патера – это большая плоская чаша. Наводит на какие-нибудь мысли?

Разгадку пророчества, которое выдаст местонахождение неизвестного торговца, Маэль любезно свалил на меня. Возможно, потому, что, в отличие от него, я записала пророчество в телефон, чтобы не забыть. Я снова взглянула на дисплей.