Валерий Большаков - Новый путь [litres]

– А чё я‑то?

– Ви-и а зэ чэмпионс, май фре-ендс!

Тиныч хмыкнул, принимая мяч.

– Шевелись, чемпионы, обед стынет!

Я первым шмыгнул к выходу, в миллиметре разойдясь с Инной. Всей кожей уловив живое тепло, поймал, как брошенный цветок, нежный взгляд. Воистину, есть моменты, ради которых стоит жить!

Пока разгоряченная толпа мальчишек, галдя и гогоча, ломилась в высокие двери раздевалки, я, голый и босый, прошлепал в душевую. Журчащие струи хлестнули по плечам, окатили теплой влагой, и я выцепил скользкий обмылок со ржавой жестяной полочки. Решетка вентиляции под потолком донесла девичье ойканье – слышимость была хорошая.

– Вот кто постоянно коврики убирает! – слетело глухое Ритино ворчанье. – Убила бы. И так скользко, а они еще…

– Девчонки, девчонки! Давайте в темпе! – воскликнула Маша. – А то опять поесть не успеем!

– Житие мое… – вздохнула Светланка.

Свистящее шипение струй перечеркнуло высокие звонкие голоса.

На пороге душевой нарисовался распаренный Паша Почтарь – замер в позе сутулого Давида, только рукой придерживал не пращу, а полотенце.

– Миха, так нечестно! – поднял он крик с неподдельным возмущением. – Это мое место!

– Ваша лошадь тихо ходит, – фыркнул я, торопливо намыливаясь.

– Мон шер Поль, – манерно выговорил Зенков, щелкая самодельными шлепанцами, – наверное, вандалы спёрли мемориальную доску с вашей персональной кабинки!

– Да я там всегда мылся… – затрепыхался Пашка.

– Всё-всё, – миролюбиво сказал я, прикручивая оба крана, – ухожу!

Запнувшись о порожек, чуть не выстелился хилый Изя.

– Обожаю голых мужчин! – ухмыльнулся он, совершив пируэт на мокром кафельном полу. – Голых греков!

– Ой, Изя, не преувеличивай! – опал озорной голосок Альбины, теряясь за веселым шумством.

Динавицер смешно приосанился, выпячивая ребра, и крикнул:

– Спинку потереть?

Что мелкому нахалу ответили девушки, я не расслышал – обтершись цветастым китайским полотенцем с аляповатыми розами, спешно облачался. Даже большая перемена коротка, если длинна очередь в столовую, – гласит школьная мудрость.

Мне повезло – передо мной стояло всего трое шестиклассников, жадно принюхавшихся к упоительным парным запахам. Очередники подозрительно косились на меня, но им тоже подфартило – я против дедовщины. К тому же с Тасей-Харей не забалуешь – у нашей поварихи не только внешность, но и нрав, как у фрекен Бок.

– Здрасьте, Таисия Харитоновна, – сказал я бархатным голосом. – Мне, пожалуйста, пюре с котлетой и чай с рогаликом… Нет, давайте лучше с рожком!

– Не хватает, што ли? – прогудела «домомучительница» сочувственно, пока ее толстые красные руки ловко накладывали и наливали.

– Похудеть боюсь, – мило улыбнулся я, вызывая у Таси-Хари положительную реакцию.

Десять минут до звонка! Порядок…

Устроившись за столом у окошка, я умолотил толчонку с поджаристой котлетой и развел чайную церемонию.

Внезапно пахнуло знакомыми духами, махнуло восхитительно коротким подолом школьного платья, и напротив устроилась Рита.

– Приятного аппетита! – улыбнулась она обворожительно, помешивая ложечкой горячее какао.

– Дать половинку? – сказал я, разламывая рожок с повидлом.

– Кушай, кушай! – Девушка отхлебнула из стакана. – А мне не хочется. Инка вообще не придет – ей сказали, что у нее толстая талия!

– Балда мелкая, – вынес я вердикт.

Сулима хихикнула, отпила какао, и на ее лицо легло задумчивое выражение.

– Миша… – негромко начала она. – А ты Инку… любишь по-настоящему?

Я внимательно посмотрел на девушку – черные глаза отразили мой взгляд.

– Знать бы еще, что это за зверь такой – настоящая любовь… – Слова из меня выдавливались медленно, осторожно, чтобы и Риту не задеть, и не солгать. – «Влюбленный болен, он неисцелим!»

Сулима опустила глаза, перебирая пальцами стакан, словно обжигаясь остывшим шоколадом.

– Знаешь, что мне нравится? – невесело улыбнулась она. – Ты только со мной бываешь откровенным. Это приятно. А ты… рассказывал Инке… Ну, что тебя ищут?

– Нет, – мотнул я головой, испытывая тоскливые жимы и оттого раздражаясь. – Ни Инне, ни Насте, ни маме. Хватит и того, что я тебя впутал во все эти жмурки с догонялками!

– Я сама впуталась! – блеснула зубками Рита и оглянулась на соседний столик, за которым Изя давился котлетой.

– Жуй, жуй хорошо! – наставляла его Альбина. – Не глотай, как удав!

Динавицер смешливо хрюкнул. Дюха, шествуя мимо, хлопнул его по узкому плечу:

– Счастливой охоты, мудрый Каа!

– А ты куда это собрался, а? – затянула Зиночка, встряхивая влажными волосами.

– Домой! – вытаращился Андрей и добавил поспешно, полыхнув румянцем: – С тобой!

– Какое – домой? Нам на «Автодело» еще!

Лицо у Жукова малость вытянулось.

– Да?.. – промямлил он и мигом расхрабрился, выпалив: – Тогда я тебя на урок провожу!

Тимоша милостиво позволила отобрать у нее портфель.

– Ой, звонок скоро! – подхватилась Альбина. – Изя, быстрее давай!

– Да иду, иду… – проворчал Динавицер, слушая, как стихает торопливое стаккато каблучков. – Поесть спокойно не дадут…

– Пошли? – гибко поднялась Рита.

– Пошли, – сказал я.

Звонок догнал нас на лестнице, и мы прибавили шагу.

Автодело у нас вел Иван Васильевич Гришко, но все звали его Василием Ивановичем – уж больно на Чапая похож. И прокуренные казацкие усы, и пышный чуб, и смешинка во взгляде, отчего от уголков глаз разбегались лукавые радианты морщинок.

Гришко что-то чиркал в классном журнале, а все, как обычно, липли к громадному «наглядному пособию» – настоящему «ГАЗу‑51», правда, без кабины, капота и кузова. Зато все внутренности видны.

– Василий Иваныч! – воззвала Маша, примерно задирая руку.

– Что, Анка? – откликнулся учитель, не поднимая головы.

– А вождение когда?

– Вождение? – повторил Гришко рассеянно. – Весной вождение…

– У‑у‑у…

– Василий Иванович! – бойко воскликнул Изя, пробираясь на место.

– Что, Петька?

– А чё не сейчас?

– Сначала – матчасть, – весомо сказал Иван Васильевич, захлопывая журнал. – Так, все тут?

– Все! – прокатилось по классу.

– Раз все, то за мной – шагом марш! – Учитель решительно направился к двери.

– Чё, вождение?! – подскочил Динавицер.

– Хождение! – фыркнул Гришко. – На цыпочках!

Обрадованные новизной да интригой, юнцы и юницы повалили из класса, устроив в дверях веселый затор. Глухо донеслось строгое: «Ти-хо!»

– Ой, Василий Иваныч! – громким шепотом прожурчала Альбина, явно подлащиваясь.

– Что, Анка?

– А куда мы?

– На Кудыкину гору.

– Ну, Василий Ива-аныч…

– К гаражам! – туманно намекнул учитель.

Мы дисциплинированно пересекли пустынный вестибюль, утеплились в раздевалке и высыпали на улицу. Выси хмурились, обещая непогоду, а ветерок, что метался по двору, втягивая в хлопотливое кружение желтые листья, доносил тревожный запах небесной влаги.