Валерий Большаков - Новый путь [litres]

Предъявив охране пластиковую карточку пропуска, куратор провел своих подопечных в самый охраняемый особняк Америки.

– Следуйте за мной, джентльмены…

Вышколенный мордоворот из Секретной службы пригласил всю троицу наверх, в Красную комнату. Не Овальный кабинет, но все-таки…

Вакарчук, борясь с робостью, переступил порог.

«Ничего себе – комнатка!»

Стены обширного зала, обитые алым шелком, ладно сочетались с вишневой обшивкой вычурной мебели – и просто изобиловали дверями.

– Отсюда можно выйти в Центральный холл, Голубую комнату, Южный портик и… еще куда-то… А! В парадную столовую, – разглагольствовал Даунинг, уловив интерес Стивена Вакара.

– Бывали здесь? – повернулся к нему Степан, чувствуя себя некомфортно в новом костюме. Тут жмет, там давит… Дресс-код, однако.

– Нет, – ухмыльнулся куратор, складывая руки то на груди, то за спиной. – Читал в путеводителе!

Вакар изобразил голливудскую улыбку. Джек притворяется, играя в небрежность, а сам сильно нервничает – не каждый же день захаживаешь в гости к президенту Штатов! У одного Макса выдержка на пять с плюсом.

«Спокоен, как пятьсот тыщ индейцев!»

Максим Вальцев, он же Майкл Зор, осторожно погладил пальцем мраморный камин, взглядывая на часы в стиле кого-то из Людовиков.

– Никогда б не подумал, что Белый дом так велик, – задрал Майкл брови удивленным домиком. – На фотках он совсем маленький! А тут…

– Да-а… – в той же манере затянул Даунинг, топчась на ковре и не решаясь присесть на развалистый диван по моде ампира.

«Сдулся «Айвен»! – с тайным злорадством подумал Степан. – Держится на последнем нерве! А как ты хотел? Высшие сферы, мать их…»

Дверь, выходившая в Южный портик, бесшумно отворилась, впуская пожилого, но крепкого мужчину с простецким лицом фермера. Обширные залысины открывали лоб без видимых морщин, а в глазах под выгоревшими бровями как будто отражалась усмешка, гнувшая жесткую линию рта.

– Добрый день, джентльмены! – с порога поздоровался он, как будто позируя.

– Мистер президент… – почтительно выговорил Даунинг, непроизвольно прогибая спину. – Добрый день!

Джеральд Форд улыбнулся шире и крепко пожал протянутые руки.

– Прошу!

Повинуясь, «перебежчики» и их куратор осторожно присели на пышный диван. Президент добродушно рассмеялся.

– Не бойтесь, господа, это не музейный экспонат, хотя и принадлежал, как мне говорили, Нелли Кастис, дочери самой Марты Вашингтон! Джекки Кеннеди притащила его сюда – очень деятельная была особа, всё тут переиначила на свой вкус. Что поделать, Первые Леди скучают порой… Правда, моя Бетти не из таковских.

Степан поерзал, устраиваясь поудобнее, и откинулся на мягкую спинку. Форд одобрительно кивнул ему, занимая кресло напротив. Оглядев гостей по очереди, хозяин Белого дома уставился на Вальцева:

– Вы – Мика? Не так ли?

– Вы не ошиблись, сэр, – вежливо наклонил голову Максим. – «Миха» – это я.

В Степане шевельнулась тревога. Он покосился на товарища – да нет, с самообладанием у Макса все о’кей. Два раза его пытали местные мозголомы – облепят присосками детектора лжи и нудят, нудят, нудят со своими вопросниками, до полного изврата… Пронесло вроде.

Подвигав бровями, президент взял доверительный тон:

– В политике мне всегда везло, Мика. – Он непринужденно закинул ногу за ногу и сцепил пальцы рук на колене. – После войны я без труда вышел в конгрессмены. А вот в Первые Джентльмены меня не избирали – я въехал сюда чуть больше года назад, когда Никсон подал в отставку…

– Уотергейт, – вытолкнул Вальцев.

– Да, – кивнул Форд и негромко засмеялся: – Тогда наш долгий национальный кошмар окончился, а мой начался! Но! – Он поднял палец, мигом посерьезнев. – Мне вовсе не хочется прослыть в истории случайным человеком, временно ставшим на постой в Белом доме. Коли уж исполняется моя «Великая американская мечта», то пусть все будет по максимуму! Понимаете, Мика?

– Да, сэр. – Вальцев задумался.

Степан торопливо прикрыл рот ладонью, чтобы никто не заметил случайной улыбки, родственной нервному тику.

«Макс вспоминает, чего ему «Миха» понаписал про Форда и Картера!»

– Вероятней всего, вам не простят тот христианский жест, когда вы помиловали Никсона, – уверенно заговорил Майкл Зор. – С другой стороны, Джимми Картер – слабый президент. Он годен как исполнитель, но стратегических инициатив от него не дождешься. Это большой плюс для вас. Тем не менее Джимми сделает несколько блестящих ходов, и в этом вы можете опередить его.

– Например? – прищурился Форд.

– Например, регулярно наносить визиты в провинциальные города, отвечать на вопросы сограждан в радиопрограмме «Спроси президента Картера»… э‑э… «Спроси президента Форда».

– Любопытно… – заинтересовался Первый Джентльмен.

– Да! – вдохновился Вальцев. – А еще стоит ввести хотя бы двух женщин в состав кабинета – привлечете прекрасную половину электората. Подыщите ответственные посты для чернокожих и латинос – и отберете их голоса у демократов. Договоритесь… ну, хотя бы начните договариваться с Советским Союзом по ОСВ‑2. А если вы резко снизите налоговые ставки – это простимулирует инвестиции, начнется экономический рост, безработица упадет, а зарплаты вырастут…

Форд щелкнул золоченым «паркером» и принялся строчить в блокноте, переспрашивая Макса. Тот сыпал цифрами и фактами из будущего, а президент, похоже, грезил наяву – ему виделись ликующие толпы, как фон – флаги, полощущие звездами и полосами, а рядом счастливая, не скрывающая слез радости Бетти, и он, вскидывающий руку с пальцами, разведенными буквой V. Виктория! Победа!

…Лимузин неспешно катил через парк Монро, сквозивший оголенными ветвями. Серый «Линкольн Континенталь» обгоняли юркие «Датсуны» и огромные «Кадиллаки», тяжело расплывавшиеся над авеню, но Чак Призрак Медведя, сидевший за рулем, игнорировал всех подряд.

В салоне витали запахи выделанной кожи и дорогих сигар.

Максим с Джеком развалились на пухлом заднем диване, а Степан притулился напротив, на откидном сиденье, где обычно мостился телохран, и поглядывал на агента КГБ с оперативным псевдонимом «Гвидон», мирно сосуществовавшего с цэрэушником.

Вальцев, похоже, медленно остывал от недавней горячки. Натуга сопровождала их везде и всегда, не оставляя даже ночью, став трудно выносимой неизбежностью жизни, но на приеме в Белом доме напряжение достигло наивысшего вольтажа. Порой самого Стивена одолевало почти не укротимое желание вскочить, заорать, хоть как-то сбросить с себя душащие оковы, ослабить чудовищный гнет – и тогда его улыбка коченела, смерзаясь со стынущим лицом. И это его, «наперсника детских игр»! А Максу каково?