Нора Робертс - От плоти и крови [litres]

Девочка осталась сидеть у костра, наблюдая за языками пламени. Она не знала, наступит ли для нее когда-нибудь время любви и влюбленных. Не знала, есть ли в ее душе то, что заставляет глаза сиять, как у родителей.

И она поклялась себе соблюдать равновесие. С одной стороны – танцы вокруг костра, вкусная еда, общение с друзьями. Ее первый разговор на французском. Но для равновесия – информация о том, что Мин был солдатом и участником сопротивления. И что он знает и может рассказать ей, если понадобится, о том, где находились карантинные зоны и лагеря. Возможно, они до сих пор функционируют.

Фэллон видела, что Маллик наслаждается вечером, попивая вино, притопывая ногой в такт музыке и беседуя с мужем Ореланы и другими мужчинами. Но в то же время по их лицам было заметно, что обсуждают они отнюдь не любовь и влюбленных.

Скорее, сражения, облавы, поставки необходимых припасов, стратегию и безопасность.

Не требовался острый слух эльфа, чтобы знать, о чем разговаривали те, кто возглавлял общины.

Фэллон дала себе клятву, приняла свой долг. Однажды к ней придут за этими планами, за этими ответами. И она должна быть готова. Подпирая подбородок кулаком, она смотрела в огонь, в самое сердце раскаленного голубого пламени, стараясь заглянуть в будущее. Когда это произошло, она вскочила на ноги и направилась прочь от музыки, голосов, веселья.

– Эй! – окликнул подругу Мик, догоняя ее. Его зеленые глаза блестели так бесшабашно, будто он уже успел тайком попробовать пару глотков эльфийского вина. – Ты куда?

– Домой. Уже поздно.

– Сегодня же праздник середины лета. – Приятель взбежал по стволу, но после кувырка едва устоял на ногах. Похоже, парой глотков дело не ограничилось. – Мы с ребятами собираемся к пруду, чтобы искупаться. Идем с нами!

– Не могу. Мне завтра рано вставать.

– Завтра будет завтра, – отмахнулся Мик, хватая Фэллон за запястье и пытаясь утянуть обратно в сторону костра. – А сегодня – уже сегодня.

– Я устала, – сказала она. И это было правдой: устала телом, душой и разумом. – И хочу домой.

– Когда поплаваешь, сразу станет легче. – Мик развернул Фэллон к себе. На его лицо падал лунный свет, который просачивался сквозь листву. – В праздник летнего солнцестояния все вокруг наполнено магией.

Его громкие, лихорадочно громкие мысли послужили предупреждением, заставившим девушку вздрогнуть. Но она не попыталась уклониться. Возможно, лишь возможно, она и сама отчасти желала этого.

И потому в теплую праздничную ночь, под луной и звездами она позволила ему себя поцеловать. Это было сладко, вероятно, из-за эльфийского вина на губах Мика. Или из-за магии момента. Откуда ей было знать? Это был ее первый поцелуй. Он оказался… умиротворяющим, хоть и вызвал в душе какое-то смутное чувство, которое ей не удалось разгадать.

«Сладкий, – анализировала она, пока длился поцелуй. – И нежный». Она позволила этому продлиться еще мгновение, желая сладости и нежности.

Но потом отстранилась и заметила, что в глазах Мика больше не плещется бесшабашность. Теперь они тоже были наполнены желанием.

– Ты такая красивая, – прошептал он, снова подаваясь к ней.

– Я не могу. – Смутное чувство вновь шевельнулось в ней, и на этот раз она распознала сожаление. – Прости.

– Мне очень нравится проводить время с тобой. Мне очень нравишься ты.

– И ты мне нравишься, но… Прости, – беспомощно повторила Фэллон.

– Ладно. Все ясно. Неважно. – Отказ заставил его покраснеть. – Просто подумал, что сегодня ты захочешь немного повеселиться. Побыть нормальной хотя бы одну ночь. Но, наверное, ты просто хочешь уйти и упиваться своей избранностью.

– Ты несправедлив ко мне, – возмутилась Фэллон. Обвинение обожгло ее, как укус пчелы. – Ты же знаешь, что все не так.

– Разве? – горько бросил Мик. – Ты всегда так поступаешь. Считаешь себя самой важной. Считаешь себя лучше всех остальных.

– Я точно знаю, что лучше тебя, – огрызнулась Фэллон, уязвленная еще глубже и сильнее. – В этот конкретный момент я абсолютно точно намного лучше тебя.

Она оттолкнула Мика и зашагала прочь, смахивая злые слезы.

– Ты ответила на поцелуй! – выкрикнул он ей вслед.

– Это никогда не повторится, – заявила она, запрокидывая к небу мокрое лицо. – Это еще одна клятва.

Фэллон влетела на поляну, где горели зажженные днем свечи, заговоренные, чтобы не гаснуть до самого рассвета. Расстроенной и разгневанной девушке хотелось потушить огни, взмахнуть рукой и погрузиться в темноту, потому что она знала: сладость и нежность – не для Избранной. Ее ждут битвы и кровь. Битвы и кровь увидела она в языках костра. Битва бушевала вокруг нее, когда она пробиралась верхом на Леохе сквозь грохот оружия, дождь стрел и красные вспышки молний. Кровь текла по ее лицу, капала с ее меча – еще теплая кровь тех, кого она убила.

И в пепле, в черном пепле костра она видела, как взлетают вороны. Она слышала, как они кричат, кружа над мертвыми и умирающими.

Пока Фэллон вглядывалась в сердце праздничного костра, звуки барабанов превратились в грозный ритм марша, зовущего сражаться. Она хотела увидеть будущее и получила желаемое.

Она вошла в пустой дом, впервые за много месяцев заперла за собой дверь спальни, свернулась клубком на кровати и разрыдалась. И плакала, пока не закончились слезы.

А перед рассветом, в самое темное время ночи, Фэллон дала себе третью клятву: это будут последние слезы, пролитые из жалости к себе и ждущей ее судьбе.

Почти неделю Мик не показывался на глаза Фэллон. Она ничего не имела против этого и посвятила все время занятиям, настаивая, чтобы Маллик больше рассказывал, больше тренировал ее. К концу недели она уже могла требовать этого на испанском и португальском языках.

Наставник видел, что ученицу что-то беспокоит, но когда попытался – пожалуй, слегка неуклюже – разузнать о причинах, Фэллон наглухо отгородилась. Закрылась, как запертый сундук.

Эта внезапная и ненасытная жажда новых знаний вымотала и самого Маллика. Так что он вздыхал с облегчением, когда Фэллон брала Грейс и отправлялась на прогулку. Это позволяло отдохнуть и ему.

По вечерам на колдуна сыпались вопросы о битвах, в которых он участвовал. Подопечная расспрашивала, допытывалась, вызнавала каждую деталь, малейшие подробности и спорила о лучшей тактике и причинах победы или поражения до тех пор, пока голова Маллика не начинала идти кругом.

Он знал, что Фэллон осаждает не только его, но и Мина, Томаса, а также главного воина фей, Ясмин. Она обсуждала с ними не только сражения, но и местонахождение и количество карантинных центров, военных баз, лагерей для военнопленных.

Неизменного Мика поблизости не наблюдалось, из чего Маллик сделал вывод, что дети поссорились. Попытка спросить о мальчике привела Фэллон в бешенство. Она резко ответила, что не знает и не обязана ничего о нем знать.