Нора Робертс - От плоти и крови [litres]

– Ты слышишь жужжание пчел? Видишь, как цветет сад, что мы посадили? Чувствуешь запах земли, тепло солнца, прохладу ветра? Слушай, смотри, чувствуй. Глубже.

Не убирая ладонь с плеча Фэллон, другой рукой он взмахнул в воздухе. И в следующий миг оба они уже стояли на возвышении, откуда Лана наблюдала за фермой много лет назад.

Итан бросал красный мяч, а собаки наперегонки пытались его поймать. Смех младшего брата звенел, как колокольчик, разносясь по округе. Трэвис пытался ходить на руках, пока Колин дразнил его. Лана снимала развешенное на просушку белье. Простыни развевались на ветру. Картина казалась такой привычной, такой настоящей.

Саймон незаметно подкрался к жене и подхватил ее на руки, закружив, после чего опустил на землю и поцеловал. Их любовь, яркая и прекрасная, поразила Фэллон в самое сердце.

Пчелы жужжали, сад цвел, испуская аромат земли и растений. Солнечные лучи согревали кожу.

– Срок настанет, – мягко произнес Маллик, – и ты вернешься к ним. Ты изменишься, но обязательно вернешься.

Отец закатал рукава рубашки до локтей. Подросший Итан счастливо смеялся, бросая мяч собакам. Простыни трепетали на ветру, облепляя фигуру матери. Лицо Трэвиса покраснело от натуги, пока он с трудом переставлял руки по земле. Колин кружил рядом, осыпая брата насмешками.

Боже, как же Фэллон хотелось побежать к ним! Самая глубинная часть ее существа отчаянно стремилась к семье. Но другая часть, древняя, знающая, останавливала.

– И какой я буду, когда вернусь?

– Сильной. Намного сильнее, чем раньше.

– Я смогу еще раз так сделать? Просто возникнуть вдалеке, чтобы взглянуть на родных?

– Когда научишься этому.

– Тогда я обязательно научусь, – горячо заверила Фэллон.

Теперь ее братья боролись друг с другом. К куче тел прибавились и собаки. Мать понесла корзину в дом. Отец подобрал красный мячик и бросил его. Мальчишки и псы наперегонки рванули вдогонку.

А Фэллон вновь стояла на поляне, вслушиваясь в гудение пчел, вдыхая запахи почвы, ощущая кожей тепло солнечных лучей.

– Спасибо.

– Победы должны достойно вознаграждаться, – улыбнулся Маллик, убирая руку с плеча ученицы.

– Хорошо. Тогда бери меч, потому что я не собираюсь останавливаться на достигнутом.

В самый долгий день года, когда солнце стояло в зените, Фэллон начертила мечом круг, внутри вывела пентаграмму, а на ее лучах поставила свечи. Зажгла их. Положила в центр свежесрезанные цветы в качестве подношения. После чего воззвала к богу огня, благодаря за подаренный свет. И к богине плодородия, благодаря за богатый урожай.

Маллик наблюдал, как ученица проводит обряд, и вспоминал Самайн, когда стал свидетелем ее невероятной мощи. Эта же сила прорывалась и сейчас: Фэллон вскинула меч в воздух, ее коротко остриженные волосы затрепетали под невидимым магическим ветром.

– Он – кровь от моей крови. Его меч вспыхнет пламенем. Мой меч возгорится огнем, подаренным богами. Я – плоть от их плоти. Мой свет, его свет, их свет, наш свет пронзит тьму. Моя жизнь, его жизнь, их жизни, наши жизни объединятся для этой цели. Солнце будет восходить и садиться, восходить и садиться. Земля будет давать урожай и отдыхать, давать урожай и отдыхать. Проснувшаяся магия более не заснет. Время для сна прошло. Так внемлите же моему обещанию! В этот день, в этот час, под солнцем, среди цветов я, ваша слуга и дитя, клянусь лицом к лицу встретить свое предназначение. Вы разожгли внутри меня свет, и я клянусь пылать, рассеивая мглу, хоть и займет это десять тысяч дней и десять тысяч ночей. Да будет так!

Фэллон опустила меч и замерла, хотя и не побледнела, не покачнулась, как в прошлый раз. Маллик подумал, что уже заметна стальная воля воительницы, которой станет его юная ученица.

– Хочешь вернуться в дом? – спросил он.

– Я не могу вернуться, – тихо и совсем по-взрослому ответила Фэллон, хотя по ее взгляду было ясно, что говорит она вовсе не об отдыхе. – Я слишком далеко зашла, слишком многое отдала, чтобы теперь вернуться. Стать прежней.

– Потому ты принесла клятву, – понимающе кивнул Маллик.

– Я собиралась исполнить церемонию так, как делала мама на летнее солнцестояние. Очень красиво получалось. Одухотворенно тоже, но в первую очередь красиво. Но затем… Я сделала выбор. J’ai fait un choix.

– Французский, – удивленно приподнял брови наставник.

– Parlo italiano anche. Да, и итальянский тоже, – вздохнула Фэллон. – Хотя до обряда я не знала их. Во всяком случае, мне так кажется. В этот раз слова новых языков не переполняют меня, однако все равно это слишком давит. Знаний так много…

– Да, верно. Нужно завершить церемонию. А потом отдыхай до конца дня.

– Но… – Ей так хотелось согласиться, однако время стремительно утекало. – Осталось так много того, что еще необходимо узнать. Нужно больше тренироваться, больше учиться.

– Мы обязательно продолжим работать. И все же вечером отправляйся к костру эльфов. Равновесие между отдыхом и усердным трудом не менее важно.

– Я хочу пойти. Идем со мной. – Фэллон заметила, что Маллик собирается отказаться, и настойчиво добавила: – Идем. Празднование уравновесит тяжелую работу в течение года.

– Мудрые слова.

– Услышала их от одного мудрого человека, – улыбнулась она.

Тем вечером после захода солнца Фэллон танцевала вокруг высокого костра вместе с эльфами, феями и стаей оборотней. И тяжелый груз обязанностей, новых знаний и грядущих невзгод упал с ее плеч. На одну ночь, всего на одну, она могла стать просто девчонкой, веселящейся на празднике.

На ней был венок, что сплела для нее Твила. Фэллон наложила на него чары, чтобы цветы не вяли. Она принесла в дар хозяевам мед, яблочное повидло и свежеиспеченный белый хлеб с изюмом. За месяцы, проведенные с Малликом, Фэллон выросла почти из всей одежды, а потому на празднике разыскала эльфа Джоджо, главного разведчика общины, и попросила найти для нее новые штаны. А взамен предложила заговоренный браслет из полосок кожи.

В то время как дым вился, костер трещал, а барабаны отбивали ритм, Фэллон подсела к эльфийке с грудным ребенком, чтобы попробовать поговорить по-французски. До Приговора Орелана была студенткой, приехавшей в Соединенные Штаты по обмену.

– Семья, у которой я остановилась, оказалась очень милой. Я навестила родных на Рождество и вернулась в Америку второго января. Никто тогда не знал, что произойдет. Поэтому я вернулась к учебе, хотя и начала замечать и слышать некоторые вещи. Первым заболел отец в американской семье, приютившей меня. После него в больницу попала и мать. А затем Мэгги, их дочь, моя ровесница. Все произошло так быстро, словно в кошмарном сне. Вокруг всем становилось плохо, очень многие люди умирали. Я позвонила домой и узнала, что папа тоже заразился. Попыталась вернуться во Францию, но не смогла купить билет. А когда отправилась в аэропорт, чтобы улететь любым рейсом, там уже творилось полное безумие.