Елена Булганова - Возвращение [litres]

– Дея, жизнь моя, это был всего лишь сон! А сны часто показывают нам то, что никогда не случится наяву. Уж поверь мне, я сам видел такие сны. Ты – все, о чем я когда-либо мечтал, с самого нашего детства.

– И ты не оставишь меня? – все же уточнила Дея. – Не уйдешь из Кречета? Потому что в том ужасном сне мне вдруг показалось, будто распалось то, что связывало нас с малолетства, и ты увидел во мне чужую.

– Никогда, родная! – твердо проговорил Орлик. – Скорее звезды упадут с небес и вода сделается кровью, чем я хоть еще один раз оставлю тебя.

Полтора года спустя

Вот уже два дня Орлик не ел и не спал, даже на лавку не садился. Метался по горнице, иногда выбегал на крыльцо, смотрел на небо, бормотал слова молитв. Забывался на полуслове и возвращался в дом, там прятался в угол, чтобы не попадаться на глаза снующим туда-сюда женщинам. Отец, в доме которого Орлик остался жить после свадьбы, на время перебрался к старшему сыну. Хотел и Орлика увести, да тот не дался.

Вжимаясь в простенок за печью, он жадно вслушивался в любой звук с женской части дома. Боялся и в то же время желал снова услышать крик Деи. Но она закричала только однажды, и теперь он даже не знал, жива ли еще его любимая. Что он станет делать, если Дея умерла, об этом он даже думать не смел, но не выпускал из рук кинжал и уже изранил им все пальцы.

На рассвете этого дня старейшина Данияр самолично привез из Скоручея самую лучшую повитуху, которую за глаза называли колдуньей. Была она родом из чужих земель, захвачена когда-то в плен, но сумела прижиться благодаря редкому дару – умению спасти и мать, и малыша, когда никто больше не мог помочь. С ее появлением еще быстрее забегали женщины, а потом вдруг все стихло. Орлик, потеряв голову от ужаса, покинул свое убежище и начал на цыпочках приближаться к перегородке. И вдруг услышал усталый голос – чужой голос и говор чужой, нездешний, резкий, словно лающий:

– Что могла, я сделала. Остальное не в моих силах. Если бедняжке удастся хоть немного передохнуть, набраться сил, то будет жива и она и младенец. Но если потуги начнутся раньше, тогда беда. Не сдюжит она.

Орлик отскочил прочь, выбежал на порог дома, схватился за голову. Нужно было немедленно что-то делать. Он столько раз клялся Дее, что защитит ее от любой беды, а теперь ничего не мог придумать. Или мог?

Вдруг словно видение пронеслось в голове: черный туман и отмеченная огоньками арка на болоте. Если он хотя бы войдет туда, то Дея – как и все вокруг – забудется сном и получит необходимый ее измученному телу отдых. Сейчас ранняя весна, еще не полностью сошел снег, и новый снегопад никого не удивит. В прошлый раз с его возвращением снег растаял еще до вечера, и снова вернулась теплая затяжная осень.

Орлик бросился бежать. Проскочил, ничего не объясняя, через распахнутые городские ворота и устремился к лесу. «Только бы не опоздать», – воробушком билось в груди.

Вот и топкое место. По кочкам Орлик пересек его, развел руками побеги кустарника, на этот раз густо поросшие темно-зелеными с черной каймой листьями. Вход в арку оставался на прежнем месте, и Орлик, ни секунды не промедлив, нырнул внутрь и побежал вперед, не дав даже глазам привыкнуть к тьме. Остановился, только когда сорвал дыхание. Кажется, теперь он был достаточно далеко от входа, чтобы достичь своей цели, но все же, отдышавшись, продолжил на всякий случай продвигаться все дальше и дальше.

Проход будто и не противился ему, идти было куда легче, чем в прошлый раз. Да, с каждым шагом черный туман сгущался, но не превращался в плотное полотно, а растягивался и рвался, словно необыкновенно толстая паутина. Орлик решил, что будет шагать вперед, пока путь не станет совсем уж труден, – нужно же ему как-то занять себя, пока он здесь, отвлечься от тяжких дум. Через некоторое время пришлось пустить в ход кинжал – хорошо, что прихватил его, – и наконец путь сделался почти неодолим. Приходилось неустанно работать лезвием, а потом еще раздирать вязкую пустоту руками. Ногти на этот раз удалось сохранить, но руки уже отказывались служить, а рубашка насквозь промокла от пота. С удовольствием подумав о том, что ему нет необходимости продолжать трудное и опасное путешествие, Орлик удобно устроился в туннеле: прислонился спиной к одной стене и закинул ноги на другую. Теперь оставалось только ждать.

Но что это? В проходе больше не царила тишина. Теперь он слышал щебет птиц, далекую перекличку голосов, звяканье металла, посвист ветра. Эти звуки будили его любопытство, но не манили к себе, – все, что ему было дорого, осталось позади, и он с нетерпением ждал, когда наконец сможет вернуться. Если бы еще не эта рвущая душу тревога за жену. Пока он здесь, с Деей все в порядке, она просто спит. Но как решиться на обратный путь, где взять мужество?

И вдруг Орлик услышал юный женский голос, громко распевающий песню. Он вскочил на ноги, потому что, хоть слов было и не разобрать, сразу узнал эту простенькую мелодию. Эту песню он слышал от Деи, а Дея – от своей матери еще до того, как бедная женщина совсем расхворалась. Песня была вроде колыбельной, мужчины такие никогда не пели. Но в голове Орлика часто звучала эта мелодия, даря тепло и нежность, даже если любимой не было рядом.

Зажав в отдохнувшей руке кинжал, он набросился на вязкую черноту, стал упорно продвигаться вперед, – ему вдруг почудилось, что там, впереди, его Дея. Скоро он уже мог разобрать слова:

Но нет, пела не Дея, – голос был моложе, звонче. Какая-то девочка. Но Орлик ни на секунду не усомнился, что этой песне она научилась от Деи, – мелодию вела в точности, как она. Мысли одна другой несуразнее заполонили его голову: а вдруг это их с Деей дочка? От женщин он слышал, что родиться, по всем приметам, должна девочка. Вдруг ему непостижимым образом удастся заглянуть в будущее, убедиться, что все там складно, как и мечталось?

И он продолжил путь, почти не замечая, как трудно стало идти. Снова ободрал до мяса пальцы, а девочка все пела. Мысли повернуть назад не возникло, ведь цель была все ближе. Наконец Орлик последним усилием разорвал темноту и вынырнул вдруг словно из глубокого омута в ясный теплый день. Глаза разом ослепли, он лишь успел осознать, что стоит на чем-то узком, а под ногами – бездна. Нащупал опору и намертво в нее вцепился.

Первым делом он разглядел девочку. Она стояла шагах в пяти, спиной к нему. Мгновения ему хватило, чтобы осознать свою страшную ошибку: эта девочка не была их с Деей дочкой. У нее были белые, как пена, распущенные по плечам волосы и наряд, какой никогда не носили в Кречете. То страшное, о чем он почти забыл за последние два года, ночной ли кошмар, реальность ли, от которой удалось убежать, – все это заново накатило на него. Он вернулся в тот мир, о котором и вспоминать не желал, и сейчас снова стоял на железных перилах самой высокой башни дворца Гамелеха в Блишеме.