Кирилл Луковкин - Протокол «Иерихон»

— Вот кто виноват во всем! — сказал провокатор. — Ну, что скажешь, предатель?

Несколько пар рук схватили Рика и рывком стянули с верхней полки.

— Сейчас мы ему устроим! Сейчас он за все ответит, белая сволочь!

— Подождите! — прозвучал звонкий женский окрик.

Черный народ повернул головы на звук голоса. Девушка оттолкнула ближайших парней локтями и оказалась с Риком лицом к лицу. Это была та самая язва, что подначивала его всю дорогу из Панафа — с длинными серебристыми волосами, ниспадающими на плечи, и умными, пытливыми глазами на маленьком аккуратном личике.

— Что тебе нужно? — рыкнул провокатор, но язва так хлестнула по нему глазами, что тот сразу потупился.

— Раз он предатель, — сказала она, обращаясь ко всем, — то почему сидит здесь, с нами?

Никто ей не ответил. Потом толстый юноша подал голос из дальнего угла:

— А может, он шпионит за нами? Специально приставлен под видом пленника, чтобы следить.

Все тут же ухватились за эту идею, но девушка-язва не сдавалась:

— Хорошо! — она подняла растопыренную ладонь вверх, как флаг. — Тогда ответьте мне на другой вопрос. Этот Рик дрался с Белым призраком и заработал отметины, мы все видим свежие шрамы. Он помогал разбирать завалы, когда мир перевернулся, я могу это подтвердить. Он исчез перед самым началом вторжения, но Чимека говорил, для того, чтобы увидеть детей и взрослых. А потом явился в компании того маленького желтолицего и просил нас сложить оружие. Я что-то упустила?

— Нет, Мона, — сказали черные, — ты говоришь правильно.

Рик быстро посмотрел на нее. Такое имя он слышал уже во второй раз. Рик видел, как во время речи девушки злоба постепенно затухала в глазах пленников. Его отпустили. Рик одернул имперскую форму, успевшую порядком испачкаться и оборваться.

Девушка-язва, которую назвали Моной, коротко кивнула.

— Этот Рик рассказал нам на сходе свою историю. Он, конечно, мог сочинить ее, но такой изощренной лжи я еще не слыхала. Допустим, он лгал нам. Предположим, он — шпион и предатель, коварный враг, втершийся к нам в доверие. О людях многое может сказать их вид, повадки, жесты и поведение. Я все время наблюдала за ним и кое-что поняла. Посмотрите на него и вы!

Все послушно уставились на Рика, словно пытаясь отыскать в его внешности какие-то особые отметины. Созерцание длилось с минуту.

— Что вы видите? — спросила Мона.

— Он белый как кусок мела, — сказал один парень.

— С черными, как смоль, волосами, — добавила другая девушка.

— Он высокий и жилистый, — добавил кто-то еще.

Мона недовольно затрясла кулачками и крикнула:

— Это не главное! Смотрите в его глаза! В них нет страха!

Все уставились на Рика с таким вниманием, словно выискивали тайные знаки. Плотно сжав губы, Рик смело встречал каждый взгляд, внутренне уже готовый к драке.

— Ну? — протянула Мона. — Видите?

Черная молодежь закивала, бормоча вразнобой.

— Это ни о чем не говорит, — возразил толстяк из дальнего угла. — Таких людей специально готовят для опасных заданий.

— Что скажешь, чужак Рик? — она впервые обратилась к нему.

Рик пожал плечами.

— Разве мои слова имеют значение? Люди видят то, что хотят видеть. Раз вы считаете меня предателем, пусть будет так. Я не стану убеждать вас в обратном, — он выставил палец и обвел полукругом толпу, — но тот, кто тронет меня, дорого заплатит за это.

Мона хлопнула в ладоши и совершила причудливый ритуальный жест.

— Что и требовалось доказать! Шпион никогда бы не стал говорить такое. Наоборот, постарался бы внушить, что он на нашей стороне.

— И все равно я ему не верю, — отрезал толстяк.

— А я и не прошу верить ему, — покачала девушка головой. — Я прошу вас не принимать его за того, кем он, возможно, не является.

— Ты как всегда все усложняешь! — усмехнулся толстяк.

— Вовсе нет, — прямые волосы качнулись в такт с движением головы Моны. — Почему бы его не использовать?

Черные юноши и девушки удивленно смотрели на Мону.

— Пусть искупит свою вину, — она отступила на пару шагов. — Но это мое мнение. Если хотите, порвите его на куски, а солдаты пусть отскребают остатки от пола. Хотя от этого вряд ли что изменится. Нас точно так же накачают отравой и превратят в зомби.

Повисло молчание. Пленники озадаченно переводили взгляд с Рика на Мону, не зная, что предпринять.

— Мона права, — наконец подал голос толстяк. — Мы же не звери все-таки.

— Так и будешь отмалчиваться? — спросил Рика один из спорщиков. — Тебе будто все равно, что творится кругом!

Рик присел на край нижней койки и пошевелил пальцами, проверяя чувствительность. Кажется, тело слушалось его. Да и головная боль немного утихла.

— Все мы болели мозговой лихорадкой, — проговорил он. — Это видно по глазам: изменилась их пигментация. У меня глаза такие же.

Не имело смысла отрицать очевидное. Юноши и девушки украдкой переглядывались.

— Почти каждую ночь мне снится сон, — продолжал Рик. — В этом сне я иду по песчаным дюнам под палящим солнцем и умираю от жажды. Кажется, что сил нет, каждый шаг будет последним, но я иду вперед, превозмогая себя. И вот я вижу впереди голубую кромку воды и слышу шум прибоя. Это океан. Вы знаете, что такое океан?

Да, они знали.

— А вы видели настоящий океан?

Нет, не видели.

— Я тоже нет. Но океан снится мне каждую ночь. И в этом сне я спускаюсь с последней дюны и подхожу к берегу, туда, где песок не горячий, а холодный и влажный от воды. Ноги зарываются в мокрый песок, темный и вязкий, как каша.

Притихшая, вся камера слушала Рика. Юноши и девушки устроились на полу, поджав под себя ноги. А он продолжал рассказ о встрече с человеком в длинных одеждах, об отливе и белых костях в песке. Он закончил на том, как входит в океан и плывет вперед, усердно загребая руками.

— Я плыву на протяжении всего сна, — закончил Рик. — И каждый раз заплываю немного дальше.

— Я тоже вижу этот сон, — подал голос кто-то.

Ему вторили голоса со всех углов камеры, и вскоре стало ясно, что этот сон видели все, кто здесь находился. Все пороговые.

— Что все это значит? — спросила Мона.

— Мне неизвестно, — вздохнул Рик. — Но, по-моему, сон — не причина, а следствие. Это результат какого-то процесса, который происходит со всеми людьми нашего поколения во всех башнях. После болезни у нас появилось что-то, чего нет у взрослых. Какое-то новое чувство, еще неразвитое, и мы пока не научились им пользоваться. Я постоянно размышляю над этим. Посмотрите на стену.

Пороговые взглянули на противоположную от входной двери стену, возле которой сидел толстый критик.

— Стена рельефна, — прокомментировал Рик. — В центре окружность. От круга отходят пять конусообразных лучей с расширяющимися основаниями. Вы видите то же, что и я?