Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

И он был услышан. Я почувствовал приток силы, помогающей мне противиться почти необоримому влечению к центру каменной паутины. Я уперся руками в колонну и, оттолкнувшись от нее, сделал шаг назад.

Так, отталкиваясь от колонн, я стал рывками двигаться обратно, ощущая всем нутром флюиды ярости, которую источал невидимый хозяин лабиринта. На какой-то миг его ярость сменилась растерянностью, – по-видимому, властелин каменной паутины не привык к тому, чтобы жертва сопротивлялась.

Я уже добрался до внешнего круга колонн, как вдруг увидел, что на меня надвигается черное облако, возникшее невесть откуда. Я снова закричал и, собрав остатки сил, попытался сделать еще несколько шагов, но споткнулся и упал. Меня поглотила тьма – тьма небытия.

Должно быть, приступ рвоты помог мне прийти в себя. Меня выворачивало наизнанку. Кто-то помогал мне удерживаться на четвереньках. Я открыл глаза и увидел Кемока. Он подождал, пока у меня кончились спазмы, затем опустил меня на землю. Подумав с испугом, что все еще нахожусь среди колонн, я сел и огляделся.

Вокруг расстилалось широкое ровное поле, на котором под лучами вечернего солнца не было заметно никаких подозрительных теней. Каттея наклонилась, чтобы напоить меня из фляги. Я попытался взять флягу из ее рук, но у меня не хватило сил даже на это.

Странным показалось мне выражение ее лица – взгляд потухший, губы плотно сжаты. Кемок, встав на колено, настороженно оглядывался по сторонам, как будто ждал нападения.

– Как скоро проявилось зло… – Каттея поддерживала мне голову, пока я пил. – Благодарение Силе, не давшей выплеснуться ему из клоаки до конца! Эта страна наполнена злом…

– Как я оказался здесь? – прошептал я.

– Попав в ловушку, ты успел позвать нас. И когда ты каким-то чудом сам выбрался из нее, правда лишившись сознания, мы поспешили унести тебя подальше от гибельного места, опасаясь, что его дух витает не только среди колонн, но и в окрестностях. К счастью, этого можно не опасаться. – Она подняла голову, посмотрела по сторонам и, вздохнув глубоко, сказала: – Здесь хорошо, и нам ничто не угрожает. Но в том месте ты попал в паутину зла – древнего зла. И если так неожиданно обнаружилось одно из его средоточий, нам не избежать другой встречи с чем-нибудь подобным.

– О… каком зле ты говоришь? – спросил я. – О Кольдере?

Называя это мрачное имя, я уже знал, что оно вряд ли имеет отношение к тому, с чем я столкнулся в каменном лабиринте.

– Мне не доводилось иметь дело с кольдерами, и все же я думаю, что зло, о котором я говорю, сродни им. И еще оно… оно – сродни Силе!.. – Каттея посмотрела на меня так, будто сама испугалась своих слов.

– Но это же нелепость! – не сдержался Кемок.

– До сего дня я не посмела бы утверждать этого, – ответила она. – Но отныне уверена – это проявление не какой-то новой неизвестной силы, а почему-то обернувшееся злом проявление все той же Силы, с которой мы соприкасались с детства. Неужели я не могу распознать того, чему меня учили и чем я пользуюсь, даже если это до невероятности искажено и опорочено? В том и опасность, что нас может увлечь эта темная сила еще сохранившейся в ней частичкой истины. Что же произошло в этой стране? Почему благая Сила теперь используется во зло?

Мы не могли ответить ей.

Она положила ладонь на мой лоб и чуть отодвинулась, чтобы смотреть мне прямо в глаза, затем запела низким голосом, и я почувствовал, как тошнотворная боль уходит из меня, оставляя лишь память о том, что не должно больше повториться.

Наконец ко мне вернулись силы, и мы двинулись дальше. Открытое пространство поля служило защитой от любых неожиданностей. Приближалась ночь, и нам было необходимо позаботиться о каком-то укрытии. Двигаясь вдоль разрушенной изгороди, мы поднялись на пригорок, где наткнулись на развалины, поросшие травой. Частично сохранившиеся две стены образовывали угол, и мы воспользовались этим убежищем.

Мы с Кемоком насобирали камней и возвели нечто вроде третьей стенки. Каттея отправилась за хворостом, который можно было набрать поблизости. Когда она вернулась, ее лицо заметно просветлело.

– Я не почувствовала ничего опасного. Скажу вам больше – здесь когда-то обитал целитель. Лечебные травы, если их посадить с любовью, не требуют за собой никакого ухода. Посмотрите, что я нашла. – Она разбросала на большом плоском камне свои находки. –  Вот это, – она коснулась резного листка, – камнеломка – снимает жар. А это, – она показала нам стебелек с лапчатыми листьями, – это ланглорн, он освежает мозг и чувства. А вот самая сильная из трав, благодаря ей сохранились здесь все остальные растения. Это знаменитый ильбейн – Цветок Жизни.

Об этом цветке я знал. Даже в Эсткарпе сохранился древний обычай сажать его по весне где-нибудь рядом с жильем, чтобы осенью, собрав белые цветы и связав их в пучки, повесить над входом в дом или у ворот конюшни. Существовало поверье, что они оберегают от несчастий: запах этих цветов – не важно, выдернули их с корнем или оборвали, – настолько устойчив, что может одурманить и отпугнуть любую нечисть.

Она начала раскладывать свои травки поверх хвороста, сложенного для костра. Я же, опасаясь, что белый, как молоко, дым от их воскурения может привлечь к нам внимание, хотел остановить ее, но Кемок жестом дал мне понять, чтобы я оставил сестру в покое. Сложив этот необычный костерок, Каттея украсила его парой цветков ильбейна. Подняв стебель с оставшимися на нем цветами, она принялась ходить с ним туда и обратно вдоль сооруженной нами стенки, изредка прикасаясь к камням, и наконец воткнула его между ними, как флажок.

– Разожгите костер, – попросила она. – Он не выдаст нас, напротив, будет оберегать этой ночью, отгоняя зло.

Я без труда зажег хворост, и он сразу разгорелся. Дым костра был насыщен дурманящим запахом. А после того как травы сгорели, мы вдыхали другой аромат – жаря на вертелах из веток кусочки свежего мяса, и вскоре я совсем избавился от ощущения, что за нами кто-то следит…

В ту ночь мы спали крепко, без всяких сновидений, и проснулись бодрыми, однако мысль о том, что нам следует быть настороже, не оставляла нас. Каттея, похоже, поднялась первой, ибо, когда я открыл глаза, она сидела на корточках, положив руки на сооруженную нами стенку и пристально смотрела вдаль. Небо было покрыто облаками, утренний свет едва пробивался сквозь них.

Сестра повернулась ко мне:

– Килан, посмотри туда – что ты об этом скажешь?

Вдали, над небольшой рощицей, к небу поднимался светящийся столб – не красного, как отсвет огня, а зеленоватого, неестественного цвета.

– Не гаснет и не становится ярче, – пояснила она.

– Может, это какой-нибудь маяк? – предположил я.