Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

Она вытянула вперед свои руки, но даже если бы я хотела в знак приветствия положить свою ладонь на ее, я не могла бы сделать этого, потому что руки мои по-прежнему были связаны. Старуха повернулась к моей охраннице, та пробормотала что-то злобно и одновременно униженно, затем ее нож разрезал связывающие меня веревки.

Мои онемевшие руки двигались с трудом, кровообращение еще не восстановилось, но я поспешила коснуться кожи ее ладоней, показавшейся мне очень сухой и горячей. На некоторое время мы так, не двигаясь, и застыли, и я не противилась, почувствовав, что ее разум проникает в мой, изучает мою память, мое прошлое, словно все это было отчетливо написано на листе бумаги.

– Вот оно что! – произнесла она мысленно, и я безумно обрадовалась, восприняв ее мысль так легко, как этого никогда не получалось даже с Киланом и Кемоком. – Ты должна была прийти сюда, – продолжала она. – Я чувствовала твое присутствие, дочь моя, еще когда ты была далеко, и внушила Сокфору – не открыто, а так, чтобы он думал, будто это его собственная мысль, – отправиться разыскивать тебя.

– А мои братья, – довольно резко прервала я. Может быть, в ее власти сказать мне хотя бы одно: живы ли они.

– А, эти самцы… какое нам до них дело? – ответила она с надменностью, знакомой мне издавна. – Впрочем, если тебе интересно, посмотри в этот шар.

Она резко отпустила мои руки, указав на пылающий кристалл, что стоял между нами.

– У меня давно уже нет Дара, – сказала я мысленно. Впрочем, она, конечно же, не могла не знать об этом.

– Уснуть – не значит умереть, – произнесла она в ответ. – Спящего можно разбудить.

Она невольно оживила во мне ту слабую надежду, что согревала меня, когда я отправилась в Эсткарп. Я не только боялась того, что пустота во мне может быть заполнена каким-нибудь злом, но мне было нужно, крайне необходимо во что бы то ни стало вновь обрести хотя бы мизерную часть дарованного от рождения.

– Ты можешь это сделать? – спросила я ее, не надеясь, по правде говоря, услышать «да».

В ее сознании промелькнули радость, гордость и еще многие чувства, столь быстротечные и так глубоко запрятанные, что я не смогла их уловить. Однако самым сильным чувством была все-таки гордость, и это я поняла из ее ответа.

– Не знаю. Время еще есть, но оно стремительно течет между пальцами, как бусинки четок. – Она поднесла правую руку к поясу и покачала четками; каждая бусинка, нанизанная на некотором расстоянии от другой, была гладкой, прохладной и словно слегка закопченной на ощупь. Колдуньи пользовались такими, чтобы управлять чувствами или особым образом контролировать память. – Я стара, дочь моя, и часы текут для меня слишком быстро. Но все, что у меня есть, – принадлежит тебе.

Я, возликовав от этой откровенно предложенной помощи, готова была расплакаться от радости и облегчения, ведь она посулила то, о чем я мечтала больше всего на свете. Мне даже в голову не пришло, что я, возможно, только околдована ее Даром, а тем более – что это просто выгодная сделка. Вероятно, влияние Динзиля до сих пор сказывалось на мне, судя по тому, с какой легкостью я, ничуть не насторожившись, покорилась чужой воле.

Так я встретила Ютту и стала ее ученицей, ее «дочерью». Я ничего не знала про Ютту, кроме того, что это, конечно, ее ненастоящее имя, ведь знание настоящего имени дает власть над колдуньей. Я также никогда не узнала, почему она оказалась в этом племени кочующих охотников, известно было только то, что она здесь с тех времен, когда нынешние старики были еще детьми. Ютта была их легендой и богиней.

Время от времени она выбирала «дочь», чтобы та помогала ей, но среди женщин племени не было ни одной, обладающей Даром, и Ютта все не могла найти ту, которой она могла бы передать свои знания, воспитать как замену себе, как колдунью. Она была очень одинока.

Я рассказала ей свою историю, не вслух конечно, просто она прочитала мои мысли. Борьба, развернувшаяся в Эсткарпе, битва Света и Тьмы, не слишком заинтересовала ее. Давно, очень давно она по собственному желанию ограничила свой мир заботами маленького племени и теперь уже не хотела, да и не могла разрушить границы, установленные ею же самой. Я понимала, что, помогая мне вернуть утраченное, Ютта и сама, пожалуй, обрела новый смысл жизни. Не знаю, так ли было на самом деле, но она крепко уцепилась за эту возможность сделать из меня хотя бы призрачную копию той, какой я была прежде.

Вапсалы – так называли себя эти кочевые охотники – о своей истории сохранили лишь смутные легенды. Ничего из того, что я случайно слышала, живя среди них, не наводило на мысль, будто когда-то у них было постоянное место обитания, даже когда в Эскоре было еще спокойно. У них было природное чутье к ремеслу, и Ютта, отвечая на мой вопрос, подтвердила, что они могли быть кочевыми ремесленниками, равно как и пастухами или кем-нибудь вроде этого, пока не перешли к более суровой жизни охотников.

Обычное их местонахождение было много западнее, и сюда они пришли из-за набегов каких-то чужеземцев, разбивших их многочисленный народ на кочевые кланы. И еще я узнала от Ютты и ее служанок, что на востоке, на расстоянии в несколько дней пути, лежало море или, по крайней мере, очень большое водное пространство, откуда и приходили их враги, которым домами служили корабли, как и у сулькарцев на западе.

Я старалась собрать как можно больше точной информации, чтобы сделать карту. То ли они искренне не понимали, чего я от них хочу, то ли от природы были рассеянны, но все, что я узнавала, было довольно смутно и расплывчато.

Здесь, на западе, племя не нашло ни покоя, ни счастья; они не могли угомониться, бесцельно скитаясь в предгорьях. На одном месте вапсалы оставались лишь столько дней, сколько пальцев на обеих руках, и не больше; настолько примитивным было их понятие о порядке вещей, что считали они именно так, на пальцах.

С другой стороны, они являлись просто чудо-мастерами в работе с металлом, их украшения и оружие были не хуже самых искуснейших образцов, какие я видела в Эсткарпе, разве что узоры – погрубее и попроще.

Мастерство кузнеца ценилось у них превыше всех прочих ремесел, а сам кузнец претендовал на роль жреца племени, если там не было такой, как Ютта; кланов же, имеющих свою пророчицу, было немного.

Хотя Ютта могла управлять их чувствами и при необходимости нагнать страху, предводительницей клана она не стала. У вапсалов был вождь, некто Айфенг, человек довольно молодой и обладавший, по-видимому, всеми достоинствами, необходимыми вожаку. Был он отважен, но при этом отнюдь не безрассуден, обладал безупречным охотничьим чутьем и не был лишен здравого смысла. Порой он бывал необдуманно жесток, к тому же, как я подозреваю, завидовал влиянию Ютты, хотя и не решался в открытую оспаривать ее авторитет.