Ирина Сыромятникова - Да здравствует Король! [litres]

Спешно, потея и бледнея, набросал вокруг штук шесть классических якорей, соединил их с атакующей структурой и понял, что процесс пошел. И еще как! Мое проклятие распространялось вперед расширяющимся фронтом, с отчетливо различимым треском разъедая нематериальную основу Ведьминой Плеши. Взбитый нежитем грунт резко оседал, выплевывая фонтаны пыли, работа магии и движение земли порождали нарастающий грохот…

А якорей не хватит, зуб даю. И не смотаешься – накроет взрывом.

Мне в плечо потыкали чем-то холодным: Ли Хан, смелый до упора, протягивал мне ограненный зеленый кристалл (гораздо крупнее того, что отдал Ридзеру). Берилл – лучший материал для накопителей. Если так, то может, и пронесет. Наверное, я – первый маг, сваявший амулет при помощи походной вилки и такой-то матери за сорок пять секунд.

Фронт проклятия несся вперед со скоростью трансконтинентального экспресса, якоря качали Силу, накопитель… рос (не знал, что они так работают!). Повезло, что пожранная Плешью территория была полупустыней – разори нежить пышущий жизнью край, и никаких бериллов не хватило бы, чтобы безвредно канализировать жертвенную энергию. Где-то далеко за горизонтом проклятие-жук ударилось в предел, замерло на мгновение и, послушное моей воле, распалось. Карантинный феномен перестал существовать.

А передо мной полыхала изумрудным светом сфера полтора метра диаметром. И что мне с нею делать?

Но тут вмешался Шорох, у которого на последствия моего колдовства имелись свои планы. В представлении монстра, штука перед ним была чем-то вроде гигантского пряника, истекающего медом и маслом. Чудище повело. Уже не обращая на меня никакого внимания, нежить раздвинул хваталки голема пошире, открыл все каналы и вцепился мертвой хваткой в лакомый кусок. Я внимательно следил за целостностью накопителя, готовый в любой момент дать ему по мозгам и перехватить управление. Но Шорох был слишком умен, чтобы повредить упаковку бесплатного завтрака – он сосал оставленную Плешью Силу, чавкая и сопя, но тонкого плетения моего проклятия не касался. То есть ненасытный монстр блестяще решал главную проблему – куда деть последствия смерти всех этих людей и животных.

Надо будет получить патент на проклятие, изгоняющее карантинные феномены, и обязательно призыв Шороха в него вплести – пускай питается, мне чужого не жалко. Как бы его назвать? «Слово Тангора»? Да этих Тангоров в Краухарде как собак нерезаных! «Шутка Томаса»? – Не оригинально. Да, это будет посложнее, чем нежитя изгнать.

Обернулся и первым делом уткнулся взглядом в Ли Хана (совсем без башни человек!).

– Придумай быстро, как мне это назвать?

– Псих, – немедленно отозвался белый.

– Что же это за название такое?

– Это не название, это вы – псих.

Ясно: он мне – не помощник. На более безопасном расстоянии от места ворожбы устроилась банда армейских экспертов, медитирующая на горизонт. Подойти ближе решился только капитан (просто чтобы ни в чем не уступить белому).

– Ридзер, я хочу увековечить свое имя. Как мне назвать эту дрянь?

– «Вилка Тома»? – Капитан поднял с земли означенный инструмент.

– Гениально! Серебряная Вилка Тома!!!

Вилка, конечно, не серебряная, а мельхиоровая, но не суть.

Все, жизнь удалась – свое имя я обессмертил. Осталось брата воспитать…

Призрачные огни отполыхали над горами и в Кунг-Харн вернулся покой. Ну как покой – люди затаились. Те, кто еще недавно рассуждал о вреде условностей, красили веки сажей, доставали из сундуков халаты традиционных цветов и с некоторым усилием вспоминали количество положенных поклонов. Город заполонило серое и коричневое, цвета, унаследованные Кунг-Харном от каторжан. Пастыри и светлорожденные, печатные и свободные вцепились в предписанные Уложением ритуалы с таким рвением, будто карающие стояли у каждого из них за плечом, казалось, появись прямо сейчас в небе ледяной дракон – скажут «такова жизнь» и пожмут плечами. Но подняться до таких высот благочестия дано было не всем.

Крупнейшая к северу от Миронге община талле пребывала в состоянии непрекращающейся истерики – не укрощенный служением Храму дар практически лишил своих несчастных обладателей соображения. Тщетно Номори Каши пытался подать пример рассудительности – общинники не слышали никого, кроме себя. До обмороков и припадков пока не дошло, но сейчас хватило бы и меньшего – людям, заботам о благополучии которых старейшина посвятил пятнадцать лет жизни, предстояло стать первыми жертвами грядущей катастрофы.

И Номори сдался бы, удалился от дел, искать душевного спокойствия перед лицом уничтожения, если бы не дети – треть общины составляла молодежь до четырнадцати лет, будущее целого народа, надежда на возрождение. Чуть больше полусотни юных талле, выросших без оглядки на традиции, свободных от идеи служения и подспудного ожидания визита вербовщиков. Из-за них Номори не мог позволить себе остановиться.

После краткого момента колебаний старейшина отправился за помощью к Тай’Келли. Ибо если не пастырь, то – кто?

Храмовый комплекс Кунг-Харна строился на северной окраине с прицелом на будущий рост города. Присланные из самой столицы архитекторы благоразумно оставили место под новую ратушу, Часовую башню и прочие городские нужды. И надо признать, за двадцать лет город вырос, но только на юг, в сторону рудников. Кварталы печатных лепились по неудобьям, а вот благочестивых граждан, желающих заложить дом поближе к Храму, все не было и не было. Расползались по камням недорезанные строителями лозы, зарастала бурьяном несостоявшаяся площадь, появилась вокруг владений жрецов ограда (скорее – от ползучих гадов и насекомых, чем от людей), требованиям Уложения это никак не соответствовало, но даже покойный Главный смотритель не решился нарушить замысел и отдать печатным место, предназначенное для свободных людей. В итоге Номори шел к Храму по петлястой тропинке, не защищенной от палящего солнца тенью домов или сенью листвы, словно в скит.

– Не положено.

Тай’Келли сидел в пыльной, замусоренной гостиной казенного дома (казалось, последние полгода ее вообще не убирали), перед ним стояли треснувшая чашка и засаленный чайник, пить из которого Номори не согласился бы даже под страхом смерти.

– Что – «не положено»? – настаивал старейшина.

– Ничего. Ничего без приказа не положено. Семиглавье!

Оно, конечно, так: эти семь глав Уложения писались для того, чтобы обеспечить единоначалие в час испытаний, сосредоточить силу в руках пусть неблагочестивых, зато практичных гражданских властей. Но Номори-то нужна была помощь не стражников, а авторитета!