Н. Джемисин - Каменные небеса [litres]

Я перемещаюсь к подножию лестницы. Она вздрагивает, озирается и видит, что я обнимаю тебя. Я забрал и ее старую руку тоже, поскольку наши дети всегда часть нас. Она встает, и на мгновение я опасаюсь стычки. Но вид у нее не несчастный. Просто покорный. Я жду – мгновение или год – ее последних слов к тебе, если ей есть что сказать.

Вместо этого она говорит:

– Я не знаю, что будет с нами.

– С нами?

Она вздыхает.

– С орогенами.

О.

– Нынешняя Зима еще продлится некоторое время, хотя Разлом и остыл, – говорю я. – Выживание потребует сотрудничества между разными типами людей. А сотрудничество дает перспективы.

Она хмурится.

– Перспективы… чего? Ты же сказал, что после этого Зимы закончатся.

– Да.

Она поднимает руки – вернее руку и культю – и горестно разводит ими.

– Люди убивали и ненавидели нас, когда нуждались в нас. Теперь в нас и нужды нет.

Нас. Мы. Она все еще считает себя орогеном, хотя больше не будет способна ни на что, кроме как слышать землю. Я решаю не подчеркивать этого. Но все же говорю:

– Так и они вам не нужны. – Она замолкает, вероятно, в растерянности. Я добавляю для ясности: – С окончанием Зим и гибелью всех Стражей у орогенов появляется возможность подчинить или уничтожить глухачей, если они того пожелают. Раньше ни одна группа не могла выжить без помощи другой.

Нэссун ахает.

– Это ужасно!

Я не пытаюсь объяснить, что если что-то ужасно, то от этого оно не становится менее реальным.

– Больше не будет Эпицентров, – говорит она. Отводит взгляд, вероятно, вспоминая уничтожение Антарктического Эпицентра. – Я думаю… это ненормально, но я не знаю, как еще… – Она мотает головой.

Я молча смотрю, как она барахтается в своих мыслях – месяц или мгновение. Я говорю:

– Эпицентры ненормальны .

– Что?

– Изоляция орогенов никогда не была единственным способом обеспечить безопасность общества. – Я нарочно замолкаю, и она моргает, возможно, вспоминая, что родители-орогены прекрасно способны растить детей-орогенов безопасно. – Истребление никогда не было единственным вариантом. Узлы не были единственным вариантом. Это лишь разный вариант выбора. Всегда был возможен другой выбор.

В ней столько горя, в твоей маленькой девочке. Я надеюсь, что Нэссун однажды поймет, что она не одна в мире. Я надеюсь, что она снова научится надеяться.

Она опускает взгляд.

– Они не собираются делать другого выбора.

– Сделают, если ты заставишь.

Она мудрее тебя и не отмахивается от мнения, что можно заставить людей достойно относиться друг к другу. Вопрос в методологии.

– У меня больше нет орогении.

– Орогения, – говорю я резко, чтобы привлечь ее внимание, – никогда не была единственным способом изменить мир.

Она смотрит на меня. Я чувствую, что сказал все, что мог, потому оставляю ее подумать над моими словами. Я иду на городскую станцию и заряжаю трансмаль достаточным количеством магии для возвращения в Спокойствие. Возвращение Нэссун и ее спутников в Реннанис из Антарктики займет несколько месяцев. Зима во время их путешествия станет более лютой, поскольку у нас теперь снова есть Луна. И все же… они часть тебя. Я надеюсь, что они выживут.

Как только они отправляются в путь, я прихожу сюда, в сердце горы под Сердечником. Позаботиться о тебе.

Когда мы начинаем этот процесс, верного пути нет. Земля – ради добрых отношений я не буду больше называть его Злым – перестроил нас в мгновение ока, и теперь многие из нас достаточно искусны, чтобы повторить эту перестройку без долгого вызревания. Однако я обнаружил, что быстрота дает смешанные результаты. Алебастр, как ты назвала бы его, до конца не вспомнит себя еще долгие столетия – или вообще никогда. Но ты должна стать иной.

Я привел тебя сюда, перебрал чистое магическое вещество твоей сущности и реактивировал решетку, которая должна сохранить самую важную сущность того, чем ты была. Ты утратишь какие-то воспоминания. Перемены не бывают без потерь. Но я рассказал тебе эту историю, вложил в тебя то, что остается от тебя, чтобы сохранить по максимуму ту, какой ты была.

Заметь, я не заставляю тебя принять конкретную форму. С этого момента ты можешь стать какой пожелаешь. Просто чтобы знать, куда ты идешь, надо знать, откуда ты. Ты понимаешь?

И если ты пожелаешь покинуть меня… я переживу. И не такое переживал.

Так что я жду. Время проходит. Год, десятилетие, неделя. Время не имеет значения, хотя Гэва в конце концов утрачивает интерес и уходит по своим делам. Я жду. Я надеюсь… нет. Я просто жду. И однажды глубоко в расселине, куда я положил тебя, с шипением раскалывается жеода. Ты встаешь из ее половинок, и составляющее тебя вещество замедляется и остывает до естественного состояния.

Ты прекрасна, думаю я. Кудри из тяжелой яшмы. Кожа из охристого мрамора с прожилками веселых морщинок у губ и глаз, многослойный мрамор одеяния. Ты смотришь на меня, а я на тебя.

Ты говоришь – эхом голоса, который некогда у тебя был:

– Ты этого хотел?

– Только быть с тобой, – говорю я.

– Зачем?

Я принимаю униженную позу, потупив голову и приложив руку к сердцу.

– Потому что только так можно пережить вечность, – говорю я, – или всего несколько лет. Друзья. Семья. Идти с ними. Идти вперед.

Помнишь, я впервые сказал тебе это, когда ты отчаялась когда-нибудь исправить зло, которое сотворила? Возможно. Ты тоже меняешь позу. Руки сложены на груди, скептический взгляд. Знакомо. Я пытаюсь не надеяться, и полностью проваливаю попытку.

– Друзья, семья, – говоришь ты. – И кто я для тебя?

– То, и другое, и еще больше. Мы выше такого.

– Хм-м-м.

Я не взволнован.

– А чего хочешь ты ?

Ты думаешь. Я прислушиваюсь к медленному непрерывному рокоту вулкана в глубине. Затем ты говоришь:

– Я хочу, чтобы мир стал лучше.

Я никогда так не жалел о том, что не могу запрыгать и заверещать от радости. Вместо этого я перемещаюсь к тебе, протянув руку.

– Тогда пойдем и сделаем его лучше.

У тебя насмешливо-изумленный вид. Это ты. Это действительно ты.

– Прямо вот так?

– Это займет некоторое время.

– Не думаю, что я очень терпелива. – Но ты принимаешь мою руку.

Не будь терпелива. Никогда. Так начинается новый мир.

– Я тоже, – говорю я. – Начнем же.

Удушливая Зима: 2714–2719 по Имперскому летоисчислению. Непосредственная причина: извержение вулкана. Локализация: Антарктика близ Деветериса. Извержение вулкана Акок окутало облаками тонкого пепла пространство радиусом в пять сотен миль. Этот пепел затвердевал в легких и на слизистых оболочках. Пять лет без солнца, хотя северное полушарие не так сильно пострадало (всего два года).