Н. Джемисин - Каменные небеса [litres]

Он прислушивается к твоему прикосновению далеко над запорошенным пеплом Спокойствием. Ты падаешь в него, в отчаянии погружаясь в темноту, чтобы доказать свою правоту.

Пожалуйста , умоляешь ты.

Он обдумывает просьбу. Это не слова и не ощущения. Ты просто знаешь, что он размышляет. В ответ он изучает тебя – твой страх, твой гнев, твою решимость все исправить.

Ах – последнее получает резонанс. Ты знаешь, что тебя снова изучают, более пристально и скептически, поскольку твоя последняя просьба была несерьезной. (Просто уничтожить город? Уж тебе-то из всех людей не нужны для этого Врата.) Но на сей раз оникс находит в тебе нечто иное: страх за своих. Боязнь провала. Страх, сопровождающий все необходимые перемены. И под всем этим – неутолимая необходимость сделать мир лучше.

Где-то далеко миллиарды умирающих существ шевелятся, когда оникс испускает низкий, сотрясающий землю звук и вступает в сеть. Наверху своего пилона, под пульсацией обелисков Нэссун ощущает эту далекую вновь оживающую тьму как предостережение. Но она слишком поглощена сборкой – слишком много обелисков ныне наполняют ее. Она не может отвлечься от работы.

И по мере того как каждый из двухсот пятидесяти шести обелисков по очереди сдается ей, и когда она открывает глаза, чтобы посмотреть на Луну, которую она хочет беспрепятственно пропустить и вместо этого готовится обрушить всю мощь Планетарного Движителя на мир и его людей, чтобы преобразить их, как однажды сделал это я…

…она думает о Шаффе.

В такие моменты никого нельзя сбить с толку. Невозможно видеть только то, что хочешь видеть, когда сила, способная изменить мир, рикошетом отдается в разуме, душе и пространстве между клетками; о, я узнал это задолго до тебя. Невозможно не понимать, что Нэссун знала Шаффу едва ли дольше года и не знает его по-настоящему, с учетом того, какую часть себя он потерял. Невозможно не понимать, что она цепляется за него потому, что больше у нее никого нет…

Но вместе с ее решимостью в ее сознании возникает проблеск сомнения. Не более. Даже и не мысль. Но он шепчет: Неужели у тебя действительно больше никого нет? Неужели никому, кроме Шаффы, во всем мире нет до тебя дела?

И я вижу, как Нэссун медлит, ее пальцы сжимаются и маленькое личико напряженно хмурится, даже когда Врата Обелисков собираются окончательно. Я наблюдаю выстраивание вокруг нее дрожащих невообразимых энергий. Я утратил возможность управлять ими десятки тысяч лет назад, но все еще могу их видеть. Это арканохимическая матрица, которую ты считаешь просто коричневым камнем, и энергетическое состояние, создающее ее, выстраивается замечательно.

Я вижу, что и ты это замечаешь, и сразу же понимаю, что это значит. Я вижу, как ты рычишь и разносишь стену между тобой и дочерью, даже не замечая по ходу дела, что твои пальцы превращаются в камень. Я вижу, как ты бежишь к основанию лестницы пилона и кричишь ей:

– Нэссун!

И в ответ на твой внезапный, дикий, неотвратимый призыв наверху из ниоткуда с громким гулом возникает оникс.

Этот гул – низкий, от которого дрожат кости, – невероятен. Хлопок воздуха, вытесненного им, достаточно оглушителен, чтобы сбить с ног и тебя, и Нэссун. Она кричит и сползает на несколько ступенек, оказываясь на опасной грани утраты контроля над Вратами, поскольку взрыв бьет по ее концентрации. Ты кричишь, поскольку удар заставляет тебя заметить твое левое предплечье – каменное, и ключицу – каменную и левую стопу и щиколотку.

Но ты стискиваешь зубы. Больше ты не ощущаешь боли – только за дочь. Хватит тебе и одной боли. У нее Врата – но у тебя оникс, и когда ты смотришь на нее, на Луну, зло глядящую сквозь свою дымчатую прозрачность, на льдистый зрак в склеральном черном океане, ты знаешь, что тебе делать.

При помощи оникса ты тянешься через половину планеты и всаживаешь эпицентр своего намерения в рану мира. Разлом содрогается, когда ты требуешь все до капли его тепло и кинетическое бурление, и ты вздрагиваешь под приливом такой мощи, что на мгновение тебе кажется, что ты выблюешь ее всепожирающим потоком лавы.

Но оникс сейчас – часть тебя. Безразличный к твоим конвульсиям – поскольку ты сучишь ногами, изо рта у тебя идет пена, – он берет, отводит и уравновешивает силу Разлома с легкостью, посрамляющей тебя. Автоматически он связывается с обелисками, так удобно оказавшимися поблизости, с сетью, которую Нэссун собрала, чтобы попытаться продублировать силу оникса. Но дубль имеет лишь силу, не волю, в отличие от оникса. У сети нет программы. Оникс забирает двадцать семь обелисков и тут же начинает вгрызаться в остальную сеть обелисков Нэссун.

Но здесь его воля больше не первостепенна. Нэссун чувствует ее. Сражается с ней. Она решительна не менее тебя. И ею тоже движет любовь – как тобой любовь к ней, так ею – любовь к Шаффе.

Я люблю вас обеих. Как я не могу, после всего? Я все еще человек, в конце концов, и это битва за будущее мира. Чудовищное и величественное событие, свидетелем которого являюсь я.

Это и есть битва, линия против линии, щупальце против щупальца магии. Титанические энергии Врат, Разлома хлещут и дрожат вокруг вас обеих цилиндрическим северным сиянием энергий и цветов, видимый свет уходит в длины волн за пределами видимого спектра. (Эти энергии резонируют в тебе, там, где настройка уже закончена, и все еще осциллируют в Нэссун – хотя ее волновая форма начала оплывать.) Это оникс и Разлом против Врат, ты против нее, и весь Сердечник трепещет от грубой силы всего этого. В темных залах Уоррента, среди драгоценных тел Стражей стонут стены и трескаются потолки, осыпая пол пылью и обломками камня. Нэссун пытается притянуть к себе магию, что осталась во Вратах, чтобы обратить ее на всех вокруг тебя и всех за ними, – и, наконец, наконец ты понимаешь, что она пытается превратить всех в ржавых камнеедов . Ты же в это время тянулась вверх, чтобы поймать Луну и, возможно, дать человечеству второй шанс. Но каждой из вас, чтобы достичь своей цели, понадобятся и Врата, и оникс, и дополнительное топливо Разлома.

Эта патовая ситуация не может продолжаться вечно. Врата не могут вечно поддерживать связь, и оникс не может вечно сдерживать хаос Разлома – и два человеческих существа, какими бы могущественными и волевыми они ни были, не могут так долго выдерживать магию.

И тут оно случается. Ты вскрикиваешь, когда ощущаешь перемену, резко встающую на место: Нэссун. Магия ее вещества полностью выстроена, кристаллизация началась. В отчаянии и чисто инстинктивно ты хватаешь часть энергии, которая пытается трансформировать ее, и отшвыриваешь в сторону, хотя это лишь отсрочка неизбежного. В океане слишком близко к Сердечнику раздается глубокий толчок, который даже стабилизаторы гор не выдержат. На западе со дна океана поднимается гора в форме ножа; на востоке встает другая, с шипением испуская пар своего рождения. Нэссун, рыча от отчаяния, цепляется за эти новые источники силы, вытягивая из них тепло и буйство, обе они трескаются и рассыпаются. Стабилизаторы выравнивают океан, предотвращая цунами, но и все. Они не были созданы для этого. Еще – и Сердечник развалится.