Н. Джемисин - Каменные небеса [litres]

Ее орогения ощущается тобой как тяжесть на мире, твердая, как скала, и точная, как алмазное сверло. Злой Земля, думаешь ты. Она сэссит точно так же, как ты.

Все кончено еще до начала. Ты чувствуешь это так же точно, как сэссишь ее силу, и это приводит тебя в отчаяние.

– Я искала тебя, – говоришь ты. Ты бессознательно поднимаешь руку. Твои пальцы растопырены, дрожат, сгибаются и снова раскрываются, наполовину в хватательном, наполовину в молящем жесте.

Она смотрит исподлобья.

– Я была с папой.

– Я знаю. Я не могла найти тебя. – Это очевидно излишне; ты ненавидишь себя за беспомощную болтовню. – С тобой… все в порядке?

Она в тревоге отводит взгляд, и тебя волнует, что она заботится явно не о тебе.

– Мне надо… Моему Стражу нужна помощь.

Ты цепенеешь. Нэссун слышала от Шаффы о том, чем он был до Миова. Она разумом понимает, что Шаффа, которого знала ты, и Шаффа, которого любит она, – совершенно разные люди. Она видела Эпицентр и то, как он ломает своих обитателей. Она помнит, как ты замирала, ровно как сейчас, при одном виде винного цвета, – и, наконец, здесь и сейчас, в конце мира, она понимает, почему. Она узнает тебя лучше, чем когда-либо в своей жизни.

И все же для нее Шаффа – тот человек, что защищал ее от бандитов и от отца. Это он утешал ее, когда она была испугана, подтыкал ее одеяло по ночам. Она видела, как он сражается со своей жестокой природой и самим Землей, чтобы стать для нее родителем, который ей нужен. Он помог ей научиться любить себя за то, что она есть.

А ее мать? Ты. Ты ничего такого не делала.

И в этот затянувшийся момент, когда ты борешься с воспоминанием о распавшемся на части Инноне и жгучей болью сломанных в уже несуществующей руке костей, с этим « никогда не говори мне нет» , что звенит у тебя в голове, она нутром чует то, что ты до сих пор отрицала: это безнадежно. Не может быть ни родственных отношений, ни доверия между вами двумя, поскольку вы таковы, какими сделали вас Спокойствие и Зима. Алебастр был прав, и некоторые вещи действительно сломаны настолько, что уже не исправить. Только разбить окончательно ради милосердия. Нэссун качает головой, пока ты стоишь и дергаешься. Она отводит взгляд. Снова качает головой. Чуть опускает плечи, не в ленивой сутулости, но от усталости. Она не винит тебя, но и ничего не ждет от тебя. И сейчас ты просто стоишь у нее на пути. Она отворачивается, чтобы уйти, и это выводит тебя из диссоциативной фуги.

– Нэссун?

– Ему нужна помощь, – повторяет она. Она опустила голову, плечи напряжены. Она не остановится. Ты набираешь воздуха и направляешься за ней. – Я должна помочь ему.

Ты понимаешь, что происходит. Ты все время чувствовала это и боялась. Ты слышишь, как у тебя за спиной Данель останавливает остальных. Может, думает, что вам с дочерью нужно побыть наедине. Ты игнорируешь их и бежишь за Нэссун. Хватаешь ее за плечо, пытаешься повернуть к себе.

– Нэссун, что…

Она стряхивает твою руку, так резко, что ты спотыкаешься. С тех пор как ты потеряла руку, у тебя плохо с равновесием, а она сильнее, чем была. Она не замечает, что ты чуть не падаешь. Продолжает идти.

– Нэссун! – Она даже не оборачивается. Ты не можешь добиться ее внимания, заставить ее реагировать, хоть что-то сделать. Что угодно. Ты нащупываешь и говоришь ей в спину:

– Я… я… я знаю про Джиджу!

Это заставляет ее замереть. Смерть Джиджи – все еще свежая рана в ее душе, которую Шаффа очистил и зашил, но она еще долго не заживет. То, что ты знаешь о том, что она сделала, заставляет ее сгорбиться от стыда. То, что это была необходимая самооборона, выбивает ее из колеи. То, что ты напомнила ей об этом сейчас, превращает стыд и смятение в гнев.

– Я должна помочь Шаффе , – снова говорит она. Она поднимает плечи – тебе этот жест знаком по сотням занятий в вашем самодельном тигле днем еще с двух лет, когда она училась говорить нет . Когда она делает так, ее ничем не переубедить. Слова становятся бессмысленными. Действия значат больше. Но какие действия могут передать всю трясину твоих чувств прямо сейчас? Ты беспомощно оглядываешься на остальных. Хьярка поддерживает Тонки за спину, та смотрит в небо на собрание самого большего количества обелисков, которое ты видела в жизни. Данель чуть поодаль от остальных, стоит, заложив руки за спину, ее черные губы шевелятся – ты понимаешь, что это лористическое мнемоническое упражнение, чтобы помочь ей запомнить все, что она видит и слышит, дословно. Лерна…

Ты забыла. Лерны нет. Но будь он здесь, подозреваешь ты, он бы предостерег тебя. Он был доктором. И семейные травмы не были вне его компетенции… но все видят, что здесь что-то подгнило.

Ты снова трусишь за ней.

– Нэссун. Нэссун, ржавь, смотри на меня, когда я разговариваю с тобой! – Она игнорирует тебя, и это пощечина, от чего обычно у тебя, однако, светлеет в голове, а не заставляет бросаться в бой.

Ладно. Она не будет слушать тебя, пока не поможет… Шаффе. Ты отмахиваешься от этой мысли, хотя это все равно что брести по грязи, перемешанной с костями. Хорошо.

– Дай мне помочь тебе!

Это заставляет Нэссун замедлить шаг и остановиться. Настороженно, так настороженно она оборачивается к тебе.

– Помочь мне?

Ты смотришь мимо нее и видишь, что она шла к другому зданию-пилону – с широкой лестницей с перилами, тянущейся по его наклонной стене. С крыши вид на небо должен быть великолепный…

Почему-то ты решила, что тебе надо не дать ей пойти туда.

– Да. – Ты снова протягиваешь руку. Пожалуйста . – Скажи, что тебе нужно. И я… Нэссун. – Тебе не хватает слов. Ты хочешь, чтобы она почувствовала то, что чувствуешь ты. – Нэссун.

Это не действует. Она говорит твердо:

– Мне нужно задействовать Врата Обелисков.

Ты вздрагиваешь. Я уже говорил тебе об этом несколько недель назад, но, похоже, ты не поверила .

– Что? Ты не сможешь.

Ты думаешь: Это убьет тебя .

Она выдвигает челюсть.

– Смогу.

Она думает: Я не нуждаюсь в твоем разрешении .

Ты недоверчиво качаешь головой.

– Ради чего ? – Но уже слишком поздно. Она решила. Ты сказала, что поможешь, но затем замялась. В своем сердце она ведь и дочь Шаффы; пламя земное, два отца и ты сформировали ее, так что же дивиться, что она стала такой? Для нее твоя заминка то же самое, что нет . Она не любит, когда ей говорят «нет».

Нэссун снова отворачивается от тебя и говорит:

– Больше не ходи за мной, мама.

Конечно же ты сразу идешь следом за ней.

– Нэссун…

Она бьет наотмашь. Она в земле, ты сэссишь это, она в воздухе, ты видишь линии магии, и внезапно эти две силы сплетаются совершенно непонятным тебе образом. Материя основания Сердечника – металл, спрессованные волокна и вещества, для которых у тебя нет названия, наслоившиеся на вулканическую скалу, вздымается у тебя под ногами. По старой привычке, долгие годы борясь с ее детскими орогенистическими вспышками гнева, ты реагируешь даже в падении, вгоняя торус в землю, чтобы погасить ее орогению. Это не помогает, поскольку она использует не орогению. Но она это сэссит, и глаза ее сужаются. Твои серые, как пепел, глаза. И через мгновение перед тобой из земли вырывается стена обсидиана, разрывая волокна и металл внутренней структуры города, образуя барьер между тобой и ней по всей ширине дороги.