Татьяна Коростышевская - Сыскарь чародейского приказа [litres]

Закончился? Значит, основную фильму я профукала? Немножко обидно. И спутники мои, наверное, тревожатся, где меня носит.

Я кивнула:

– Тогда давайте я первая пойду. Меня Бесник с Марком Иреновичем обыскались уже небось.

– Вы проводите время в компании неклюда и гнума? – спросил Семен Аристархович неприятным голосом.

– Получается, что да, – развела я освободившиеся от его прикосновений руки. – Но вы же сами давеча говорили, что, как я после службы развлекаюсь, никого не волнует. Тем более что господа эти очень мне пригодились для сбора служебной информации.

Я еще хотела сообщить, что пресловутый Савва Кузьмич, учитель мой вольский, вбил в наши головы, что для сыскаря налаживание связей – вещь наиважнейшая для работы, и любой встреченный человек для раскрытия дел пригодиться может. Но шеф, кажется, к беседе нашей интерес утратил, оттолкнул меня взглядом:

– Тогда ступайте к своим информаторам. Надеюсь, на службе вы завтра появитесь без опозданий. Вам придется часть обязанностей Ольги Петровны на себя взять, пока мы нового секретаря не примем.

Я щелкнула каблуками никак не предназначенных для этого вечерних туфелек и отправилась исполнять приказ. Потому что помедли я еще минуточку – не выдержала бы, бросилась на широкую львиную грудь, ожидая продолжения «нужных для дела» поцелуев.

На бульваре было действительно многолюдно. Я подошла к самому входу в фильмотеатр, туда, где начинался бортик ковровой дорожки, и принялась стоять, краешком глаза косясь в сторону, откуда должен был появиться Крестовский. За ним дело не стало, я заметила его статную фигуру в свете фонарей. Он пересек мостовую, перейдя на другую сторону улицы, поправил шляпу, поклонился даме в проезжающейся коляске. Коляска остановилась. Семен Аристархович перекинулся с пассажиркой парой слов, рассмеялся на какую-то фразу. Собеседница его оказалась красоткой, холеной русоволосой прелестницей, молоденькой и улыбчивой. По левую руку от нее сидела сопровождающая ее пожилая женщина, по-видимому дуэнья. Шеф покачал головой, будто отказываясь от чего-то, затем развел руками и тоже сел в коляску, напротив дамы. Они уехали, а я поняла, что хочу разреветься.

– Вот ты где, чавэ. – Бесник подошел со спины, и я успела незаметно вытереть глаза тыльной стороной ладони.

– Где гуляла, асессор? – строго спросил гнум.

Спутники мои, видимо, сдружившиеся за время моего отсутствия, переглянулись.

– Я бы тебе рассказал, чем эта барышня пахнет, – протянул неклюд, пошевелив кончиком носа, – и какие выводы из этих запахов сделать можно, но промолчу, памятуя, что при нас дама.

Оба они противно захихикали. Я решила тему не поддерживать. Бесник своим звериным чутьем состояние мое, конечно же, учуял. Ну и пусть, ну и ладно. Мы немного прогулялись по бульвару, гнум потребовал с Бесника еще каких-то угощений, намекая на будущие барыши, поэтому продолжали прогулку мы, нагруженные сластями: пряниками, засахаренными орешками и липкими леденцами на палочках – всем тем разнообразием вкусной, но легкомысленной снеди, которую можно было приобрести у уличных лоточников.

– Я сегодня точно решил в фильматографе себя попробовать, – сообщи мне неклюд, – Марк как раз с вересня фильму снимать будет и меня на главную роль пригласил.

– Неклюдов никто еще на экране показывать не пытался, – вторил ему гнум. – Я первый буду. Бесник у нас мужчина фактажный, камера его любить должна. История будет про пленницу Варвару и…

– Про Варвару уже было, – возражала я. – Тебя за воровство чужих идей в суд призовут и штрафами обложат.

– Да? Ну ладно, пусть не Варвара, пусть, к примеру, Евангелина. Только пленницей она должна быть обязательно, публика это любит. Ее должен какой-нибудь экзотический принц пленить, ну, магольский, к примеру. Сначала она будет его ненавидеть, а потом влюбится.

– Ты живых маголов хоть видел? Они же… – я повертела в воздухе рукой, – специфические очень, навроде яматайцев.

– Ой, асессор, я тебя умоляю! Я не видел. И никто не видел, кроме шибко разумных заучек. Да и вообще, публику не правда интересует, а страсть, а уж страсть я им обеспечу. Я и магольский принц Бесник вместе со мной. Кстати, не хочешь на роль пленницы попробоваться? Там сцена будет трепетная очень. Пленница в прозрачных кисеях и расшитом драгоценностями лифе тоскует, руки ее прикованы к стене темницы над головой, отчего лиф расшитый только выигрывает, тут заходит принц, делает глазами вот так…

Я отказалась, даже не дослушав.

Время было уже позднее, на башенных часах отбило час пополуночи, мы направились в сторону моего дома. У переулочка, ведущего в гнумскую слободу, Марк Иренович вежливо с нами попрощался, а Бесник сообщил, что проводит меня до подъезда и уйдет не раньше, чем я в комнате магический светильник зажгу. А потом оказалось, что возжигать мне уже нечего и негде, потому что меблированные комнаты «Гортензия» догорают, разбрасывая над пожарищем снопы искр.

Кажется, на улице были все жители квартала и еще парочки соседних, сновали люди с ведрами, раздавались выкрики «Сюда!», «Подсоби!», «Налегай!». Вода с шипением лилась на горящую древесину, к небу поднимались клубы дыма. В стороне выла истошно баба: «Да что же это деется-то, люди добрые?!»

– То-то я зарево еще с бульвара заметил, – проорал мне неклюд, перекрикивая шум толпы. – Стой здесь, чавэ, ближе не подходи!

И он побежал, ввинчиваясь в скопление народа. Скопление, кстати, начинало редеть. Думаю, пожары в этом городе – явление не такое уж редкое, при деревянных-то постройках, привык к ним народ местный. Потушили, и слава богу, а на том и расходиться можно.

– Сундук мой там сгорел, – всхлипнула я жалобно неведомо кому. – И мундир тоже…

– Ну, одежки-то я спасти успела. – Лукерья Павловна обняла меня за плечи, накинув краешек своей шали. – Гришка за сундуком следить приставлен. Ты его после найди, мальца, как в арестантской меня определишь.

– Вас есть за что арестовывать? – Я склонилась головой на мягкое тетушкино плечо, было уютно, почти как в объятиях маменьки.

– Я человека убила, Гелюшка. – Женщина тяжело вздохнула. – Своими руками на месте порешила.

– Так, может, он заслужил? – Брать под стражу хозяйку дюже не хотелось.

– Может, и заслужил, – не спорила та. – Ночью по надобности вышла я в коридор, кочергу еще прихватила, ты же знаешь, заедает у нас задвижка в том самом помещении. Ну вот, иду, значит, кочерга в одной руке, свеча в другой, на втором этаже смотрю, шебуршит кто-то у твоей двери, да не один, – двое татей было. Я прикрикнула, кочергой замахнулась, один по лестнице побежал, другой на меня двинулся. Я как его рассмотрела, чуть не сомлела от ужаса: голова паучья, глазьев немерено, а изо рта жвалы торчат. А дальше как в тумане. В себя пришла, когда на полу страховидлу эту кочергой добивала. Писк, хруст, кровища вонючая во все стороны брызжет, а вокруг огонь трещит. Я-то свечу выронила, чтоб кочергу двумя руками сподручней держать, от огонька свечного занавеси коридорные занялись. Хорошо еще, я не молча свирепствовала, орала в голос, так что всех перебудила. Получилось, выйти-то все успели, не сгорел никто. Гришка к тебе кинулся, не знал, что тебя нет еще, я за ним, тут балка рухнула, поэтому мы твой сундук к внешней стене двинули, он же тяжелый, но двигался просто.