Наталья Осояну - Дети Великого Шторма [сборник litres]

Он переместился туда в мгновение ока, и увиденное его не обрадовало. Амари успел потопить шесть черных фрегатов, но потерял пять, и на палубе «Черной звезды» полыхало пламя. Хуже всего, однако, было другое: в Росмерской гавани из воды выбирались сразу четыре пожирателя, и первый уже крушил щупальцами причалы.

Кристобаль попытался проникнуть в разум одной из тварей, но его тут же отбросило – он как будто с размаху налетел на каменную стену, и опять вернулось ощущение телесности вместе с болью.

«Нет, – сказала Мать. – Это было бы слишком просто».

Он отступил, подавляя панику и лихорадочно размышляя, а потом в приступе вдохновения превратил один из потоков в петлю, которой захлестнул тело ближайшего пожирателя. Тварь задергалась, но не двинулась с места: ей только и осталось, что трепыхаться, размахивая многочисленными щупальцами. Когда она попыталась изменить собственное тело, сделаться у́же и длиннее, петля затянулась. Ловушка держала крепко.

Кристобаль представил себе, что поток – это и впрямь веревка, которую можно к чему-нибудь привязать. К примеру, к подводным рифам у входа в гавань. Задумка сработала, и он почувствовал, как освободился от воображаемой веревки почти целиком, что дало возможность применить тот же самый трюк ко второму пожирателю, пока еще не добравшемуся до суши. Но схватить третьего он не успел и уже никак не мог до него дотянуться, а сразу два каната из воды отнимали слишком много сил. К тому же они не перестали быть течениями, и противоестественным образом движущиеся потоки взбаламутили гавань и окрестности, зацепив несколько фрегатов Амари. Да и остальные его корабли, чуткие и живые, поняли, что происходит нечто странное. И это их испугало.

Отпустив пожирателей, он обречет на смерть множество горожан. Продолжая их удерживать, потеряет маленькую флотилию Амари. Кристобаль понял, что не может сделать выбор. Мало того – он внезапно сам превратился в канат, опутывающий двух чудовищ и несколько острых подводных скал, натянутый так туго, что волокна его тела уже начали лопаться одно за другим.

И в тот момент, когда ему уже казалось, что все потеряно, пришла помощь. Его как будто омыло золотым светом, который унес боль и нерешительность, успокоил тревогу и наделил Кристобаля ясностью мыслей. Лишь после этого он понял, кто ему помогает.

«Эсме, не надо…»

«Тс-с. Это все, что я могу. А теперь покажи, что можешь ты».

Можешь? Разве он уже недостаточно сделал? Если бы у бесконечно малой точки посреди Росмерской гавани были зубы, она бы ими заскрежетала. Прилагая немало усилий, Кристобаль приподнялся над водой, чтобы как следует рассмотреть, что происходит в Росмере. Он увидел, как первый пожиратель крушит какой-то дом достаточно далеко от берега; второй тем временем разносил в щепки один из портовых складов. Люди и магусы, мелкие как муравьи, разбегались в стороны, хотя немногие храбрецы пытались атаковать монстра, вооружившись саблями. Внезапно раздался грохот: один из фрегатов Амари, «Белая кошка», вышел из боя и теперь, вернувшись в порт, принялся обстреливать тварь. Первый залп оказался неудачным: пожирателя он даже не задел, но от этого пробудилась надежда. И тотчас же с первым пожирателем начало происходить что-то странное. Его щупальца взмыли в воздух, словно кто-то собрал их в пучки и начал тянуть в разные стороны. По телу твари пробегали волны света, она дергалась и извивалась, но не могла освободиться.

Лишь один магус в Росмере был на такое способен.

Точнее, способна.

Третий залп «Белой кошки» снес пожирателю в порту половину тела вместе с щупальцами, и, хотя оставшаяся половина продолжила в слепой ярости разрушать ближайший дом, у Кристобаля не осталось сомнений: с этим врагом покончено. Если Ризель сумеет разорвать второго пожирателя и не надорваться…

Но времени на размышления не осталось. Он с мрачной решимостью и тоской отпустил тварей из ловушек в гавани, а потом ринулся к «Черной звезде». Влетел в нее, не давая себе возможности передумать, и разыскал бывшего юнгу. Памятуя о том, что совсем недавно случилось с Сандером, к которому нечаянно прикоснулся Капитан, Кристобаль не попытался проникнуть в разум Амари напрямую. Он на миг слился с его фрегатом и вложил в «Черную звезду» куда более полную картину гавани – вместе с надвигающейся с юга армадой во главе с капитаном-императором, – чем ее навигатор мог бы получить через сеть ремор или от Джа-Джинни, который парил над Росмером, раскинув крылья. От внезапно нахлынувших сведений Амари – уставший до полусмерти, перемазанный сажей и кровью – рухнул на колени, и, хотя юноша не потерял сознания, Кристобаль на мгновение испугался, что все испортил.

Вновь хлынул золотой свет, наполняя молодого капитана силой и исцеляя раны.

«Действуй, Кристобаль. Почему ты медлишь?»

«Да, действуй, – впервые заговорил Капитан. – Ты же знаешь, что надо делать».

И в самом деле, он знал.

Но хватит ли ему сил?

Слившись с одним из потоков, он покинул Росмер. Хоть перемещение, как и в первый раз, заняло всего миг, он осознал, что черный флот Аматейна находится уже очень близко – в пределах видимости. Он словно краешком сознания ощущал пристальный взгляд капитана-императора, взгляд изумленный и немного растерянный. Это было странное чувство, ведь повелитель империи не владел той силой, которая сейчас оказалась в распоряжении Кристобаля. Но он не стал над этим размышлять, а обошел Черный флот, который опять шел плотной группой, по кругу. Один раз, потом другой.

И третий. Четвертый…

Сперва он решил, что совершить задуманное проще, чем кажется, но это было обманчивое, опасное чувство. С каждым новым витком он не просто терял силы – он словно отдирал что-то от собственной души и памяти, ощущая, как сочатся невидимой кровью раны, которые не излечит ни один целитель в мире. Как же опрометчиво было счесть, что раз тела нет, то и смерть над ним не властна! Ему грозило кое-что не менее страшное, чем смерть: полный осознанный распад.

Что ж…

Если суждено – так тому и быть. Он сосредоточился на единственной мысли, единственной идее и продолжил начатое. Дома, улицы и дворцы в его воспоминаниях покрывались трещинами и рассыпались, превращаясь в пыль; магусы, люди и нелюди сперва теряли имена, потом превращались в безликие, одинаковые тени и, взмахнув на прощание рукой, уходили во тьму. Последней ушла она – такой, какой он ее увидел той ночью в доме старейшины воронов, когда она сказала, что больше не будет никаких секретов. И фрегат… в воспоминаниях фрегат все еще был его частью, так что отрывался живой корабль с мясом и жуткой болью, и, когда все завершилось, он увидел собственную суть, словно взглянул со стороны. Жалкое нечто, испещренное дырами, словно губка, и сочащееся белесой слизью с бурыми разводами. Бессильное, беспомощное.