Наталья Осояну - Дети Великого Шторма [сборник litres]

– Когда передашь обязанности старейшины кому-нибудь другому.

Он тяжело вздохнул:

– Мне обещали, что Совет скоро примет решение. По правде говоря, они ведут себя очень странно. Как будто им нравится, что во главе воронов – да и Росмера покамест – стоит нарушитель запрета.

– Умный, скромный и добрый нарушитель, – сказал Дух Закона. Айлантри покраснел. – Тот, в ком они видят связующее звено между прошлым и будущим. Тот, кто применил магию полужизни к себе самому, а не к какой-нибудь невинной жертве. Ну и не будем забывать о приятельских отношениях с Богом Справедливости…

Тщеславия богу было не занимать. Айлантри Корвисс, самый молодой за всю историю клана старейшина воронов, тихонько рассмеялся, а потом внезапно хлопнул себя по лбу:

– Совсем забыл! Прежде чем спуститься, я получил письмо для Джа-Джинни. От какой-то женщины, которая недавно прибыла в город и хочет с ним встретиться.

– Как ее зовут? – раздалось сзади. Голос изменился.

Айлантри повернулся: на него нетерпеливыми бирюзовыми – не черными – глазами смотрел крылан, протягивая руку за письмом.

– Джайна, – сказал Айлантри. – Фамилию мне не назвали.

Когда крылан сломал печать и развернул лист, изнутри выпало вложенное в письмо белое перо и, вырисовывая в воздухе изысканные круги, скрылось во тьме непознанного – там, куда уходила лестница.

Он, конечно, весьма удивился, когда оказалось, что в городе пиратов всех вновь прибывших не выпускают с причала, пока не впишут имя каждого в толстенный журнал. Алесса встревожилась и так крепко сжала его руку, что пришлось ее обнять и поцеловать в макушку, а потом долго-долго шептать на ухо ласковые слова. Собственное беспокойство он тщательно скрывал, как и угрызения совести. Выходило так, что он подвел эту девушку, которая, рискуя собственной жизнью, три месяца выхаживала его после ранения. Она последовала за ним, она покинула Облачный город – да, там сейчас жизнь пошла нелегкая, но разве человек в здравом уме может покинуть древнюю столицу Империи, пусть даже распадающейся на глазах, и переселиться в город пиратов?

Да еще и с бывшим пиратом?

С другой стороны, любовь и здравый смысл – вещи несовместимые.

Он обнял ее, такую маленькую и хрупкую, приподнял над причалом – пусть от этого и заныла старая рана в груди, которая едва не убила его чуть больше года назад, – и прижал к себе. Горячо зашептал на ухо:

– Алесса, Алесса, запомни навсегда: где ты – там и я, где я – там и ты, понимаешь? Ни шторм, ни мертвый штиль не помешают нам быть счастливыми. И если здесь что-то пойдет не так – мы просто уплывем за горизонт и найдем среди Десяти тысяч островов другой, где нам будут рады.

– Я тоже тебя люблю, – просто ответила Алесса, и глаза ее засияли словно звезды.

Потом они спокойно ждали своей очереди еще час, потому что переселенцев было очень много. После нашествия чудовищных тварей-пожирателей множество больших и малых городов оказались стерты с лица земли, и не все выжившие решили отстраиваться заново там, где море едва их не уничтожило. Конечно, особую известность приобрели места, которые по стечению обстоятельств сохранились лучше других. Лейстес странным образом оказался одним из них.

Один раз он увидел вдалеке Скодри. Зубастый шел куда-то в сопровождении советников, и лицо у него было суровое. Правитель пиратского города по-прежнему выглядел крепким, но заметно сдал за полтора года, что миновали с их последней встречи, и он опять засомневался в правильности принятого решения. Может, стоило попытать счастья в Ниэмаре, а не здесь, где его могут узнать, невзирая на все отметины, которые судьба оставила на его лице за прошедшее время?

Но их очередь была совсем близко, и он отбросил сомнения.

– Откуда вы? – спросил таможенник.

Таможенник в пиратском городе – ну что за парадокс…

– Из Мариона. – Он, как и договаривались, назвал родной городок Алессы, разрушенный пожирателями до основания.

Должно быть, лейстесский чиновник об этом знал, потому что он сочувственно покачал головой и как-то вдруг подобрел.

– Назовите мне ваши имена, возраст и род занятий, и я вас отпущу. Мы в Лейстесе рады молодым парам – вы как-никак наше будущее. – Он покосился на слегка округлившийся живот Алессы. – В самом буквальном смысле. С прошлым у нас, знаете ли, особые отношения.

Он открыл рот и в самый последний момент в приступе вдохновения смешал напополам правду и ложь, присоединив к собственному имени фамилию Алессы. Зачем, в самом деле, тревожить прошлое?..

– Тамро. Алесса и Умберто Тамро.

Два фрегата, большой и маленький, замерли посреди бескрайней водной глади, словно собираясь полюбоваться закатом. Над самым горизонтом бежали темные облака – прочь, в сторону от солнца, как будто испугавшись алого сияния вечерней зари.

Большой фрегат был полностью черным и слегка переливался в лучах солнца, словно кусок угля. Выглядел он мощным и хищным, но прямо сейчас – не опасным. Скорее, наоборот, – спокойным и удовлетворенным жизнью во всех ее проявлениях.

Маленький живой корабль казался немного несуразным: у него удлинился корпус, но вторая мачта еще не отросла как следует. Она торчала, словно ручка от метлы, обмотанная старым тряпьем. Перемены сделали этот фрегат медлительным, что необычайно раздражало и его, и молодого навигатора. Капитан черного фрегата, сам вчерашний мальчишка, беззлобно подшучивал над другом, втайне ощущая угрызения совести: он не испытал таких мучений с кораблем, потому что получил его уже взрослым и полностью сформировавшимся, не считая цвета.

Впрочем, выпавшие на его долю испытания тоже не отличались легкостью…

Впереди ждала Каама, но вечер выдался таким красивым, что он решил не спешить домой, а позволил обеим командам отдохнуть после долгого и трудного путешествия в Эверру. В городе-на-воде – как и повсюду в обитаемом мире – днем и ночью царила суматоха и было не так уж много мест, где не звучали молотки и пилы. Все понимали, что надо немного потерпеть, пока мир возрождается из руин. Но иной раз эти звуки делались чересчур назойливыми.

С орудийной палубы доносились звуки музыки и смех. Его ждали, и он пообещал зайти, но не спешил. Немного постояв у правого борта и полюбовавшись на закат, он достал из кармана глиняную трубку и кисет. Трубка была дешевая, табак – дорогой, если, конечно, торговец его не обманул. Он неуклюже набил чашу, а потом спрятал кисет и взамен достал спички. Взглянув на них, скорбно поджал губы и изобразил, будто поджигает табак пальцем, – а потом, спохватившись, огляделся по сторонам. Два матроса дремали на носу; молоденький дозорный забрался по вантам очень высоко, но смотрел в другую сторону. Никто не увидел печальной капитанской пантомимы, кроме зверька по имени Сокровище, который издал укоризненный стрекот.