Алексей Полевой - Драконодав [litres самиздат]

Было много новобранцев, конечно стёрших ноги о дорогу или задницу о седло, таких ветераны наставляли, а не слушались, учили чем под руку подвернётся или ласково кулаком. Вскоре молодые бодро маршировали и запевали песни, благо ребята Гонсало видимо знали тысячу протяжных песен о героях и мечах, плачущих девах и горящих крепостях, а германцы даже весёлые песенки умудрялись петь так, что мурашки по коже ползали, а шаг становился чётким и уверенным. Боевые песни германцев вообще вынуждали хвататься за меч и искать глазами противника, будучи уверенным, что справа и слева будут истинные товарищи, что не бросят в лихой час. Мне всегда нравились германские песни о попойках друзей, о походе друзей на войну, как они стойко и верно сражаются и либо с честью падут или славно возвратятся назад к домам и жёнам. Германцы пели о лукавых трактирщицах, что крутят своими прелестями перед солдатом, а тот восхищается её красотой, просит её потанцевать и налить вина, а потом она наотрез отказывается согреть ему ложе в студёную ночь и бедолага спит один. Наши песни тоже были, но песни моего королевства скорее красивые, чем воинственные, хотя всякое бывает, взять хотя бы «Песнь о Роланде», где поётся о битве в Ронсевальском ущелье между армией Карла Великого и войском басков. Всю «Песнь» вообще никто не помнил, но Дезире имел отличную память, а голос просто божественный, его аббат каждую неделю упрашивал записаться в священники. Оруженосец, пока хватало сил, горланил эту леденящую кровь «Песнь», отчего даже бывалые ветераны хмурились и потирали шрамы, вспоминая былые схватки.

Кроме песен и доброй чарки вечером, почитай развлечений в походе нет. Конечно, можно грабить проезжающие обозы, мародёрствовать на окрестных хуторах или даже грабить целые городки, но такое поведение баронов-разбойников и отрядов ландскнехтов нередко заканчивалось массовыми казнями. Впрочем, частенько такое сходило с рук многим, поэтому окрестные городки, прослышав о войске неподалёку сидели за стенами, надеясь на стражу, хуторяне встречали с вилами, а возки завидев передовой отряд, старались убраться с дороги. Даже королевские гвардейцы не гнушались грабить на дорогах, что говорить о северных наёмниках, им любой встречный чужеземец законная добыча, если у встречного, конечно, нет оружия и толпы дружков. Как подъехали к окрестностям Жуаньи, стали попадаться стекающиеся туда отряды и маркитантки. С кондотьерами мы раскланявшись говорили, спрашивая о новостях, а к маркитанткам выстраивалась вечером гогочущая очередь. Надо сказать, заразы эти девки наверняка в лагерь добавят, однако запретить наёмнику тратить своё жалование на девок, выпивку и красивую одежду было сложно. И так, Гонсало настаивал на тёмных цветах одежд, без петушиных раскрасок, где жёлтый и синий с красным причудливо переплетаются. Солдаты ворчали, что монахами рядятся, никакой красоты, но ворчали беззлобно – одежда была хоть тёмная, но первоклассная, грех было жаловаться.

– Сказывают аглицкие силы неисчислимы! – говорил словоохотливый слуга герцога на водопое, его господин остановился неподалёку передохнуть, но общаться с простым бароном не желал, – его светлость послали готовить столицу к обороне, не сдюжить нам супротив такой силищи.

– А сколько войска-то неприятельского? – спросил я, – десять тысяч, двадцать, больше?

– Неимоверная силища, – только смог выдавить слуга, нервно перебирая пальцами и напрягая все знания счёта, – громадная тьма!

– Толку от него, – махнул рукой Гонсало, – вон чешет маркитант, я его знаю, видать распродал всё, налегке.

– О, Гонсало, чертяка, говорили тебя ядром убило, – улыбнулся тремя зубами маркитант, – смотрю богатый отряд у тебя, повезло.

– Здравствуй Умберто, мне тоже сказали тебя зарезали в Италии, – улыбнулся испанец, – что там англичане, большое войско.

– Да никто это войско пока не видал, только могу сказать точно – в порту выгрузили связки в сотню тысяч стрел, сам видал и сказывали ещё два раза привезут по столько, – махнул рукой маркитант, – наш король собрал уймищу народу, сказывали тысяч пятнадцать и всё пребывают, обещали около тридцати тысяч, только больше половины неотёсанные крестьяне в кожаных куртках чуть не с вилами. Рыцарей собралось много, около полутора тысяч, король уверен в победе и много пьёт вина. Пушек практически нет, пара тысяч арбалетчиков, но слабой выучки, сотни три пикинёров.

– Два комплекта по тридцать стрел на каждого, умеющего держать лонгбоу, – подсчитывал Гонсало, – стало быть, пять тысяч стрелков, да тысячи полторы-две рыцарей, больше не перебросить кораблями, во всей Англии столько наберётся. Силы на первый взгляд неравные, но если рыцари опять ринутся на английские стрелы, а англичане опять расположатся в болоте и низине – можно сказать у них превосходство в обученных вояках. Крестьян опять поставят сзади из-за непрезентабельного вида, рыцарям захочется поблистать бархатом и золотом, они ударят абы как через болото, а потом их станут резать английские лучники как свиней, а те сдаваться в плен. Начнётся неразбериха, рыцари будут спешиваться, всё перемешается, крестьяне побегут, отличная предстоит битва.

– А коннетабль герцог де Шерентье? – спросил я.

– Истинно так, твоя милость, он командует, – кивнул, вытерев сопли рукавом маркитант и прикрикнув на расшумевшихся девок, – от короля не отходит, всё нашёптывает военные премудрости.

– Этот нашепчет, – фыркнул Гонсало, воевавший с герцогом в Испании, – Сен-Поль в войсках?

– Да, граф командует левым флангом ополченцев, – сказал маркитант.

– Сен-Поль раздавил бы англичан на марше быстрым ударом, – проворчал Гонсало, – даже имея всего наш отряд такой Маэстре де Кампо разбил бы англичан хорошей засадой. Или выманил бы на открытое пространство и задавил бы массой крестьян с этими насаженными на древко косами.

– Поглядим, – вздохнул я, глядя катящемуся за новым товаром маркитантом, причём неизвестно кому он будет продавать его, а главное трепать языком про дела в нашем лагере, может запросто англичанам всё выболтать, – постараемся попасть к Сен-Полю.

Окрестности были забиты войсками, их было много, однако в основном негодными – слабо вооружённые вчерашние крестьяне с дрекольем, малочисленные отряды рыцарской конницы, оснащённой наполовину частичным доспехом, на худых лошадях. Вся эта масса шарила в крестьянских закромах, насиловала девок, воровала скот и вообще вела себя нагло. Среди всего этого месива шествовали разноцветные отряды наёмников, были и ландскнехты и швейцарские пикинёры, но в основном сброд, им подражающий, тоже едва вооружённый, зато цветасто одетый. К нашему лагерь, поставленному в стороне и с часовыми быстро соваться перестали, едва получали от хмурых охранников обратной стороной пики или алебарды по скромному достоинству. Вскоре по дороге решительно проехать стало нельзя, она представляла собой огромную толчею, где торговали маркитантки как собой, так вином, ругались сцепившиеся возчики, орали выбешенные рыцари, пробирались курьеры. Решили в такой неразберихе свернуть на просёлочную дорогу, путь длиннее, ямы и колдобины, зато относительно тихо, пройдёт отряд-другой или всадники проскачут, в остальном тишина. Местные хуторяне подозрительно глядели на чужаков из-за заборов, сжимая вилы, а бывало и добрые алебарды. Война для крестьян всегда один сплошной разор: что захватчики разграбят с радостью, что королевские солдаты, успевай только прятать зерно, свиней и девок.