Елена Хаецкая - Прозаические лэ [сборник litres]

– Это все, что вы желали бы знать?

– Да, и если вы ответите честно, то я отпущу вас и никак не покараю.

– Я вызнала у мужа, что для обращения в человека ему требуется старая рубашка, выделанная из овечьей кожи. Надев ее, он вновь превращается из волка в человека, а когда настает ему пора сделаться волком, он кладет ее под кустом и там прячет.

– Как же он выдал вам столь великий секрет?

– В моих объятиях он забывал о всякой осторожности.

– Не такая уж ценность ваши объятия, – сказал граф Жан, – по крайней мере, теперь. Но я подыщу вам слепого мужа, можете не волноваться!

И даму Азенор унесли, а граф Жан тотчас отправил людей на поиски рубашки из выделанной овечьей кожи. Что до волка, то граф Жан не сомневался в том, что тот вернется.

Рубашка отыскалась там, где указала Азенор, – в большом разрисованном сундуке, на самом дне, под пышными меховыми плащами. Была она такая невидная и потертая, что лекарь, едва завидев ее, сразу понял: та самая. Лишь волшебная вещь может иметь столь неказистый вид, если, конечно, находится в рыцарском замке, а не в лачуге бедняка.

Турнир закончился, но рыцари еще не разъехались; и это было весьма блестящее общество. Пиршество продолжалось еще два дня, а на третий все выехали на охоту. Граф Жан тайком взял с собой рубашку из выделанной кожи и, улучив момент, расстелил ее под кустом в лесу. Затем он сделал вид, будто увлечен погоней за кабаном, а сам кружил поблизости от этого куста и выжидал.

В первый час ничего особенного не происходило, а затем в кустах вдруг зашумело и затряслось, словно там происходило нечто, чему не должно быть свидетелей, и донесся приглушенный стон. И вот перед графом Жаном явился человек, почти совершенно обнаженный, в одной лишь рубашке, которая не закрывала даже его живота. Волосы же у него, напротив, отросли и висели клочьями, а спутанная борода достигала середины груди. Ноги его тряслись, а руки тянулись к земле, словно он с трудом удерживался от того, чтобы встать на четвереньки.

При виде графа этот человек закричал, закрыл лицо обеими руками и повалился на колени. Граф же спешился и подбежал к нему. Он обнял этого человека и заставил отнять руки от лица. Тот глядел дико и дрожал всем телом, взгляд его блуждал, а язык не хотел ворочаться во рту. Но наконец он выговорил:

– Мессир граф! – и разрыдался.

– Наконец-то я вас вижу, сир Эрван! – сказал граф Жан, как будто нимало не тронутый. – Долго же вы не изволили навещать мой двор.

– Вы знаете причину, – сказал сир Эрван.

– Только я да лекарь знаем обо всем, – подтвердил граф. – Что до остальных, то они оставались в неведении. Сир Вран, который взял в жены вашу бывшую жену, скончался, так что вы сможете заполучить ее обратно. Впрочем, нынче она уже не та, что была прежде, и лишь у слепца достанет глупости назвать ее «Прекрасной Азенор».

– Только у вас, мессир граф, – хрипло произнес сир Эрван, – только у вас достало сообразительности… – Он закашлялся и долго растягивал и вытягивал губы, заново привыкая к тому, что они подчиняются ему и готовы помогать в связной речи. – Только у вас…

– Да уж, – заметил граф Жан. – Никто другой не догадался. Только лекарь, как я уже говорил.

– Вы заставили ее отдать рубашку, – сказал сир Эр-ван и поцеловал руку графа. – И ничего, кроме рубашки, не принесли…

– Да разве это не самое главное? – изумился граф. – Не ожидал от вас подобной неблагодарности, сир Эрван!

– Как же я покажусь всем этим благородным рыцарям и дамам? – спросил сир Эрван.

– Борода вас, конечно, не украшает, ибо таковая, клочковатая и почти во всем подобная пристала, скорее, отшельнику, нежели рыцарю, – согласился граф Жан. – Но этому горю легко помочь.

И он вынул свой кинжал, очень острый и тонкий, и ловко срезал у сира Эрвана бороду, а заодно укоротил и волосы.

Сир Эрван терпел все это и только моргал, да так кротко, словно никогда в жизни не оборачивался волком. А граф Жан спрятал кинжал в ножны, полюбовался сиром Эрваном и заключил:

– Теперь вы молодец хоть куда, как и бывало прежде.

– Сверху я вашей милостью выгляжу красиво, – согласился сир Эрван, – зато второй своей половиной весьма непристоен и подобен сатиру.

Граф Жан отошел на пару шагов, посмотрел на сира Эр-вана, уже довольно твердо стоявшего на ногах, и вынужден был признать:

– Да, сир, пожалуй, вы правы: нижнюю вашу часть также необходимо прикрыть. Покуда оставались вы волком, в том не было необходимости, потому я об этом и не позаботился заранее. Но сейчас я ясно вижу свою ошибку.

С этими словами он снял с себя плащ и закутал сира Эрвана, а затем помог ему сесть на лошадь и повез к своим рыцарям, которые, судя по крикам, уже убили кабана.

Сир Эрван рассказал о том, как постигло его внезапное безумие, когда открылась неверность прекрасной Азенор. Вид этой женщины, по его словам, был ему настолько противен, что он бежал в леса и скитался там в поисках вчерашнего дня, когда он пребывал в счастливом неведении и заключал даму Азенор в свои объятия, не замечая на ее теле следов чужих рук. Ибо таково коварство женщины, что ничьи прикосновения внешне их не пятнают, и порочная женщина может выглядеть чистой. Однако, если бы каждый мужчина, который дотрагивался до ее тела, мог оставлять на ней отпечаток, и при том особого цвета, то дама Азенор оказалась бы пестрой с головы до ног. А о пестром звере достоверно известно, что он весьма вероломен.

От всех этих мыслей впал сир Эрван в беспамятство и жил у одного углежога в его хижине и кормился охотой и также кормил углежога. Но граф Жан отыскал верного своего вассала под толстым слоем грязи и свалявшихся волос и, обнаружив эту пропажу, возрадовался и позвал сира Эрвана громким голосом. И услышав этот голос, сир Эрван как будто пробудился от ужасного сна и выбрался на волю из тенет своего безумия. А когда он узнал о том, что волк откусил нос у дамы Азенор, остатки былого помешательства рассеялись, точно туман. Потому что ничто так не способствует ясности рассудка, как восстановление справедливости.

– Желаете ли снова взять в жены эту даму? – спросил граф Жан.

Сир Эрван побледнел, потому что он все еще немного любил даму Азенор и действительно желал вернуть былые дни. Но в нынешнем своем состоянии она была ему отвратительна. И потому он сказал «нет» и прибавил, чтобы ее отдали в жены какому-нибудь слепому рыцарю, не слишком молодому и такому, которому безразлично, насколько пестра в отношении добродетели его супруга.

– Сдается мне, без носа она много не нагрешит, – прибавил он под конец и мрачно замолчал.

Среди приближенных графа Жана имелся один незнатный и небогатый рыцарь по имени Ален де Мезлоан, и звали его так не потому, что он владел замком Мезлоан, а потому, что он там родился.