Терри Пратчетт - Платье цвета полуночи [litres]

– Интересно, Вулли, – проговорила Тиффани, когда метла опасно затарахтела, – а не удастся ли нам с тобой, объединив усилия, выяснить, отчего моя метла загорелась? Уж не потому ли, например, что у тебя в руке спичка?

Фигль уставился на спичку так, как будто видел её впервые, спрятал её за спину и воззрился на собственные ноги, что в создавшихся обстоятельствах было очень даже храбрым поступком.

– Ни бум-бум, госпожа.

– Видишь ли, – втолковывала Тиффани, пока ветер швырял их туда и сюда, – если прутьев недостаточно, я не могу как следует управлять метлой, и мы теряем высоту, но, к сожалению, всё равно летим очень быстро. Не поможешь ли ты мне решить эту головоломку, Вулли?

Туп Вулли засунул крохотный палец в ухо и покопался там, словно шаря в собственном мозгу. И тут его осенило:

– Мож, сидаем наземь, госпожа?

Тиффани вздохнула.

– Мне бы очень этого хотелось, Туп Вулли, но, видишь ли, мы движемся очень быстро, а земля – нет. В таких обстоятельствах у нас получится только так называемое крушение.

– Я не грил, что надыть сидануть в грязюку, госпожа, – откликнулся Вулли. – Я смекал, мож, сидануть вон туды?

Тиффани посмотрела туда, куда указывал его палец.

Внизу вилась длинная белая дорога, а на ней, не так уж и далеко, двигалось что-то прямоугольное – почти так же быстро, как сама метла. Тиффани вгляделась – мозг её лихорадочно работал – и наконец кивнула:

– Всё равно придётся немного сбросить скорость…

Вот так вышло, что тлеющая метла с одной перепуганной ведьмой и парой дюжин Нак-мак-Фиглей, что развернули килты, словно паруса, замедляя падение, приземлилась на крышу почтового экспресса «Ланкр-Анк-Морпорк».

Рессоры дилижанса спружинили как надо, и возница очень быстро успокоил лошадей. В наступившей тишине он тяжело слез с облучка. Белая пыль медленно оседала на дорогу. Грузный здоровяк морщился при каждом шаге; в одной руке он сжимал недоеденный сандвич с сыром, в другой – очень характерный обрезок свинцовой трубы. Он шмыгнул носом.

– Теперь придётся начальству докладывать. Краска сбита, видишь? А ежели повреждение окраски случилось, надо докладную писать. Ненавижу докладные, уж больно у меня со словами туго. А что делать, если окраска повреждена, приходится докладать, хочешь не хочешь. – Сандвич и, что более важно, обрезок трубы вновь исчезли в кармане его просторного пальто, и Тиффани сама поразилась тому, сколько радости ей это доставило.

– Я прошу прощения, – промолвила Тиффани, когда кучер помог ей спуститься с крыши.

– Да я-то что, я тут ни при чём, понимаешь, это всё окраска. Уж я им твержу, твержу, ведь на дороге и тролли, и гномы попадаются, а все ж знают, как они водят: зажмурятся – и вперёд, они ж солнца не любят.

Пока возница осматривал карету, оценивая ущерб, Тиффани сидела тише мыши. Но вот наконец он поднял взгляд и заметил остроконечную шляпу.

– Надо же, ведьма, – подвёл итог он. – Ну да всё на свете бывает в первый раз. А знаешь, что у меня тут в багаже, госпожа?

Тиффани перебрала в голове все самые худшие варианты.

– Яйца? – предположила она.

– Ха! – фыркнул возница. – Да если бы! Я везу зеркала, госпожа. Собственно говоря, одно зеркало. И не плоское: это вроде как шар такой. Очень аккуратно и надёжно упаковано; по крайней мере, так меня уверяли – никто ж не знал, что на него сверху с небес кто-то грохнется. – Возница говорил не рассерженно, просто устало, как если бы постоянно ждал от мира очередной пакости. – Гномья работа, – добавил он. – Говорят, стоит эта штукенция больше тысячи анк-морпоркских долларов, а знаешь, зачем она? Повесить в городском танцевальном зале, там будут вальс танцевать, о котором благовоспитанной юной барышне вроде тебя даже знать не полагается, потому как в газетах пишут, от этих вальсов сплошные развраты и всякие там шуры-муры.

– Ну надо же! – откликнулась Тиффани, полагая, что именно такого ответа от неё и ждут.

– Что ж, пойду-ка гляну, велик ли ущерб, – промолвил возница, с трудом открывая багажное отделение экипажа. Значительную его часть занимал огромный ящик. – Там по большей части солома, – объяснил возница. – Не поможешь мне его вытащить? Если звякнет, мы оба здорово влипли.

Ящик оказался совсем не таким тяжёлым, как ожидала Тиффани. Тем не менее они вдвоём осторожно опустили его на дорогу, возница пошарил среди соломы и достал зеркальный шар, держа его на вытянутой руке как редкостный драгоценный камень – да именно так зеркало и выглядело. Оно наполняло мир искристым светом, слепило глаза и рассыпало во все стороны потоки сверкающих лучей. И тут… возница завопил от боли, выронил шар, зеркало разлетелось на миллионы осколков, на мгновение заполнив небо миллионами отражений Тиффани. Кучер, скорчившись, рухнул на дорогу, подняв новый столб белой пыли, и остался лежать там, тихонько постанывая, а повсюду вокруг него дождем осыпались кусочки стекла.

Чуть быстрее чем в мановение ока хныкающего бедолагу кольцом обступили Фигли, вооружённые до зубов (уж сколько бы тех зубов ни осталось) клейморами, ещё клейморами, дубинами, топорами, кистенями и по меньшей мере ещё одним клеймором. Тиффани понятия не имела, где они до сих пор скрывались; Фигль способен и за волоском спрятаться.

– Не трогайте его! – закричала она. – Он не собирался меня обижать! Он очень болен! Лучше займитесь чем-нибудь полезным, соберите осколки, например! – Девушка присела на корточки и взяла кучера за руку. – И давно у вас смещение костей, сэр?

– Ох и настрадался я от них за последние лет двадцать, я прямо мученик, госпожа, как есть мученик, – простонал возница. – Это всё из-за тряской кареты, видишь ли. Уж эти мне подвески – от них никакого толку нет! Мне ж выспаться удаётся в одну ночь из пяти от силы, госпожа, верь слову; только-только начинаю задрёмывать, переворачиваюсь с боку на бок, вот как ты, и тут – щёлк! – и кааак скрутит, прям свету не взвижу от боли!

Если не считать нескольких точек на самом краю видимости, вокруг не было ни души, кроме, понятное дело, оравы Нак-мак-Фиглей, которые, вопреки здравому смыслу, довели до совершенства искусство прятаться друг за друга.

– Что ж, думаю, я смогу вам помочь, – проговорила Тиффани.

Иные ведьмы используют путанку, чтобы заглянуть в настоящее или, если повезёт, в будущее. В дымном полумраке Фиглевского кургана кельда совершала то, что называла таинствиями , – ты творишь их сам и передаёшь дальше, но передаёшь скрытно. Кельда всей кожей ощущала заинтересованный взгляд Амбер. «Странный ребёнок, – думала она. – Амбер видит, и слышит, и понимает. Чего бы мы не отдали за мир, в котором полным-полно таких людей, как она?» Кельда установила котёл [25]и развела под кожей небольшой огонь.