Терри Пратчетт - Платье цвета полуночи [litres]

Герцогиня поморщилась.

– Ну и чего мы ухмыляемся, молодой человек?

Престон обдумал вопрос со всех сторон.

– Солнышко светит, мадам, а я так люблю свою работу.

– Молодой человек, не смей мне ухмыляться! Улыбки ведут к фамильярности, чего я ни в коем случае не потерплю. Где барон?

Престон переступил с ноги на ногу.

– Он в усыпальнице, мадам, прощается с отцом.

– Не смей называть меня «мадам»! Так обращаются к женам лавочников! И «миледи» меня тоже не смей называть, так обращаются к жёнам рыцарей и прочему сброду! Я – герцогиня, так что изволь именовать меня «ваша светлость». Ты понял?

– Да… мад… ваша светлость! – Престон снова отсалютовал – на всякий случай, из самозащиты.

На миг герцогиня вроде бы осталась довольна, но миг этот был из числа кратких.

– Превосходно. А теперь забери отсюда эту тварь, – она махнула рукой в сторону Тиффани, – и запри в темницу. Ты меня понял?

Престон потрясённо обернулся к Тиффани, словно прося совета. Девушка подмигнула – ну, просто чтобы подбодрить бедолагу. Престон снова развернулся к герцогине.

– Это вот её , стало быть, запереть в темнице?

Герцогиня свирепо воззрилась на него.

– Я так и сказала!

Престон нахмурился.

– Вы уверены? Это ведь коз выгонять придётся!

– Молодой человек, меня совершенно не волнует, что будет с козами! Я приказываю немедленно отвести эту ведьму в тюрьму! А теперь иди исполняй, или я позабочусь о том, чтоб тебя уволили!

Престон уже произвёл сильнейшее впечатление на Тиффани, но теперь он заслужил медаль, никак не меньше.

– Не могу, – бодро заявил он, – а всё из-за хариуса с усатым карпом. Сержант мне про хариуса всё обсказал подробно. Ну, знаете, хариус? Хариус карп-ус [44]. Это значит, никого нельзя просто так взять и запереть в тюрьму, если они закона не нарушили. Хариус карп-ус. Там всё прописано чёрным по белому. Хариус карп-ус, – услужливо повторил он.

Подобное неповиновение ввергло герцогиню не просто в ярость – её сковал гипнотический ужас. Этот прыщеватый мальчишка в доспехах с чужого плеча дерзит ей, бросаясь какими-то дурацкими словами. Никогда прежде такого не случалось. Это как столкнуться с говорящей лягушкой. Очень любопытно, кто бы спорил, но рано или поздно говорящую лягушку придётся раздавить.

– Изволь сдать доспехи и оружие и тотчас же покинуть этот замок, тебе ясно? Ты здесь больше не служишь. Ты уволен, и я непременно позабочусь о том, чтобы в стражу тебя больше никуда не приняли, молодой человек.

Престон покачал головой.

– Не выйдет, ваша светлость миледи. А всё из-за хариуса с усатым карпом. Сержант мне так и сказал: «Престон, держись хариуса с карпом. Хариус карп-ус – твой лучший друг. Хариус карп-ус обязателен к соблюдению – стой на этом, и не прогадаешь».

Герцогиня злобно зыркнула на Тиффани, а поскольку молчание девушки, похоже, раздражало её куда больше, чем любые слова, юная ведьмочка улыбнулась и ничего не сказала, в надежде, что герцогиня лопнет от злости. Но вместо того герцогиня предсказуемо обрушилась на Престона.

– Как ты смеешь мне перечить, прохвост! – Она занесла блестящую трость с набалдашником. Но трость словно застряла на полпути.

– Вы его не ударите, мадам, – невозмутимо произнесла Тиффани. – Если попытаетесь, я сделаю так, что у вас рука сломается. В этом замке людей бить не принято.

Герцогиня зарычала, дёрнула трость, но ни трость, ни рука с места не сдвинулись.

– Спустя минуту трость освободится, – промолвила Тиффани. – Но если вы ещё раз попытаетесь кого-нибудь ударить, сломаю её надвое. Пожалуйста, примите к сведению, это не предупреждение – это предсказание.

Герцогиня попробовала испепелить Тиффани взглядом, но, видимо, в лице девушки читалось нечто такое, перед чем спасовала даже герцогинина упрямая дурость. Пальцы разжались – и трость упала на пол.

– Ты обо мне ещё услышишь, сопливая ведьма!

– Просто ведьма, мадам. Просто ведьма, – поправила Тиффани. Герцогиня, напыжившись, стремительно вышла из зала.

– У нас будут неприятности? – тихо спросил Престон.

Тиффани дёрнула плечом.

– Я позабочусь, чтобы у тебя их не было, – заверила она. И добавила про себя: «Сержант тоже вступится. Я его заставлю». Девушка обвела глазами зал: любопытные слуги поспешно отворачивались, словно в страхе. «Это же ненастоящая магия, – думала Тиффани. – Я просто стояла на своём и не сдавала позиций. Ни за что нельзя сдавать позиции, потому что они же твои ».

– Я всё ждал, что ты превратишь её в таракана и раздавишь каблуком, – задумчиво произнёс Престон. – Я слышал, ведьмы такое умеют, – с надеждой докончил он.

– Что ж, я не скажу, что это невозможно, – отозвалась Тиффани. – Но ни одна ведьма так делать не станет. Кроме того, тут есть проблемы чисто практического свойства.

Престон понимающе кивнул.

– Ну да, конечно, – рассуждал он. – Во-первых, разная масса тела, из чего следует, что либо получится один громадный таракан ростом с человека, и он, как мне кажется, рухнет под собственной тяжестью, либо десятки или даже сотни крошечных человекообразных тараканчиков. Но, мне кажется, беда в том, что мозг у них не заработает как надо; хотя, конечно, если правильно подобрать заклинания, наверное, можно все лишние куски человека, которые не влезли в таракана, сложить с помощью магии в большое ведро, чтобы тараканы могли снова ими воспользоваться, когда им надоест быть маленькими. Опасность в том, что однажды, чего доброго, ведро забудут накрыть крышкой, а мимо пробежит голодная собака. Вот это будет незадача. Прости, я что-то не так сказал?

– Э-э, да нет, – помотала головой Тиффани. – Хм, Престон, а тебе не кажется, что для стражника ты слишком умный?

Престон пожал плечами.

– Ну, ребята считают, что я вообще ни на что не гожусь, – жизнерадостно отозвался он. – Они думают, если ты способен произнести слово «эвфемизм», с тобой явно что-то не так.

– Но, Престон… я вижу, ты очень сообразителен и достаточно эрудирован, чтобы знать, что такое «эрудированный». Зачем ты то и дело притворяешься идиотом – ну, эта твоя «доктрина» и «хариус карп-ус»?

Престон усмехнулся.

– Я, к сожалению, родился умником, госпожа, так что быстро усвоил, что умничать – идея не из лучших. Неприятностей не оберёшься.

Прямо сейчас Тиффани решила, что не лучшая из идей – это задержаться в парадном зале ещё хоть на минуту. Вряд ли эта кошмарная особа сможет сильно навредить им – ведь правда не сможет? Но Роланд в последнее время ведёт себя так странно, как будто они никогда не были друзьями, как будто он верит всем обвинениям против неё… Раньше он таким никогда не был. Ну да… он скорбит об отце, но он просто… сам на себя не похож. А теперь ещё эта жуткая старая перечница побежала докучать ему, пока Роланд прощается с отцом в холодной усыпальнице, пытаясь найти и произнести слова, для которых раньше так и не нашлось времени, пытаясь искупить затянувшуюся немоту, пытаясь вернуть прошлое и гвоздями приколотить его к настоящему.