Терри Пратчетт - Господин Зима [litres]

Грабительские вылазки на кухню Роланд обычно совершал в самые глухие ночные часы, когда все в замке спали. Заодно он заходил навестить отца. Лекари пичкали барона какими-то одурманивающими снадобьями, но Роланд всё равно брал его за руку и какое-то время сидел у постели. От этого на душе становилось немного легче. Обнаружив в комнате больного банки с осами или пиявками, он выбрасывал их в замковый ров.

Он задумчиво посмотрел на конверт. Возможно, стоит рассказать Тиффани о том, что здесь творится, но эта мысль ему не нравилась. Тиффани расстроится и может попытаться снова его спасти, а это будет неправильно. Он должен справиться сам. Кроме того, это не он заперт в башне. Это они заперты снаружи. Пока он удерживает башню, в замке есть хотя бы одно место, куда его тётки не смогут ворваться, где они не будут рыться и грабить. Роланд прятал под кроватью оставшиеся серебряные подсвечники, нерастащенное старинное столовое серебро («Мы отправили его на оценку», – сказали ему) и шкатулку с мамиными драгоценностями. Шкатулку он забрал слишком поздно: обручальное кольцо и серебряное ожерелье с гранатами, доставшееся маме по наследству от его бабушки, уже исчезли.

Но завтра ему придётся встать пораньше, чтобы сесть на коня и отвезти письмо в Дверубахи. Ему нравилось писать Тиффани. Когда он писал, мир становился лучше, потому что упоминать о плохом совсем не обязательно.

Роланд вздохнул. Как бы он хотел поведать Тиффани, что отыскал в библиотеке книгу легендарного генерала Тактикуса (что интересно, это именно он изобрёл тактику) под названием «Осада и как её выдержать». Кто бы мог подумать, что такая старая книга может так пригодиться! Генерал напирал на важность провизии, поэтому Роланд основательно запасся лёгким пивом, увесистыми палками колбасы и тяжёлым гномьим хлебом, который очень удобно сбрасывать врагам на головы.

Он оглядел свою комнату. На стене висел портрет матери – Роланд принёс его из подвала, куда его убрали тётки («Пока его не отчистят», – объясняли они). Рядом, если знать, куда смотреть, можно было разглядеть прямоугольник размером с небольшую дверь, камни там были чуть-чуть светлее, чем везде. А канделябр поблизости висел немного криво.

Жизнь в замке имеет множество преимуществ.

Снаружи пошёл снег.

Угнездившись в соломенной кровле домика госпожи Вероломны, Фигли вглядывались в падающие снежинки. В тусклом свете, умудрившемся просочиться сквозь закопчённые окна, было видно, как порхают в воздухе крохотные Тиффани.

– Типа, пусть снежинки грят за тебя, – сказал Громазд Йан. – Ха!

Туп Вулли поймал одну на ладонь:

– Ну, чепунец колом у него точь-в-точь как у ней вышел. Должно быть, нашая мала громазда карга ему оченно по сердцу…

– Разбредовина сплошная! – вспылил Явор Заядло. – Он же ж зима! Он же ж сплошь снеги, лёды, морозы и вьюги. А она просто мала громазда девчура! Ну кака-така он ей пара? Так иль нет, Билли? Билли?

Гоннагл с рассеянным видом смотрел на падающий снег, покусывая мундштук своей визжали. Мысли его явно были где-то далеко, однако Явору Заядло всё же удалось, как видно, до них докричаться, потому что Билли ответил:

– Да что он вообще знает о людях? Жизни в Зимовее меньше, чем в малой козявице, но он могуч, как море. И вдруг он начинает сохнуть по нашей карге. Почему? Что она для него значит? Чего ещё от него ждать? Одно я тебе скажу, Явор: снежинки – только начало. Зырить надо в оба. Эт’ всё может большой бедой обернуться.

Высоко в горах 990 393 072 007 Тиффани Болен мягко опустились на старый слежавшийся снег на перевале и скатились с него лавиной, которая снесла больше сотни деревьев и охотничий домик. Но в этом не было вины Тиффани.

Не было её вины и в том, что люди поскальзывались на ней, или не могли открыть двери и выйти из дома, потому что снаружи их завалило ею, или что слепленные из неё комки прилетали в кого-то, брошенные руками шаловливых детей. На следующий день почти вся она растаяла ещё до завтрака, и никто так и не заметил ничего необычного. Разве что ведьмы, которые никогда не верят на слово, и дети, которых никто не слушает.

Однако Тиффани всё равно проснулась со смутным ощущением неловкости.

И госпожа Вероломна ничуть не помогла ей от него избавиться.

– По крайней мере, ты ему нравишься, – сказала старая ведьма, когда яростно заводила свои часы.

– Я бы предпочла об этом не знать, госпожа Вероломна, – отозвалась Тиффани. Ей совсем не хотелось продолжать разговор.

Она мыла тарелки, стоя у раковины, и радовалась, что старуха не видит её лица в эту минуту. И, если уж на то пошло, что сама Тиффани не видит лица госпожи Вероломны.

– Интересно, что скажет на это твой молодой человек?

– Какой молодой человек, госпожа Вероломна? – поинтересовалась Тиффани, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно холоднее.

– Тот, что пишет тебе, девочка!

И чьи письма, подозреваю, вы читаете моими глазами, добавила про себя Тиффани.

– Роланд? Он просто мой друг… Вроде как.

– Вроде как друг?

Я не поведусь на это, твёрдо пообещала себе Тиффани. Готова поспорить, старуха сейчас ухмыляется. И вообще, это совершенно не её дело!

– Да, – сказала она вслух. – Именно так, госпожа Вероломна. Вроде как друг.

Разговор надолго прервался, и Тиффани воспользовалась паузой, чтобы отскрести дно чугунной сковородки.

– Друзья – дело хорошее, – нарушила молчание госпожа Вероломна. Голос её звучал уже не так напористо, как прежде, словно она признала победу Тиффани. – Когда закончишь, милочка, передай мне, пожалуйста, мою сумку для путанок.

Тиффани выполнила её просьбу и поспешила в молочню. Она любила приходить сюда. В молочне она чувствовала себя почти как дома и думалось ей лучше. Она…

В двери зияла дыра, напоминающая по форме голову сыра, а Гораций спал в своей сломанной клетке, тихо похрапывая по-сырьи: «Мнмнмнмнмнмн…» Тиффани не стала его будить и занялась молоком, надоенным утром.

Хорошо хоть, снег перестал. При этой мысли она почувствовала, что краснеет, и постаралась выкинуть снежинки из головы.

А ведь вечером будет шабаш… Интересно, остальные уже знают? Ха! Конечно, знают. Ведьмы замечают всё, особенно то, что ставит другую ведьму в неловкое положение.

– Тиффани? Я хочу поговорить с тобой, – донёсся голос госпожи Вероломны.

Раньше она почти никогда не обращалась так к Тиффани. Услышать своё имя из уст старой ведьмы было странно. Ох, не к добру это…

Госпожа Вероломна держала в руках путанку. Её зрительная мышка покачивалась среди лент и косточек.

– Это так неудобно, – посетовала старуха. И вдруг крикнула куда громче: – Эй вы, угрязки! А ну вылазьте! Меня не окрутнёшь! Я зырю, как вы на меня пыритесь!