Терри Пратчетт - Господин Зима [litres]

Плиииимм! – ещё одна половица подскочила и застыла над полом.

– А вот тебе, барышня, научиться ходить по воздуху не помешало бы, – добавила матушка. – Подожди-ка тут, я сей момент вернусь!

Момент длился двадцать семь секунд, а потом нянюшка и правда вернулась. В руках у неё были пронзительно-розовые тапочки с пушистыми кроличьими мордочками.

– Мои любимые – ну, не считая самых любимых, конечно, – сказала она, а в это время у неё за спиной ещё одна половица сделала «Шпыньк!» и выстрелила четырьмя длиннющими гвоздями в дальнюю стену.

Те половицы, что подскочили первыми, уже выпустили множество отростков, похожих на листья. Да, это определённо были листочки, пусть даже совсем тоненькие и слабые.

– Это из-за меня? – спросила Тиффани.

– Лучше уж Эсме тебе сама всё расскажет. – Нянюшка помогла ей обуться. – Это, сударыня, у тебя приключился тяжёлый случай пед фекундис [20].

Где-то на самом дне памяти Тиффани Обижулити Хлопстел, Д-р Маг. Фил., маг-р ОЧКВТР, Непревзойдённый Профессор Магических Наук, перевернулся на другой бок и, прежде чем снова уснуть, любезно подсказал перевод.

– Ноги, несущие плодородие? – сказала Тиффани.

– А ты умница! Правда, скажу я тебе, от полов своих я ничего такого не ожидала. Но если подумать, ничего удивительного, они ведь деревянные, вот и пытаются прорасти.

– Госпожа Ягг!

– Да?

– Простите, я не понимаю ни слова из того, о чём вы говорите! – взмолилась Тиффани. – Я всегда очень тщательно мою ноги! И мне кажется, я гигантский айсберг!

Нянюшка Ягг посмотрела на неё с участием. Тиффани уставилась в тёмные глаза, в которых плясали искорки. «Не пытайся обмануть её или что-то утаить, – посоветовал Дальний Умысел. – Все говорят, они с матушкой Ветровоск дружат ещё с юности. А значит, хоть лицо у неё и мягкое, с добрыми морщинками, но характер – стальной».

– Внизу уже согрелся чайник, – сказала нянюшка. – Давай спустимся, и ты мне всё расскажешь, хорошо?

Тиффани посмотрела слово «потаскуха» в «Неурезанном словаре» и прочла, что это означает «доступная женщина», а также «особа лёгкого поведения». Из всего этого она сделала вывод, что госпожа Гита Ягг, больше известная как нянюшка, очень уважаемая дама. Ведь вести себя со всеми легко и непринуждённо дано не каждому – чем выше происхождение, тем проще это даётся. И если она при этом остаётся доступной, то есть не задирает нос и каждый может запросто к ней обратиться со своей бедой, это очень благородно с её стороны.

Тиффани подозревала, что госпожа Вероломна имела в виду что-то другое, но с логикой ведь не поспоришь.

Во всяком случае, слушать нянюшка умела, как никто другой. Она как будто вся превратилась в одно большое ухо, и Тиффани сама не заметила, как выложила ей всё. Вообще всё. Нянюшка сидела за столом напротив неё, попыхивая трубочкой с резьбой в виде ёжика. Время от времени она спрашивала что-нибудь вроде: «А почему так?» или «И что было потом?» – и Тиффани продолжала рассказ. Нянюшкина добродушная улыбочка могла вытянуть из человека такое, о чём он и не подозревал, что знает.

Пока они беседовали, Дальний Умысел Тиффани краем её глаза изучил комнату нянюшки.

Комната была очень яркая и чистая, и повсюду в ней красовались безделушки, дешёвые и жизнерадостные, с надписями вроде «Лучшей маме на свете». А на тех местах, которые не были заняты безделушками, стояли и висели портреты младенцев, детей и семейств.

Раньше Тиффани думала, что только богатые или родовитые люди живут в таких роскошных домах. Тут были масляные лампы! На крючке возле уборной висела самая настоящая ванна! А в доме, то есть вот прямо в доме, была водяная колонка! Но нянюшка ходила среди всех этих богатств вразвалочку в линялом и потрёпанном чёрном платье, ни капельки не роскошном.

В самом лучшем кресле комнаты с безделушками возлежал огромный серый котище, не сводя с Тиффани единственного глаза. В глазу тлело абсолютное зло. Нянюшка представила его словами: «Это Грибо, не обращай на него внимания, он просто старый жирный увалень», что Тиффани про себя перевела как: «Не подходи к нему, а не то располосует тебе ногу когтями».

Тиффани говорила и говорила. Ни с кем ещё ей не доводилось так поговорить. «Должно быть, это какая-то магия», – решил Дальний Умысел. Каждая ведьма быстро учится управлять другими с помощью голоса, но нянюшка Ягг предпочитала вслушиваться в людей.

– А этот самый Роланд, который тебе не парень, – сказала она, когда Тиффани умолкла ненадолго, чтобы перевести дыхание. – Ты как, не думала за него замуж выйти?

«Только не ври», – настойчиво посоветовал Дальний Умысел.

– Я… ну, такие вещи вроде как по собственной воле в голову приходят, стоит отвлечься, да? – сказала Тиффани. – То есть не то чтобы я нарочно об этом думала. И вообще, все остальные парни, когда видят меня, сразу начинают таращиться на свои дурацкие ноги! Петулия говорит, это из-за шляпы.

– Ну, снять шляпу, конечно, тоже помогает, – откликнулась нянюшка. – Но в мои молодые годы лучше помогали платья с глубоким вырезом, знаешь ли. Парни сразу перестают таращиться на свои дурацкие ноги, помяни моё слово.

Тиффани поймала взгляд маленьких чёрных глаз нянюшки Ягг и прыснула со смеху. Нянюшка ответила ей широкой улыбкой, которую следовало бы запереть под замок, чтобы она ненароком не оскорбила чью-нибудь нравственность, и у Тиффани почему-то отлегло от сердца. Как будто она прошла испытание.

– Хотя, боюсь, с Зимовеем этот номер не пройдёт, – сказала нянюшка, и в комнате снова сгустились тучи.

– Снежинки мне даже нравились, – вздохнула Тиффани. – Но айсберг – это, по-моему, уже чересчур.

– Хвост перед девушкой распустил… – заметила нянюшка, попыхивая трубкой с изображением ёжика. – Все они одинаковы…

– Но ведь он может кого-нибудь убить!

– Он – зима. А зима убивает. Но по-моему, он малость растерялся, ему ж отродясь не случалось в людей влюбляться.

– Влюбляться?

– Ну, может статься, ему кажется, что он влюблён.

И маленькие чёрные глазки снова внимательно уставились на Тиффани.

– Он – стихийный дух, а они вообще-то устроены довольно просто, – продолжала нянюшка Ягг. – Но он пытается быть человеком, а это дело непростое. Мы битком набиты тем, чего он не понимает – да и не может понять, по правде говоря. Возьмём, к примеру, злость. Буря никогда не злится. Шторм ничего не имеет против людей, которых губит. Ветер не бывает жесток. Но чем больше Зимовей думает о тебе, тем больше упирается в подобные чувства, а объяснить ему, что тут к чему, некому. Он не очень-то умён. Ум ему до сих пор был без надобности. Но что любопытно, ты тоже меняешься…

В дверь постучали, нянюшка подошла и открыла её. За дверью стояла матушка Ветровоск, из-за её плеча выглядывала мисс Тик.