Павлина Морозова - Лес видений

Яга пожала плечами и налила себе вторую чашку отвара. Понюхала, но пить не стала.

– Зря ты ругаешься на Ивана за отсутствие красноречия. У самой-то в голове сумбур полнейший. Вопросов у меня имеется много, но самый главный из них такой, – сказала она, с сосредоточенным видом глядя себе в чашку. – Уверена ли ты, что то Иван царский сын был?

– Жизнью клянусь, это он был! Всё точно по портрету, и глаза, и нос, и губы, и волосы… А видела бы ты ту одежду! Кафтан золотом расшитый, шаровары шёлковые, сапоги настоящие из кожи!

Яга перебила:

– Иван твой оборачивался кем или чем-нибудь, кроме цветка?

– Да, – кивнула Немила. – Птицей, летучей мышью, змеем и… и всё.

– Угу, – протянула Яга, сжав и без того тонкие губы. – Уверена ли ты, что меньше двух месяцев прошло с того момента, как ты видела Ивана последний раз?

– Да, – пикнула Немила.

– Угу, – снова промычала Яга и почесала подбородок, на котором пробивались пара седых волосков. – Кого ты носишь?

Немила сначала не поняла, что имела в виду Яга, но по направлению её взгляда сообразила.

– Девочек. Двоих, – надломившимся голосом ответила она.

– Раз так, спрошу тебя ещё кой о чём, – протянула Яга, покачивая головой. От последнего ответа Немилы лицо её стало крайне озабоченным. – Вопрос мой таков: почему богинка не забрала твоих детей, тем паче что это девчушки? Не припомню, чтобы она когда-либо отказывала себе в подобном удовольствии.

Вместо ответа, на глаза Немилы навернулись слёзы. Виной тому был страх за себя, стыд, но больше – всепоглощающее чувство унижения.

– Не виновата я ни в чём! – прорыдала она, утираясь рукавами новой рубахи. – А виновата во всём притворщица поганая, та, что моего Иванушку прокляла и заставила вещи творить ужасные! Иванушка говорил – та самозванка Бабой-ягой назвалась, но я же вижу, какая ты добрая, и не верю, что то ты была! Наверное, то была какая-то другая, злая Яга, старая и страшная…

Немила припомнила, как Иван описывал самозванку во всех красках, дескать, та ещё уродина старая, с кривым носом, редкими волосами, бородавками, к тому же одноногая. А Немила-то и не подумала усомниться, потому как словам царевича невозможно не поверить.

Впрочем, Немила пока ещё и глазам своим верила, а они говорили нечто другое.

– Старая – это может быть, но разве я страшная? – усмехнулась Яга. – Вот что я тебе скажу. Во всём Лыбедском царстве живут всего три таких, как я, – мрачно заметила Яга. – Всех нас зовут одинаково – Бабами-ягами, но я ручаюсь головой, что ни одной из нас в голову бы не пришло проклясть твоего дорогого царевича, и уж тем более ни одна из нас не стала бы требовать, чтобы он женился на нас. Дура ты, Немилушка, каких свет ни видывал, тьфу. Ажно тошно стало мне от твоего рассказа.

Вскочила Яга со скамьи резвёхонько, спиной к гостье повернулась, отошла в тёмный угол избы и на табурет молча взгромоздилась.

Немила, проводив Ягу взглядом, уткнулась лицом в стол и ещё пуще зарыдала.

– Ягушка-а! Прос-сти! Дура я, дура, трижды дура! Так что же мне теперича делать-то? Позор на мою голову, домой мне никогда больше не вернуться… А он, Иван, такой-сякой, разнехороший, но я же люблю его!

Заревела Немила медведицей, да так вошла в раж, что головой стукнулась, а пока потирала лоб, поняла, что весь запас рыданий из неё вышел, и теперь она не отказалась бы поспать. Зевнула, сладенько и с толком, потянулась Немила, не испросив разрешения, легла на скамью – чуть-чуть полежать после завтрака – и мгновенно вырубилась.

Крепкий сон закончился резко и внезапно, так же резко, как заканчивается воздух в лёгких от удара о воду, когда входишь в неё с большой высоты, например, с обрыва на крутом берегу Ежевики в разгар августовской поры.

Блаженная темнота сменилась мутными видениями, в которых фигурировала жутковатая богинка, которая зачем-то снова гладила ей живот, и от холодных мёртвых рук нутро сжималось до размеров икринки. Была там и Яга, стоявшая чуть в сторонке, подёрнутая тенью, и что-то шептавшая себе под нос.

Как в бреду, Немила хватала ртом воздух, делала безуспешные попытки подняться, пошевелить рукой, ногой или языком, но тело отказало ей, а полузадушенное мычание с потугами вырывалось из груди, словно сдавленной чем-то тяжёлым, навроде мешка с навозом, но пахшим получше. И никто, совсем никто её не слышал и не мог прийти на подмогу, ни батюшка, ни сёстры, ни Яга. А может, и не было никакой Яги, и богинки не было, и Мокша никуда её не посылала, а то странное существо, чья рожа, заросшая волосами, периодически нависала над её лицом, чьи руки тянулись к её горлу, чьи крошечные ножки топтались по слабой груди, точно была лишь плодом её воспалённого воображения, потому что не может существовать в мире таких невероятно мелких, уродливых и в то же время тяжёлых созданий.

Немила кричала, но крики эти звучали только лишь в её голове, она барахталась изо всех сил, но не смогла пошевелить даже пальцем, и в итоге от недостатка воздуха ли, от усталости, или по какой-то иной причине, она снова провалилась в долгожданный сон без сновидений.

– Милая Яга, а сейчас день или ночь? И тот ли это день, в который я к тебе пришла, или уже следующий?

С растерянностью Немила переводила взгляд между окном, свечой, столом с яствами и подёрнутым тенью лицом колдуньи, по которому было непонятно, в добром настроении та или сердится, задумалась, или, наоборот, не думает ни о чём.

– День иль ночь – какая разница? Здесь всё едино, – ответила Яга. – Ты, надеюсь, выспалась?

Немила медленно села на лавке, откинула тонкое одеяльце, под которым совсем не замёрзла за прошедшую ночь (ночь ли?) и поджала под себя ноги.

– Нормально садись, как положено, – буркнула Яга. – Кушать будем. А потом кой-какую работёнку я тебе подкину, поскольку нахлебница мне не нужна.

Вскоре на столе оказались варёные яйца, хлеб и козье молоко.

– За коровой-то ухаживать мне недосуг, потому и не держу, а вот с козочкой и курочкой проблем нет никаких, – обмолвилась Яга, пока они завтракали. Ела она немного, скорее, поклёвывала, наверное, оттого и была при своём внушительном развороте плеч вся какая-то суховатая. – Сама увидишь, какие они у меня ласковые и послушные.

После завтрака, которым Немила осталась не до конца удовлетворена («И что это со мной такое, никак наесться не могу!» – с раздражением одёрнула она себя), Баба-яга повела её в крошечную по размеру постройку, разделённую на две половины с двумя разными входами. С одной стороны, как пояснила Яга, был вход в хлев, а с другой – в баню.

Снаружи постройка выглядела так, словно вот-вот развалится. Брёвна, из которых она была сложена, одновременно рассохлись и отрухлявели, краска пооблупилась, крыша перекосилась.