Павлина Морозова - Лес видений

Спустилась Немила по лестнице, наощупь и небыстро, постоянно прислушиваясь к каждому шороху и скрипу. А не успев достигнуть самого низа, уже поняла, что батюшки в горнице нет, ибо весь низ избы был погружён во тьму.

– Батюшка? – шепнула она на всякий случай, а не получив ответа обошла горницу стороной и устремилась напрямую к крылечку.

Выглянула Немила на улицу, а там темно хоть глаза коли, и опять никого. Закрыла она дверь, обошла обошла сени, вышла на сеновал, оттуда спустилась по лестнице на скотный двор.

Сошла с последней ступени и снова позвала:

– Батюшка?

Немила шикнула на скотину: «Это же я, глупые», а сама проскользнула мимо и подёргала ворота. Те были по-прежнему закрыты.

Что делать дальше, Немила не знала. Ей не хотелось столкнуться с сёстрами, но и уходить вот так, украдкой, из дома на который она имела полное право, тоже было невмоготу.

Что-то держало её.

Вернулась Немила в дом, сама не зная зачем. Побродила вокруг лестницы, хотела подняться наверх, но не осмелилась.

Заместо этого прокралась она в горницу, уселась на лавку, поставила локти на стол и принялась вспоминать, как долгими зимними вечерами сидели они вместе с сёстрами, каждая в своих мыслях, и коротали времечко в отсутствии батюшки. Или короткими летними вечерами она прибегала за стол самая последняя, а сёстры неодобрительно качали головами. Или осенними и весенними вечерами, заскучав в своих комнатах, они брали шитьё и бусы и сидели так за рукоделием, пока не начинали ссориться.

Когда её стало клонить в сон, Немила поняла, что пора уходить. Уходить обратно, через реку, через поле, по тёмному лесу, но хуже всего то, что придётся покинуть тёплую насиженную лавку. И ради чего? Ради детей, ради приключений, ради того, чтобы собственными глазами увидеть южные горы – напомнила она себе и уже собралась с силами, чтобы встать, как вдруг показалось ей, что на крыльце кто-то топчится. Быстро перебежала она от стола к печи и спряталась за ней, прислушалась снова, и точно: в сенях кто-то ходил, а скоро дверь в горницу распахнулась.

Тот, кто зашёл, держал в руке источник света, но Немила слишком боялась выглянуть. Впрочем, никакого света Немиле не нужно было, чтобы узнать родного батьку, по дыханию, по манере откашливаться, по привычке всегда громко и тщательно вытирать ноги перед тем, как зайти в любое помещение.

Поняв, что это он, родненький и долгожданненький, Немила была уже готова выбежать из укрытия и от радости броситься ему на шею прямо в эту минуту, да спутались её планы.

– Тудух-тудух! – послышалось пролётом выше, кто-то очень сильно хлопнул дверью, а потом раздалось такое грохотание, будто по лестнице спускался по меньшей мере разъярённый вепрь.

Но нет, это была всего лишь сестрица Злобушка.

– Батюшка! Батюшка! Наконец-то ты пришёл, мы так перепугались! – заголосила Злобушка, едва успев заскочить в горницу. Ей завываниями вторила перепуганная Нелюба. Немила затаилась и прислушалась, хотя особого смысла в том и не было, ибо эти двое так орали! Производили столько шуму! Что за печью можно было плясать!

– Стойте! Вы же меня с ног собьёте. Дайте-ка отнесу свечу на стол, – то был спокойный, с хмельной весельцой, голос батюшки. Теперь Немила поняла, что батюшка просто-напросто гостил в одном из соседских домов, да подзадержался малёхонько. Нечасто такое было, но случалось время от времени.

Но не к добру было явление сестёр, и, если б не любопытство, Немилушка уже б мысленно начала их проклинать. А пока она тайком выглядывала из-за печи, чтоб не только всё слышать, но и видеть. Батюшка и сёстры сели за стол. Свеча высветила из темноты три бледных с желтизной овала лиц. Немила сразу отметила, что батюшка стал выглядеть получше прежнего, борода у него стала как раньше ухоженная, и улыбался он не только губами, а глазами тоже, даже бровей не хмурил.

– Ну, что случилось-то? – спросил он спокойно. – Говорите.

И подвинулась к батюшке Злоба, задрожала вся, как кусок холодца на ложке, и перекосило её рот коромыслом, а глазёнки выпучились, начали бегать из стороны в сторону. И осипшим голосом прохрипела Злоба:

– По дому кто-то ходит и шепчет!

– А голосочек уж больно на Немилин похож, – пискнула Нелюба и прижалась к батюшке с другой стороны.

– То, верно, призрак был, – всхлипнула Злоба. – Сперва подле наших комнат шатался…

– … а потом вниз утопал. Весь дом обошёл, даже к скотине сунулся, всё искал чего-то и шипел, – поддакнула Нелюба.

Немила поняла, что теперь уж точно пора ей уходить. Потихоньку перешла она за угол, да оказалась в небольшой нише между печью и стеной. Отсюда до двери рукой подать, а там – спуститься по лестнице, вылезти в окошко, и – свобода.

Одна беда – дверь спасительная находилась прямо напротив батюшки и сестёр. Вот если б они немного сдвинулись в сторону, да отвлеклись на разговор, тогда она успела бы убежать, и поди да найди потом, ночка-то безлунная.

Однако, упоминание имени младшей дочери вселило в батюшку тревогу, подозрительность, а хуже всего – намерение действовать.

– Призрак, молвите… – протянул тот и с шумом встал из-за стола. – Не могу я позволить, чтоб какой-то призрак в нашем доме разгуливал и вас, моих дорогих дочурок, гонял. Мигом я разберусь с этим шутником поганым.

Сейчас или никогда! Немила вылетела из укрытия, как вспугнутая птичка. Схватилась за ручку, рванула на себя, выскочила в сени. Побежала-покатилась вниз по лестнице, отбивая задок, и ругалась про себя – лучше б свернула направо, к крыльцу! Уже б была на улице, а так сама себя загнала в угол!

Позади громко топали мужские ноги. Пару раз ей казалось, что батюшка почти ухватил её за рубаху.

Лезть через окно не было времени, поэтому она свернула влево. Замычала, зароптала испуганная скотина. Осталось лишь поднять запор на воротах, и она будет почти свободна. Ночь сегодня безлунная, уж как-нибудь оторвётся от преследователей.

– Стой, гадина! Ты кто така, что в чужой дом влезла без спросу!

От тяжёлой руки, обрушившейся на спину, Немила покачнулась и повисла на запоре.

Её тут же, не дав прийти в себя, обхватили поперёк талии и потащили. Ей было больно, она отчаянно болтала ногами, пытаясь коснуться пола, но сносила всё молча, поскольку в горле так пересохло от ужаса, как, бывает, пересыхает после ночного кошмара.

Но её кошмар ещё не кончился, прикосновения батюшки во мраке были грубыми, неприятными и казались напрочь чужими.

Сёстры прятались за дверью, у лестницы. При них была свеча, и когда батюшка выволок ночную гостью на свет, лица обеих перекосились от страха.

– Мы же говорили! Это она, это призрак! – заголосили они.

Батюшка поставил Немилу на пол, вцепился ей в плечи и стал столь пристально вглядываться ей в глаза, что Немила потупилась.