Ричард Бэккер - Великая Ордалия [litres]

Визжащие обрушились на Ишуаль со всей своей силой и неистовством. Всех, находившихся в долине, отправили за стены, ворота заперли, и впервые среди дуниан воцарились смятение и раздор. Привычная им жизнь в мире, прирученном вплоть до самых элементарных его оснований, в котором споры и обсуждения могли возникнуть из-за того, в каком направлении осыпается листва, ослабила их так, как они даже представить себе не могли. Наблюдая за потоком свирепых орд, хлынувшим с перевала, они ощущали ее, эту свою уязвимость перед лицом бурного хаоса. Жизнь, прожитая в соответствии с ожиданиями, без подлинных трудностей, без внезапности, ломает душу, в смятении отбрасывает ее назад. И тут они поняли, что сделались изнеженными в своем тысячелетнем стремлении к Абсолюту.

Некоторые, немногие, бесхитростно пали под мечами врага, таков был беспорядок, воцарившийся в их душах. Но другие начали сопротивляться – и открыли, что обрушившийся на них мир тоже изнежен, только на собственный манер.

Светит солнце. Ласковый ветерок дует с вершин. На стенах кровавое, буйное столпотворение. Помосты залиты кровью. Склоны, как ковер, завалены трупами павших тварей…

Увертываясь от стрел и копий, Выживший метался по чудесной дороге, проводившей его между разящих наконечников и клинков, попутно забирая жизни сотен врагов. Подрезанные жилы. Рассеченные гортани. Отрубленные конечности. Басовитый и звучный стон рогов, перекрывающий вопли… в то время как сам он и его братья сражались, сохраняя изысканное молчание, нанося удары, прыгая, пригибаясь, почти без устали, почти неуязвимые, почти…

Почти.

И в самом деле, мир обезумел, забыл о Причине, однако его можно было победить. Но как такой горсточке свершить сей труд? Свирепость необъяснимого нападения стала убывать, потом и вовсе сошла на нет. Визжащие, угомонившись, с воем растворились в лесах. И Выживший решил, что дуниане, несмотря ни на что, выстояли: благодаря дисциплине, подготовке и своему учению – и даже благодаря собственному фанатичному уединению.

Но тут явились Поющие, вопящие голосами из света и пламени, и он понял, насколько сильно заблуждался.

Предшествующее определяет последующее: таково священное правило правил, всеобъемлющая максима, основание, на коем было воздвигнуто общество дуниан – сама их плоть, не говоря уже об учении.

И оно было сметено в мгновение ока.

Выживший наблюдал… наблюдал, не столько оцепенев, как онемев. В отличие от Визжащих, спустившихся вдоль восточного ледника, Поющие явились с запада. Фигуры в кольчужных доспехах чередой шествовали прямо по воздуху. У каждого во рту сияло круглое пятнышко света – такое яркое, что казалось крохотным солнцем. Они пели, и голоса их гремели, как грохот водопада. Неразделимый на отдельные звуки единый вопль этот повисал в воздухе, обрушивался на крепость со всех сторон, словно голоса их доносились из-за далеких пределов мира.

Никакое чудо не могло бы воздействовать сильнее. Слова несли смерть и силу из пустоты. Выживший увидел, как последующее определяет предшествующее. Он увидел, как явная невозможность, которую в манускриптах называют колдовством, ниспровергает все его представления. И более того, казалось, что он видит след этого действа, словно оно каким-то образом пятнало, бросало тени на сам свет тварного мира.

Поющие приблизились к священным бастионам, голоса грохотали в чистейшем унисоне, возвышались в невозможном резонансе, гуляя между пространствами и поверхностями, просто не существовавшими. И братия взирала на Поющих, не смея дышать и не умея понять.

Это Выживший осознает уже потом. То мгновение было мгновением их гибели. То самое, предшествовавшее мигу, когда пламенные ореолы увенчали высоты Ишуали погибелью и разрушением. Временное затишье перед тем, когда каждый из братьев понял, что они обмануты, что само течение их жизней, не говоря уже об убеждениях, оказалось немногим больше, нежели ошибочной фантазией…

Башни Ишуали горели. A братья бежали по своим кущам и садам, отступая в недра чертога Тысячи Тысяч Залов. Пытаясь найти спасение в лапах их главного судьи, ранее погубившего многих из них.

Осада и падение Ишуали…

Утрата – всего лишь место. Что значит оно рядом с откровением, сопутствовавшим этой утрате?

Гласящим, что последующее может определить предшествующее… невозможное, сделавшееся проявленным. Прежде мир был стрелой с одним и только одним направлением – так, во всяком случае, они полагали. Только Логос, только причина и ее отражение могли изменить непоколебимое шествие безжалостного мира. Так дуниане воспринимали свою священную миссию: совершенствовать Логос, познать происхождение мысли, согнуть стрелу в круг и таким образом достичь Абсолюта.

Стать самодвижущей душой.

И свободной.

Однако Визжащим и Поющим не было дела до их учения – они добивались только их смерти.

– Почему они ненавидят нас? – не в первый уже раз спросил мальчик. – Почему все вокруг стремятся погубить нас?

– Потому что в своем заблуждении, – ответил Выживший, – мы сделались истиной, слишком ужасной для того, чтобы мир мог ее вынести.

Еще несколько лет братия сражалась в коридорах чертога Тысячи Тысяч Залов, погребенная во тьме и кровопролитии, руководствуясь слухом и осязанием, маскируя свой запах шкурами убитых врагов. Убивая. Словно на бойне…

– Но в чем истина? – настаивал мальчик.

– В том, что свобода определяется мерой предшествующей тьмы.

Он пал на них, как клыки дикого зверя, он бросил их истекать кровью на пыльном полу. Члены его, словно цепи, раздирали плоть невидимого врага. Ладони были как полные местью зубы. Он шагал меж их ярости, израненный и разящий. Кровь их была жиже крови его братьев, но сворачивалась быстрее. И на вкус отдавала скорее оловом, нежели медью.

– Они почитают себя свободными?

Вонь. Неразборчивые вопли. Конвульсии. Год за годом сражался он во чреве земли. Не было счета ранам. И вот цель его расточилась, превратившись в отчаяние.

– Лишь когда мы мертвы.

Он надломился – Выживший понимал это.

И сошел с ума, чтобы выжить.

Чертог Тысячи Тысяч Залов постепенно поглотил всех братьев, по одному отдавая их самоубийственной ненависти врагов. Все они, как один, сражались, полагаясь на умение и хитрость, накопленные за две тысячи лет. Однако никто не сомневался в печальном для них исходе сражения.

Дуниане были обречены.

Первыми пали юные и старые: достаточно было одной ошибки – столь незаметной стала грань между жизнью и смертью. Одни погибали в бою, обретая последний покой под грудами мертвецов. Бо́льшая часть умирала от заражения ран. Кое-кто даже не находил пути назад в лабиринте, несмотря на то что в молодые дни без труда справлялся с ним. Чудовищное колдовство Поющих, к примеру, сворачивало с установленных с математической точностью опор целые галереи. Братья не могли выйти к жизни и свету.