К. Ограм. - Непринятый да Непринявший

Эка молодец!

Греза в сумраке сидела на подножье ложа. Гляделась в зеркало княжна, кое преподнесла Дарья. Как же оно чудно. Позабыла дома своё такое Греза. Думала, что в Свароге его ей будет не достать.

Украшений не снимая, Греза аккуратно поправляла свои космы и платье оправляла. Княжна ожидала прихода Камуса. Солнце ушло за горизонт. Ночка наступала. Свечи и лучины постельную уж освещали.

Жофарушка с Адамкой спать ложились в соседней ложнице хором, в коих они ночевали. Греза слушала, как няня им сказывает сказку. Тоскливо было от того, что Камус не хотел делить постельную с детьми. Не помогли даже слова, мол, ложницу одну им могут для ночёвки дать лишь. Его слово – и их две. Как же он полюбит чад, если слова Дарьи – правда? «Муж любить кого-то начинает, когда заботится о нём…» Но Камус даже не глядел на их сыновей. Только имена им дал. А как умерла их доченька после рожденья, единое, что он сказал: «Не последняя. Брось плакать». Греза убита была горем и его словами. Без сил тогда лишь попросила его вон уйти. А он и ушёл… на следующий день в плаванье. Прощаясь, он к ней подошёл, лежащей в ложе, поцеловал главу. Она ж к нему не повернулась. В молчании расстались. Но слова его застряли в её сердце. Он детей не любит. Как защитит он их от окруженья своего, когда столкнутся чада с ними? Адамка же так часто плачет. Не пошёл нравом в отца. Добрый, чувственный, пугливый. Жафарушка так мал. Пузырики пускает. Так ясно улыбается. Что же делать Грезе?

Княжна в своей задумчивости услышала – дверь отворилась. Сердце её, как обычно, подскочило. Он вошёл. Греза, в зеркало глядя на Камуса, тихо вопросила:

– Когда ты уплываешь?

Камус удивлённо бровь выгнул, кинув:

– К чему спрос?

– Ты говорил то, что привёз меня с сынами, чтоб оставить на заботу братьев. Значит, ты отбыть обязан. – Греза ровно изрекла. Камус протянул:

– Возможно, как узнаем, кто виновен в покушеньях, – уплыву.

– А коли не узнаете?

Камус не ответил. На него взглянула Греза уже напрямую. Он на неё смотрел спокойно, не отрывая взор. Никогда ответа с таким молчаньем не давал. Вздохнула княжна удручённо.

– Мне рассказала Дарья, что ты говоришь другим, как меня ломаешь.

– Занятно. – Камус прошёл к умывальне. – Ты хочешь, чтоб я делал всё, о чём говорил?

– Нет, но за…

– Закончим трёп.

Обижено княжна вдруг резко руки на груди скрестила.

– Ну и пошёл вон, раз трёп мой не устроил.

С ухмылкой Камус взор кинул на жену.

– Яда с Дашки наскребла?

– Это мой яд. Хлебай ложкой!

– Откушу язык, голуба. – с тем же оскалом бросил Камус.

Греза недовольно фыркнула и отвернулась. Камус тихо рассмеялся.

Камус вышел из хором, и ему меж ног во двор выбежал Адам. Недалеко гуляли дети вместе с няньками. К ним мальчик стремглав припустил босой.

– Ну, ты что? Сдержать не мог? – выдохнула Греза. Досадливо она в руках держала маленькие поршни 32 32 Поршни – кожаные ботиночки на завязках. . – Простынет ведь.

– Он не вечно в перине с тобою в тепле будет. – Камус произнёс. – Пущай с зверьем поносится. После повяжешь тряпки.

– Звери – твои люди. А это детки.

Княжна из-за плеча супруга на них поглядела. Глава судов собрался уйти уже, как вдруг:

– Ну, постой, не уходи. – Греза Камуса за стан обхватила и подбородок на плечо ему положила. – Ну, погляди ещё на них.

– Мне идти пора. – отозвался муж. – Гляди, коль хочешь.

– Ну, прошу тебя. Чуть-чуть.

– Я всё сказал, голуба.

С крыльца спустился Камус и двинулся к другим хоромам. Вдалеке он разглядел обоих князей – братьев. С поля возвращались те. Не в духе явно оба были. Что-то обсуждали.

– Дурные вести? – Камус пожал им ладони.

– Странно то, что ты не знаешь до сих пор. От твоих людей весточка пришла с утра. Они к тебе не заходили?

– Спать хотел. Послал их в пекло.

– Эка молодец! Ведны нам войну успели объявить. Один из трёх кораблей, ушедших туда, воротился. Остальные два потоплены. Команды перебили. Ну, и дань, понятно, они не привезли.

Камус молча слушал с недоверчивой усмешкой. Поглядел потом на немого Пересвета. Ярослав же продолжал:

– Команда судна, что вернулась, сообщила, что войну нам Ведны открыто объявили.

– Ты понимаешь, что несёшь? – Камус вопросил. – Ведна – мошка, не иначе.

– У них судов боле всего из всех наших данников. – как бы про себя отметил Пересвет.

– Однако войска нет. – развёл руками Камус. – Да и числом судов их вчетверо меньше моих.

– Войско у них есть. У них посадник помер. От дани хотят отбиться, видно. Цель эта их слепит.

– Какое войско, уж тем паче без посадника иль глав? – Камус засмеялся. Пересвет же резко сбил:

– Значит, выбор невелик. Ты сам отправляешься туда. Восстание подавишь, как муж от рода Чурова. Посадника назначишь. Дань от них возьмёшь.

– Я свободен в своих действах? – Камус поглядел на Пересвета. – Или вновь в какой-то план ты меня не посвятил? Говори сейчас.

– Коль будут недовольные – делай что считаешь нужным, но не перестарайся. – Пересвет изрёк. – Держи своих в узде.

Мутны небеса

Олег с ложа поднял главу и, вобрав в грудь воздух, тяжело закашлял. Тьма в зеницах ужаснула и разбудила память. Что с глазами? Что? Взор князя метался. Проблески света отыскав, Олег торопливо двинулся на ощупь к ним. Вырвавшись из мрака, князь зажмурился. Грудь ещё болела, но не так, как раньше. Незнакомца не было. Глаза Олега от вчера стали лучше видеть, но всё же не как накануне. Похоже, покалечил всё же. Вокруг довольно мутно. Рядом с землянкой, из коей Олег показался, князь увидал строение. Баня, похоже, в коей его незнакомец парил. Остальное во дворе находилось в беспорядке. Стол стоял в центре двора. Окружался пнями. Вокруг двора высокий лес с тёмными деревьями в высь уходившими верхами. Чем выше, тем не ясней они виделись Олегу. Он вновь руками затёр веки. Но не менялось ничего.

Как бы Олегу возвратиться в Перун, да побыстрей? Камус всплыл вдруг в памяти. Неждана, Пересвет. Князь губы нервно сжал. Да возвратиться надо. И так отсутствовал довольно. Понять бы, как далече Олег от столицы. Куда унесло теченье? Холку вновь взлохматят дома. Олег тихо застонал. Да не в лесу же оставаться?

Вдруг князь увидал тёмную фигурку, коя издавала звук стонущего плача. Дева. Она пыталась, как казалось, укрыться в углу у банной стены. Суетилась – видно, вытирала мокрое лицо. Олег смутился. Не приметить её мог разве что совсем слепой, да и глухой, пожалуй.

– Ты чего? – спросил он. Дева попыталась спрятаться сильней. – Тебя видно, бестолковка.

Дивчина поднялась с опущенным лицом и громко носом шмыгнула.

– Спасибо, что мя…

– Что рыдаешь?

От вопроса девица икнула и внезапно разразилась таким рёвом, что оглушила князя: