Ангелина Смурова - Чистые

– Кто вы?.. Мне почему-то кажется, что я вас знаю, но… – Сирша растерялась и умолкла.

– Дитя, ты видела меня лишь единожды вживую, тот образ тебе знаком. Я – Аполлинария, но для всех – бабушка Липа.

– Вы прекрасны… – по-детски восхищённо прошептала Сирша, рассматривая женщину. Та уже сменила образ на лицо девушки с ярким, огненно-красным, цветом волос. Её пронзительно голубые глаза смотрели вглубь самой сути человека, и от этого внимательного изучающего взора нельзя было ничего утаить. В её волосах был венец из сияющих липовых соцветий, и с них осыпалась пыльца, покрывая веснушчатый нос девушки тонким мерцающим слоем. Длинные белые одежды с золотой вышивкой словно не имели веса и струились в воздухе даже без ветра.

Аполлинария звонко рассмеялась.

– Мы видим в других то, что есть в нас самих, милая. Послушай, Сирша, тебе нужно дождаться брата, – перешла она к сути. – Он уже идёт к тебе, но ты должна о нём знать, – Аполлинария с интересом смотрела на девушку, ожидая её реакции на новость.

– Брата?.. – Сирша опешила, изумлённо подняв брови.

– Да, именно так. Сейчас очень страшное время, и нам нужна твоя помощь. Сейчас мы в твоём сне, и я не могу рассказать того, что знаю. Вам нужно найти меня.

– Но… почему именно я?.. Откуда у меня брат?.. – сознание девушки отчаянно сопротивлялось, не принимая услышанного.

– Я объясню тебе всё, что смогу, но сейчас важнее, чтобы вы пришли. Возьми это, – она осторожно вынула из волос крупный цветок. – Это маяк, который поможет вам отыскать путь ко мне.

Сирша бережно приняла подарок и вложила веточку за ухо.

– Хорошо… Но как я пойму по нему, куда идти?

– Ты всё поймёшь, не переживай, – Аполлинария мягко улыбнулась, видя напряжённость Сирши. – Сирша, – позвала она.

– Да?.. – та подняла глаза, отуманенные размышлениями.

– Запомни: маяк, появившись в твоём мире, вызовет сильнейший всплеск особой энергии. Именно такие всплески более всего интересны Звонарю. Вам нужно поторопиться и быть крайне осторожными с Симусом, твоим братом, иначе… ох, не хочу думать о том. Не доверяйте никому из людей, кроме друг друга.

– Я поняла, Аполлинария, – Сирша тревожно мяла пальцы.

– Боишься?

– Да… Бабушка Липа… – она осеклась, но всё же продолжила:

– А… что было тогда… в стене?.. Вы ведь точно знаете?.. – надежда в её словах смешивалась с паническим ужасом при воспоминании жуткого пролома и того, что было в нём.

– Ах, да… мне сложно объяснить, что это, но оно много лет было там, запечатанное, замурованное от людских глаз твоей семьёй, потому что тогда невозможно было избавиться от него. Оно проснулось и начало новую охоту, и очень хорошо, что ты вовремя покинула то место. Эта тьма стала оживать, набирать силу от запятнанных, а сдержать её было некому.

– Ох!.. я убежала, но… как же…

– Т-с-с, детка… – лицо Аполлинарии внезапно смялось болью. – Лада… Ты потом всё узнаёшь, дорогая, – оправилась она. – Уже скоро ты проснёшься, нам пора прощаться.

– Хорошо… – уловившая в голосе бабушки Липы некую дрожь, Сирша взволновалась ещё больше.

– До встречи, милая Сирша. Я желаю тебе доброго пути, – бабушка Липа сложила вместе руки и стала медленно отступать, растворяясь в стволе вновь явившегося из тумана дерева.

– До свидания… – голос Сирши эхом разнёсся в сияющем тумане.

Сирша глубоко вздохнула и медленно открыла глаза, в которых стояли крошечные капельки слёз. В её руке светилось огромное соцветие липы.

– У меня есть брат… – прошептала она, глядя в расщелины потолка невидящими глазами.

Мара неспроста всю дорогу подгоняла Симуса: Рыжий, хватившийся лакомого кусочка, забил тревогу, подняв свой взвод на поиски беглеца. Ух, как был зол 361-ый! Малец был не просто чистым, у него была странная метка: за человека с такой отметиной король назначил большое вознаграждение, растущее с каждым годом. Ох, как скрипели зубы 361-го, которые он до предела сжимал от злости!

Вполне было понятно, что Рыжий хотел присвоить себе такой сладкий кусок пирога, как несколько мешков золота. О, тогда бы он сразу поднялся в ранге и переехал бы из чёртовой обшарпанной комнатушки. Может, даже во дворец. А может этот малец важен королю настолько, что он приблизил бы его к себе, заместо Первого…

– Чёртов выпендрёжник! – завидуя, он не заметил, что закричал посреди улицы. Это его нимало не сконфузило: объятые священным страхом, люди как от волнореза отхлынивали от него, не смея подать даже намёка на улыбку, тем более – смех.

Тем не менее Рыжий разозлился ещё больше, что позволил себе проявить какую-либо эмоцию в толпе тысячников.

«Глупо, глупо, глупо! Перед простым сбродом паршивых тупиц разорался хуже дикого пса! – он бесился и объезжал город, зыркая по углам и нещадно коля бока чёрного коня острыми концами платформ сапог. – Чёртов мальчишка!»

* * *

А мальчишка шёл следом за хвостатой проводницей. Мара вела его лесными тропами, опасаясь погони. И чего только не увидел он на переплетениях звериных путей! В отличие от людских дорог и поселений, здесь кипела жизнь, шумная и полная своими особыми заботами.

Семья четырёхрогих байманов подозрительно косилась из-за кустов, не забывая пощипывать зеленеющую под их копытцами кашку. В прыгающем пятнами свете цветы кашки светились нежно-зелёным и розовым. Кряхтя и пыхтя переваливались с кочки на кочку мохнатые гудяки. Их хвосты плугами взрывали влажную рыхлую землю, и в получившихся бороздках алыми группками скапливались почвенники – собирали из обнажившихся нор разноцветных червей. Подхватив извивающееся тельце, они вспархивали и, упираясь в землю синими хвостами, тянули червя из его убежища.

Под раскидистыми елями, в глубине их синеватой тени, вспыхивали и гасли сон-грибы. Синий! Фиолетовый! Зелёный! Красный! Тронешь такой – засветится ещё ярче, распыляя облачко спор, которые заставляют незаметно уснуть, пока смотришь прикованным взглядом на светящуюся шляпку. Поплывут перед глазами разноцветные кольца и круги – и всё, ты уже утопаешь в пушистом покрове мха.

– Смотри, Симус, – позвала Мара. Тот перевёл глаза по направлению её взгляда – и обомлел.

Всё в том же ёлочном сумраке светился цветущий куст. Его ветви, словно выкованные морозом из золота, держали на толстых полупрозрачных стеблях огромные, с ладонь, цветы. Их лепестки распускались узенькими розовыми язычками. В серединах густой россыпью росли крохотные малиновые бисеринки, обрамляющие самое прекрасное – венчик. Длинная фиолетовая стрелка находилась в окружении ярко-синих тычинок, похожих на перо из хвоста почвенника. На их твердых стебельках росли невесомые пушинки, колеблемые малейшим движением воздуха, отчего казалось, что середина бутона – синее пламя.