Василий Григорьев - Дорога к искуплению

Еще два дня Бэрвин и Хагард потратили на преодоление первой ступени, они здорово вымотались, но были очень довольны и горды собой, это и придавало им новых сил, чтобы двигаться дальше. Здесь приятели, побродив по ступени, обнаружили вполне себе уютную пещеру, где и провели ночь. Единственное, что было плохо, что дров для костра, им теперь взять было неоткуда. Мороз хотя и не был сильным и когда они двигались, почти не чувствовался, но за ночь пробирал так, что с утра требовалось приложить не мало усилий чтобы разогнать кровь по жилам и согреться. О горячей пище, как и о горячем чае, тоже пришлось забыть. Да и переменившийся ветер, налетевший вчера с севера не давал им покоя, продувая до костей.

Наутро, горовосходители облачились в горное снаряжение, обвязались веревкой, вооружились ледорубами и пошли на приступ второй ступени Звездного пика. Подниматься по скале под пронизывающим завывающим ветром, было совсем непросто. Здесь уже не всегда можно было просто идти вверх по склону, как на первой ступени, отвес стал более крутым, и времена приходилось даже карабкаться, помогая себе ледорубами. И чем выше они поднимались, тем все более отвесной становилась стена, по которой они поднимались.

Ветер еще усилился, и теперь он стал настоящим проклятием для карабкавшихся по горе Бэрвина и Хагарда. Он яростно обрушивался на ребят, норовя сбросить их вниз, кружил снежную крупу, сорванную со склона, которая больно била по лицам.

Первым поднимался Хагард, отыскивая более легкий маршрут, что теперь было непросто, видимость из-за вьюги сильно ухудшилась. Но северянин продолжал упрямо подниматься вверх, помогая себе ледорубом, башмаки утыканные шипами, неумолимо, шаг за шагом приближали его ко второй ступени. За ним двигался Бэрвин, ему подъем давался совсем туго, он был, наверное, еще слишком молод для такого тяжелого восхождения. Силы постепенно покидали его.

Внезапно Хагард почувствовал, как веревка резко натянулась. Он едва-едва успел всадить ледоруб поглубже в склон, чтоб избежать падения. Вес дворфа не был для крепкого северянина критическим, он уже понял, что его товарищ, не удержавшись на склоне, сорвался, но особенно не испугался. Упершись покрепче ногами в склон, он принял устойчивое положение и обернулся через плечо.

– Эй, Бэрвин? – окликнул он дворфа. – Ты в порядке?

Шум ветра перекрывал его голос, но он надеялся, что тот его услышит. Через некоторое время, он услышал какую-то обрывочную фразу, разобрать, что ему отвечал дворф, было невозможно. Но и этого было достаточно, раз отвечает, значит, ничего страшного не случилась.

Хагард огляделся, как назло веревка, соединяющая их, легла на приличный уступ, который он как раз только что обогнул. Значит, его приятель сейчас болтается в воздухе, параллельно стене, но достать до нее, скорее всего не может.

– Бэрвин! – снова крикнул северянин. – Все будет в порядке! Сейчас я вытащу тебя.

Он попробовал тянуть товарища одной рукой, но из этого естественно ничего не получилось. Тогда Хагард осторожно отпустил ледоруб, освободив вторую руку. Теперь оставалось втащить дворфа наверх.

Хагард принялся тянуть, как он и рассчитывал, Бэрвин оказался не особенно тяжелым. Веревка довольно легко скользила по уступу, дело двигалось. Оставалось уже не много, северянин уже отчетливо слышал голос своего друга, даже разбирал большинство слов.

Неожиданно веревка, перестала поддаваться, зацепилась обо что-то, подумал северянин. Как можно надежнее вонзив шипы башмаков в склон, Хагард намотал ее на запястья, и что есть силы, рванул наверх.

Дальнейшее произошло мгновенно, но для Хагарда все это было наоборот, словно время замедлилось. Сначала он услышал легкий хлопок, и тут же натяжение пропало. Его отбросило к стене, вдавив в скалу, в это же мгновение над уступом мелькнула рука дворфа. Веревка лопнула, но Бэрвин успел зацепиться пальцами за уступ, Хагард склонился, чтоб помочь ему взобраться, но лишь коснулся своей рукой, руки Бэрвина, как пальцы у того разжались и дворф полетел вниз.

Хагард смотрел вниз окаменевшим взглядом, он видел, как дворф пролетел в свободном падении метров двадцать, потом ударился о скалу, где склон становился уже не отвесным, а более пологим. Северянин даже разглядел, что дворф еще пытается что-то сделать, как-то затормозить падение, как он размахивает руками, пытаясь за что-нибудь зацепиться, как бьется о скалу, отскакивает от нее и снова бьется. И затем он прекратил сопротивляться, дальше его падение уже стало каким-то неестественным или скорее наоборот, естественным, словно кто-то просто сбросил мешок картошки с большой высоты. Дворф упал на первую ступень звездного пика и лежал без движения.

Все это заняло не более пары секунд, но Хагарду они показались вечностью. За это время его друг успел пролететь порядка шестидесяти-семидесяти метров, и теперь, черным пятном на белом снегу, лежал внизу, без движения.

Хагарда прошиб холодный пот, он стоял на скале и не мог пошевелиться, он ничего не видел и не слышал. Оцепенение продлилось несколько минут, за это время он успел вспомнить многое, и как они познакомились с Бэрвином, и как вместе весело проводили время, и как собрались в этот проклятый поход. И на кой им понадобилось это перо? Что им проку от оружия драконоборцев? Уже и драконов-то тысячу лет никто не видел, как и самих драконоборцев. Что вообще за глупая легенда? Сидели бы себе в Жеринке, веселились бы, пока все взрослые в отъезде, нет же, поперлись, бог знает, куда и зачем.

Внезапно оцепенение прошло, в уши ударил резкий звук завывающего ветра, взгляд прояснился и Хагард сквозь вьюгу сумел разглядеть смутное черное пятно внизу. Готовясь к худшему, ежесекундно рискуя и сам сорваться вниз, северянин начал быстро спускаться. Глаза его застилали слезы, руки, сделавшись ватными, плохо слушались, но он лишь крепче сжимал зубы, спеша вниз, туда, где лежало тело его друга, осторожно надеясь, что тот все еще может быть жив.

Авантюрное путешествие, к Звездному пику, в поисках пера громовой птицы, казавшееся поначалу веселой забавой, обернулось, самой настоящей трагедией.

Орки наступали по всему горизонту, орда оправдывала свое название, десятки тысяч зеленокожих воинов, сейчас надвигались на войска союзников, казавшиеся теперь жалкими и обреченными. Шансов выстоять было немного или не было вовсе. Страх застыл в глазах воинов, вышедших на битву против завоевателей, и по мере того, как враг приближался, этот страх лишь усиливался. Все понимали, что, скорее всего, живыми им домой уже не вернуться, битва еще не началась, а запах смерти уже вовсю витал над Зеленой равниной.