Василий Григорьев - Дорога к искуплению

– Зачем…, зачем вы напали на них? И почему за вами кто-то там гнался? – мрачно теребя себя за бороду, пробормотал Бэрвин.

– Еще не догадался? – гнолл вопросительно глянул на дворфа. – Как ты думаешь, что за работа у нас такая была на той земле?

– Не знаю, – сердито буркнул Бэрвин. – Хватит загадок.

– Мы, я и твой отец Рио, мы разбойники. Мы промышляли там тем, что грабили и убивали. Вот так-то парень. Но на дворфов нападать Рио не хотел…, все этот чертов бустумец.

– Я догадывался, – Бэрвин снова взял в руки дворфийский амулет, и некоторое время изучал его, но ничего нового на нем не обнаружил.

– Тебя, Рио тогда забрал с собой, уж не знаю почему, приглянулся ты ему, наверное. И этот медальон тоже оттуда, – он указал на камень, который вертел в руках дворф.

Некоторое время молчали, Чексид успел выкурить пару трубок, прежде чем Бэрвин снова заговорил.

– Как…? Как умер отец? – выдавил из себя дворф.

– Рано или поздно так, как закончил свои дни твой отец, заканчивают многие из нас, век идущих по скользкой дороге недолог, – вздохнув, ответил Чексид. – Мы оказались прижаты ищейками из Ла-Белле к Галлидиалю, его настигла эльфийская стрела. Умер он мгновенно. Эта смерть, в нашей среде считается достойной, это гораздо лучше, чем быть вздернутым на виселице.

– Значит эльфы, – задумчиво проговорил Бэрвин.

– Эльфы, – подтвердил гнолл.

– Ты похоронил его? Где его могила? – не поднимая глаз, спросил дворф.

– Не до того было, – нервно мотнул головой Чексид. – Сам ноги еле унес.

Снова повисла пауза.

– Может, все-таки выпьем? – вкрадчиво спросил гнолл. – Представляю, что у тебя сейчас в голове твориться. Столько всего и сразу.

– Переживу, – повесив родовой камень своего настоящего отца, себе на шею, хмуро отозвался Бэрвин и, поднимаясь со стула, добавил: – Я пойду, пройдусь. Ты как хочешь, можешь и выпить.

На этом разговор был окончен. Натянув тулуп и валенки, дворф вышел на задний двор. Некоторое время он стоял, глядя вдаль, размышляя обо всем, что рассказал ему дядя. Потом раскинул руки в стороны и повалился на спину, прямо в сугроб. Тулуп хорошо защищал его от холода, и пролежал дворф так довольно долго. Бэрвин слышал, как хлопнула входная дверь, это дядя Чексид, похоже, отправился на поиски спиртного, хлопнула снова, вернулся. Он думал о многом, об отце, и его гибели, о медальоне с рунами и собственном происхождении. О дворфах, его настоящих отце и матери, погибших от руки разбойников. О дяде, который остался единственным из банды его отца Риордана Хэддинга. Он думал об эльфах, убивших Рио. Интересно, какие они? Но все мысли были какие-то путанные и бессвязные, он постоянно перескакивал от одной к другой, ни на чем подолгу не сосредотачиваясь.

Поднялся Бэрвин, когда начал чувствовать холод, видимо, тулуп основательно подмок, и уже не мог предоставить защиты от мороза. Дворф отряхнулся, потопал ногами, сбивая снег с валенок, и пошел домой.

Дядя действительно раздобыл спиртного, но сегодня он ограничился бочонком, темного эля. Вероятно, ему тоже опротивело беспробудное пьянство. Бэрвин подсел к дяде за стол. Зачерпнув кружку, он отхлебнул немного. Посмотрел на гнолла.

– Я хочу следующей весной поехать с тобой, – решительно, тоном, не допускающим возражений, сказал дворф.

– Это опасно, – неуверенно отозвался дядя Чексид.

– Я знаю, – кивнул Бэрвин.

– Раз ты так решил, значит, поедем вместе, – пожав плечами, согласился гнолл. – Не стану отговаривать. Я не твой отец.

На том и порешили. И до следующей весны, к этому вопросу больше не возвращались. А едва пролив Гумбольта очистился ото льда, гнолл Чексид и дворф Бэрвин, сын Риордана Хэддинга, первым же судном отправились на большую землю.

На острове древа, что посреди озера Слез в Галлидиале, перед вечнозеленым гигантом, на коленях склонилась маленькая фигурка. Младшая дочь Лориэнора Прекрасного, Лореэль Мейрелес, произносила свою последнюю молитву, посвященную живому идолу Галлидиаля – Эльфентиону.

Священное древо, было настолько высоким, что его можно было видеть даже из-за пределов леса, настолько Эльфентион превосходил ростом, все остальные деревья. Была ночь, и казалось звезды на небосводе, водят вокруг его вершины хоровод, время от времени, путаясь в его могучих ветвях. Небольшой серп луны, остерегался подбираться близко к древу, вероятно боясь зацепиться за его макушку и сорваться с небосвода.

Эльфийское древо, преисполненное величия и умиротворения, молча, внимало словам Лореэль. Оно не могло, ни одобрить, ни наоборот воспротивиться решению девушки, это было ее решение, и только ее. Древо это понимало, понимала это и Лореэль. Эльфентион в последний раз осенил эльфийку своим благословением.

Лореэль покинула Галлидиаль под покровом ночи. Она знала, что настырный Галдиэл, обязательно постарается увязаться за ней и, приняв все меры предосторожности, незамеченной, в одиночестве покинула родной лес. Она понимала, что обрушивает тем самым на голову бедолаги, весь гнев своей сестры, лесной владычицы, когда та спохватится, что Лореэль покинула Галлидиаль, ведь именно ему надлежало присматривать и охранять младшую сестру. Не то чтобы владычица, не позволила сестре уйти, но обязательно приставила бы к ней все того же Галдиэла, и еще кучу телохранителей, а теперь ей этого не требовалось.

Лореэль в душе уже отреклась от собственного народа, и возвращаться под покровы Галлидиаля более не собиралась. Она выбрала смертный жребий, отказавшись от бессмертия древней расы. Отторжение в душе уже произошло, и оно было необратимо. Лореэль оставалась эльфийкой только внешне, внутренне же она, разорвав связь своей бессмертной души с телом, стала сродни расе смертных.

Ирриаль ее сестра, лесная владычица, еще не знает об этом, не знает об этом и Галдиэл, который все еще, наверное, лелеет мысли об их с Лореэль воссоединение священным браком, об этом пока не знает никто. Но вскоре они почувствуют, то, что Лореэль покинула их народ, в каждом эльфе это отзовется легкой болью, так словно от души откололась маленькая частичка. Когда они поймут это, Лореэль хотелось быть, как можно дальше от Галлидиаля.

На самом деле такое случалось в обществе эльфов, крайне редко, но все-таки случалось. Бывало что кто-то устав от долгой бесконечной жизни, оставлял свою бессмертную душу и выбирал удел смертных. Но то, что это сделала дочь Лориэнора Прекрасного, сестра владычицы, несомненно, вызовет особый резонанс в обществе лесного народа. И еще неизвестно, как они к этому отнесутся. Проклянут ли ее, как неверную, как предательницу собственного народа, или смогут понять и простить? Лореэль не знала, как отреагируют на этот поступок ее сородичи, но выбор уже был сделан, и назад пути не было.