Антон Сенин - Ева. Грани миров

Люди забыли о том, что дорого,

Позволив случиться беде,

Задернули шторы, спрятали лица,

Былое добро мхом поросло,

В злобе, корысти, глупости, зависти

Выросло страшное зло!

Зло копилось, крепло, росло,

Меняло маски, страны и лица,

Страшное, черное, черствое зло,

Устало в подвалах сомнений томиться.

Зло пробралось в глубины сознания,

Читалось в каждом прищуренном взгляде,

Жесте, движении, непонимании,

Возгласе, крике мольбы о пощаде.

Последние строчки Ник читал вместе с Антом. Написанное неизвестным автором, стихотворение напоминало о страшном прошлом, его заучивали наизусть дети и повторяли взрослые.

– Они разрушили все, разрушили свой мир. Прошло больше трехсот лет и вот мы здесь. Мы живем в новом времени, в безопасном Нейме. Мы дышим, любим, мы лишены низменных зависти, корысти, злобы, всего, что может привести к разрушению. И это все – заслуга одного человека и его великого творения. Она в каждом из нас, она для нас.

– Спасает нас от самих себя. Кто же она? – Ник свел брови.

– Ты умеешь слушать, похвально. Мы называем ее Ева. То, что ты видишь каждый день, где бы не находился и что бы не делал – ее работа. То, что сейчас здесь внутри и там снаружи – тоже она. Даже кружка, которую ты сейчас держишь в руках, сделана ей.

Ник крепче сжал теплую кружку, – Неужели кружки не существует?

– Существует, только выглядит вот так, – Ант сделал еле заметное движение указательным пальцем и белоснежная, с идеально ровным и гладким ободом кружка на секунду стала серой и шершавой, словно наспех слепленной из глины. Ник успел заметить небольшую трещину в месте крепления к ручке, пропало тепло, и ароматный пар.

– Это какой-то фокус? – закричал Ник, желваки на скулах заиграли. От испуга он вскочил с кресла, прыжком переместился к окну, – И там снаружи тоже так?

– И там, Ник, – Ант подошел к гостю, – И везде. Что мы знаем о периоде после Великой войны? Разрушения и, – Ант щелкнул пальцами, – Мы здесь. Мы построили свой мир, так гласит история. Но кто эти «мы», когда мы его построили, с помощью чего? Цивилизация прошлого утонула в радиоактивном пепле, под которым остались достижения прошлого, – Ант замолчал, – Гений Макса Бранта породил самое невероятное и чудесное – наш новый мир.

– Бранта? Бранта, который написал свод правил?

– Да, да, история, которую мы знаем именно об этом. Только правила составили люди – те, кто выжил после удара. А Брант стал, скорее, лицом перемен.

– Тогда что создал Брант?

– Он создал Еву. Благодаря ей человечество получило еще один шанс. Ева – то, что мы видим, слышим и чувствуем, она материальна и нематериальна одновременно, она все и ничего.

– Ева каким-то образом воздействует на нас?

– Хм, и да, и нет. Она действительно имеет глубокий доступ к сенсорам органов чувств, анализирует и подстраивает среду, но не влияет на поведение и не вмешивается в принятие решений. Она не трогает чувства в смысле внутренних отношений, привязанности или любви. Ей это не интересно, а на уровне реализации труднодоступно. Наши чувства живут глубже наших мыслей. Ей важнее прочитать и понять наполнение, разобрать внутреннюю кашу, и создать условия. Кокон благополучия и спокойствия – это Ева.

– Каждый из нас существует в своем собственном коконе, коконе безопасности. Но как она отличает добро от зла?

– Ева интерпретирует события согласно настройкам и опыту.

– Опыт должен быть основан на наблюдении и восприятии, но машина на это не способна!

– Ник, – Ант протянул имя собеседника, – Ева не машина. Ева в нас и над нами. Ее феномен в том, что пока мы о ней не заговорили, ее не существовало. Ты жил своей жизнью, я своей, как и миллионы людей там. Как только я назвал ее, она наполнилась смыслом здесь и сейчас, в тебе и во мне. Наш опыт – это и ее опыт, как наши знания, наблюдения, мысли и желания. Брант изобрел алгоритм совершенный и беспристрастный. Он написал Еву и подчинил тем же правилам, по которым живет все общество, он научил ее мыслить и, возможно, чувствовать. Я не знаю, как именно Ева проникла в человека, и как функционирует в масштабах нашего мира, но она прекрасна.

Ник долго стоял у окна. Голова кружилась, внутри, создавая новые и новые электрические импульсы, росло непонимание. Тело, лишенное энергии слегка наклонилось, Ник рухнул в кресло.

– Что было на площади?

Ант потупил взгляд, – Чтобы создать этот вид, этот великолепный вид из окна, мне потребовалась неделя. Ранее из моего окна я наблюдал Эйфелеву башню, окруженную множеством узких улочек, а еще раньше океан. Теплая, прозрачная вода подступала к порогу дома, ударялась о камни, становясь белой пеной. Я выскакивал из парадной босяком и бегал по берегу, я ощущал плотность воды, и вязкость песка. Только это не природа, это сделал я. Мир Евы другой, нет, он не плохой, он просто другой. Как и мой здесь.

– Ева знает о твоем мире и не препятствует?

– Точного ответа у меня нет. Я думаю, она оценивает действия и побуждения к ним, исходя из опасности человеку, группе лиц или системе в целом. Видимо, я и мой Куб не опасны, – Ант попытался изобразить улыбку, – На площади мы, – он снова замолчал и перевел дыхание, – Мы … мы ищем ее слабые стороны, это такой своеобразный способ познания. Все, что у нас есть – это отрывки информации из архивов и опыт. Мы ищем основы взаимодействия Евы и человека, и пытаемся понять ее алгоритмы. Для этого приходится отступать от правил. Мы отступаем и ждем ответную реакцию.

– И что она?

– Сейчас она молчит, словно ничего не произошло. Иногда реагирует. Прилетают хранители, и мы пропадаем.

– Это смерть?

– Нет, нет, я же говорил, хранители – рабы Евы и ее системы. Если угроза реальна, и закон нарушен, то к нам применяются те же меры воздействия, что и к остальным нарушителям – тюрьма времени.

– И много ваших в заключении?

Ант улыбнулся, – Еве больше двухсот лет. Многих любопытных уже нет на этом свете, а те, кто есть, тут надо пояснить. О многих мы не помним, мы их забыли. Алгоритмы Евы подавляют воспоминания о человеке и опасности, которую он представлял. Так она борется за спокойствие, наше с тобой внутренне спокойствие.

– Великий гуманизм и великое лицемерие.

– Иногда лучше видеть такую картинку, чем ее настоящее отражение. Я видел, и поверь, это страшно, – с сожалением произнес Ант.

Несколько минут молодые люди смотрели в одинаковую даль, наблюдая разное. Ник любовался небом теплой летней ночи, наполненным яркими звездами, Ант же видел кучу недочетов в визуализации, но исправлять не спешил. Его, как и прежде манил океан, настоящий живой океан.

– Как ты узнал обо всем этом? – тихо поинтересовался Ник.