Арсений Зензин - Саги зала щитов. Адульв. Пламя, зажжённое тьмой

– Да, боги мудры, они сподобятся помочь достойному, на всё их воля и их мыслями невиданные ткачихи норны плетут, холсты судеб для каждого, для каждого, кроме него. – оборвала себя старая знахарка, припомнив ярлова внука. Вот уже сколько зим наблюдает она за этим жизнерадостным любопытным мальчонкой и неустанно перебрасывает рунные камни. Но раз от раза, сотни раз, они ложатся одинаково, как и в тот первый бросок много лет назад, так напугавший её своим раскладом. Тогда когда ярл Руагор вернулся из лесу со своим внуком. Громкий стук в дверь оборвал ход её мрачных мыслей.

– Войди, кого бы там не прислали боги.

– По здорову тебе, почтенная Сегурдра. – спустившись по лестнице, ведущей от двери, в маленьком жилище оказалась Сольвейг, низко поклонившись хозяйке.

– А, здравствуй, девочка моя. – Улыбнулась старушка, глядя на Хортдоттир и указывая на лавку у стола в дальнем левом углу от входа. Она любила эту непоседливую девчушку, дочь почтенного молотобойца и ближника ярла, уже ставшую взрослой женщиной, но в глазах знахарки она так и осталась непоседливой малышкой, той, кому она заговаривала грыжу и лечила полученные на учебном ристалище синяки да шишки. А позже, когда Сольвейг подросла, старушка обучила её многому из того, что знала сама, в основном многогранной науке травничества, в тайне надеясь, что сможет воспитать себе замену. Но, кипящая огнём битвы, кровь отца взяла все же своё, к сожалению Сегурдры. Сольвейг куда как охотней кромсала плоть, нежели залечивала. Ну, как уж норны сплели.

– Ну, девонька, зачем пожаловала в столь хладную ночь? – поинтересовалась старушка.

– Что связывает Адульва с вестницей скорби, поведай всё, что знаешь.

Буря, бешено надрываясь создаваемым скальными стенами Фьорда воем, лютовала до самого утра, пока не утихла, будто разбитая лучами ока богов, поднявшегося из-за подпирающих небосвод заснеженных пиков Саркнара. Лёствёрт потихоньку оживал, начиная дышать сотнями дымоходов, но население городища не предалось обыденным утренним хлопотам. Не чистились занесённые снегом дорожки, протестующе мычал, хрюкал и блеял не кормленный поутру скот. И даже, небывалое дело, оба горна, что большой, что малый на подворье мастера Бруни не дышали жаром и дымом.

Едва занялся рассвет, все жители от мала до велика потихоньку стекались к берегу. Сегодня им предстояло редкое зрелище Хольмганг. Нет, конечно, скучными, лишёнными потех, за исключением празднеств, долгими зимами эти поединки чести случались, но этот Хольмганг был особенный, ведь редко когда сходились два таких война и на столь разном оружии. Успевшая неплохо зарекомендовать себя в походах Сольвейг – мастерица боя парными клинками и воспитанник её отца Хорта одноглазого, Хьярти Освальдсан- бывалый, могучий молотобоец, имевший собственный дракар с небольшим хирдом, правда связанным клятвами с ярлом.

Нацепивший дорогую красную шёлковую рубаху по наказу матери и ей же расчёсанный Адульв, со стайкой сверстников, уже загодя, застолбил себе место у специально отведённого, обложенного камнями круга, около двадцати шагов в поперечнике. Именно в этом круге, расположенном у самой кромки замершего по берегу океана, меж скованных льдом причалов и корабельных сараев, надёжно берегущих от непогоды морских коней крутобоких Дракаров, исстари проводились Хольмганги.

Маленький ярл со смесью восторга и ожидания наблюдал из напирающей толпы за матерью. Кюна Аникен в длинном вышитом красном платье, покрытом подбитым темным мехом плаще, схваченном на плечах большими серебреными фибулами, стояла посреди круга и была необычайно строга и сдержанна. А как же иначе, ведь именно она за отсутствием ярла, являлась представителем власти во всём Фьордфьельке.

Взгляд Адульва то и дело бродил с матери на Хорта, явившегося в своей, будто приросшей к голове и плечам, порядком истлевшей медвежьей шкуре с неизменным необычным полу-молотом полу-чеканом. Одноглазый молотобоец был явно на взводе, ведь его дочка будет биться, верно, насмерть. Окруженный преданными хирдманами ветеранами и множеством своих воспитанников, он то и дело поглядывал на противоположный конец оцеплённого ярловыми хирдманами круга. Часть воинов из тех, кто не отправились с ярлом на Тинг, в полных ламеллярных бронях и шеломах, стояли по периметру круга, обнажив по традиции клинки и, подняв, будто для сечи, круглые щиты, выкрашенные в чёрно-красные цвета, цвета Лёрствёрта.

Там, напротив Хорта, за этим оцеплением, со своими сподвижниками и многочисленной роднёй, боя ожидал Хьярти. Казалось, сплетённый из тугих мышц, высокий, могучий воин с распущенными светлыми волосами и короткой бородой. Единственными одеяниями ему служили широкий воинский пояс и штаны, заправленные в меховые сапоги, да, пожалуй, еще шедевр кузнечного мастерства- кованые пластинчатые наручи, защищавшие руки от ладоней до локтя. Освальдсан с улыбкой перекидывался с дружками шутками, перебрасывая из руки в руку тяжёлый двуручный молот, обоюдное квадратное било которого украшала затейливая гравировка. Он явился, как и Адульв загодя, а вот Хортдоттир пока запаздывала и, оттого средь толпы Лёствёрсцев поползли шёпоты и пересуды, коими подневольно всласть насладился маленький ярл.

– Да, видят боги, не такая уж она и смелая, как отец, одно бахвальство. – уверенно заявила одна из напиравших позади женщин.

– Ага, сильна ты болтать, вон сама на Хельги глянь, а потом кликушничей, может она сгоряча, с дуру ляпнула, а теперича ногти грызёт, но деваться некуда, иначе получит клеймо позорное Нидинг, тут уж и славный Отец не поможет.– ворчливо прошамкал в ответ беззубый дед.

– Во, парочка, сплетница пустобрешница, да дряхлый выживший из ума пень, чего вы вообще знаете?– зазвучал сильный мужской голос. Но как Адульв не крутился и не старался, так и не смог увидеть говорящего.

– Я вот, скудоумы, был с ней в последнем осеннем походе и воочию видел, как стояла она в стене щитов, и как Сольвейг одна из первых забралась на стену Эльготенна, городка, что мы на щит взяли. Она одна секла защитников, пока мы по лестницам поднимались. Зрелище, доложу я вам, было то ещё. Она- славная дева Щита, и Ассы свидетели мне. Не минует и часа, как голова Хьярти упадёт на снег, а его добро, включая добротный дракар, достанется кровавой кройщице, помяните моё слово.

Меж тем, волнениям жителям Лёствёрта пришёл конец, Сольвейг, наконец, соизволила явиться. И причем так, что злобно прордев лицом, Хорт витиевато выругался, и даже Кюна удивлённо подняла брови, глядя на неё. Сольвейг, пожалуй, впервые после её создания, пренебрегла своей необычной кольчужно-кожаной бронёй, а облачилась в плотно облегающие кожаные штаны и светлую шнурованную на груди рубаху короткого рукава, заправленную в широкий украшенный медными бляхами пояс, отягощённый парой ножен. Хортдоттир, заплетя свои огненно- рыжие волосы в тугую косу, наигранно и расслабленно шла, откусывая куски от полоски вяленного мяса. Улыбаясь как ни в чём не бывало, и проходя мимо названного племянника, хитро так подмигнула ему. А словно тень, сопровождющая кровавую кройщицу высокая ростом подруга. Редкой и могучей стати девушка молотобоец Баребра, что несла на плече простецкого вида молот. Единственная такая про меж лёствёртцев и вовсе взлохматила Адульву голову улыбнувшись чуть ширококостным открытым лицом встав после рядом со своим учителем Хортом. Бестрепетно приняв суровый взор наставника, что буквально прожёг облаченную в длинный усиленный кольцами хоуберк молотобойщицу понукавшую выходкам его сумасбродной дочери.