Дарья Чернышова - Близнецы. Часть вторая

«Отчего ты всегда бросаешь меня в самый острый момент?»

«У тебя тоже есть дети. Ты знаешь, как важно иметь детей».

«Помоги мне, или все рассыпется в пыль».

Что из этого она в конце концов выбрала? Может быть, все и сразу.

Вокруг было много пыли. Модвин смахнул ее тонкий слой с подоконника и впустил свежий воздух. Ветер застонал, но комната ему не ответила. За окном отцветала весна. В замке никого не было, кроме убийц и детей.

«Это место сводит меня с ума, – понял Модвин, окинув взглядом роскошную обстановку комнаты. – Зачем я сюда хожу?»

Здесь ведь уже все обыскали. Никаких больше тайн. Сикфара рассыпалась в пыль. Она не навредит Грете – разве что нос пощекочет и заставит разок чихнуть.

Модвин вздохнул и решительно отпер дверь, намереваясь снаружи закрыть ее на замок и выбросить ключ с вершины сааргетской башни.

Этому его плану, как и многим другим, не суждено было сбыться: ключ провалился глубоко в черный карман, и Модвин забыл о нем, узрев за углом мрачного коридора странную картину.

Мальчишка из Жильмы, оказавшийся вдруг учеником мастера Алеша, сидел у кого-то на плечах и усердно выскребал воск из настенного фонаря. Модвин, похоже, как-то особенно шумно выразил немое удивление, потому что вся сложная башенная конструкция тут же зашаталась и развалилась надвое. Опора обернулась и пришепетывающим голосом Еника произнесла:

– Ой. Доброго. – Пушкарь вышел из тени, отряхнулся и приосанился, тычком в плечо заставив Фабека сделать то же самое. – Гетман за вами посылал.

Модвин почесал шею.

– Скажи, что не нашел меня. Я подустал от учений.

– Ладно, – согласился Еник и взлохматил мальчишке волосы. – Ты тоже беги, а то как спохватится.

– Ага.

Фабек спрятал воск в кулачок и поспешил прочь. Модвин покосился на пушкаря.

– Мне надо об этом беспокоиться?

– Нет, – заверил Еник. – Правда. Это в уши.

– Понятно, – ответил Модвин, ничего не поняв.

Пушкарь глубоко вздохнул, явно для чего-то собираясь с духом.

– Я вам хотел сказать, – начал он, смущенно спрятав взгляд. – Простите за «сраных Фреток». Но врать тоже нехорошо.

Модвин уже и запамятовал, что представился ему безымянным пленником, потому что при этом, в общем, не соврал: он здесь с самой войны, и никуда не деться. Однако оправдывать себя не хотелось. Модвин просто кивнул и спросил:

– За тобой никто не присматривает?

– Ну, как не присматривает. – Пушкарь пожал плечами. – Я их даже во сне чувствую. Почти не сплю. Если не люди гетмана, так она всегда где-то рядом. Но это правда лишнее. Тут Алеш и Фабек. Да и присягу дал. Что уж теперь бегать.

Еник казался искренним, а Модвин устал от сомнений. Он еще раз кивнул и сказал, глядя себе под ноги:

– Если встречу ее на погосте, попрошу оставить тебя в покое.

– Вы опять на погост?

Модвин поднял голову.

– Как много ты знаешь?

– Все, – помявшись, ответил Еник.

Модвину стало горько, как будто он выпил лекарство.

– Хорошо, когда братья доверяют друг другу.

Пушкарь потер щеку и опять отвел глаза.

– Он со мной честнее, чем я с ним.

Услышь как-нибудь Освальд этот их разговор, хохотал бы, наверное, до болей в животе.

Надо было все-таки рассказать Ютте про его живот. Она заподозрила бы неладное, встряхнула бы Баво за воротник – то есть, не сама, конечно, но нашла бы, кого попросить. Губительное месиво вина и безразличия, которым скреплялись камни сааргетских стен, затянуло кормилицу, кажется, не так глубоко, как других. Она очень мало пила и проводила за пределами замка столько же времени, сколько внутри.

В теплое время года Ютта почти каждый день ходила на виноградники и знала там поименно всех батраков. На обратном пути она всегда навещала курганы – Модвин теперь это знал. Хотя он знал давно, наверное, но не придавал значения. Он всю жизнь придавал значение не тем вещам и не имел понятия, как измениться.

На этот вопрос даже Ютта едва ли дала бы ему внятный ответ.

Она выглядела осунувшейся и усталой. Волнистый зеленый жадеит в ее волосах выделялся еще ярче. Мама носила его с золотыми платьями. Где она теперь? Спаслась бы она, если бы вместо платьев надевала доспехи, как Ортрун?

Место, где никто, включая госпожу Мергардис, никогда не будет похоронен, пошевелило травой и что-то шепнуло Модвину на чужом языке. Ютта прижала к ногам юбку, чтобы его не задеть, и молча кивнула в знак приветствия. Курган ее сына лежал в отдалении и одиночестве. Модвин спросил:

– Что там с Цирилом Гоздавой?

Управляющая обхватила себя за плечи.

– Его похоронили, – ответила она и пожевала губу. – Только вот его ли? Я боюсь, как бы мальчишка не вылез из кургана в самый неудачный момент.

– Мы идем свергать владыку. У нас предвидятся удачные моменты?

– Хотелось бы верить. – Ютта глубоко вздохнула, и печальная улыбка тронула ее губы. – Я наколдую для вас столько, сколько смогу.

Она собиралась уйти, но Модвин вытянул перед ней руку.

– Слушай, – начал он осторожно, – мне кажется… Думаю, можно перестать все время следить за пушкарем. Он никуда не денется. Ему просто некуда.

Ютта ласково взглянула на него и потрепала по плечу.

– Смотри и учись, мой мальчик. Сейчас я кивну тебе, скажу: «Конечно», – а потом все равно сделаю по-своему.

– Я запомню на будущее, – мрачно пообещал Модвин. – Но сейчас… Я это серьезно, Ютта. Оставь его в покое. Под мою ответственность. У тебя ведь и так полным-полно забот.

Управляющая слегка прищурилась.

– С недавних пор все здесь происходит под твою ответственность. Моя задача – проследить, чтобы ты выдержал ее груз.

– Ты ослабишь надзор или нет?

– Есть более безопасные способы с кем-то подружиться. Уверена, ты их найдешь, – сказала она и подобрала юбку.

– Ютта! – Модвин схватил ее за руку. Кормилица разжала пальцы и широко раскрыла глаза. Он тут же отпустил ее и прочистил горло. – Этот человек мне присягнул. Я хочу доверять ему. Если это ошибка, пусть она будет моей. Ты же сама сказала, что мне при любом раскладе за все платить.

Управляющая попыхтела немного, как ежиха, а Модвин завел руки за спину и сцепил в замок.

– Ладно, – бросила наконец Ютта. – Не будем ходить за ним по пятам.

– И за мастером Алешем тоже.

Она усмехнулась.

– Ты хочешь переманить двор Тильбе своим великодушием?

– Не знаю. – Модвин пожал плечами. – Сейчас я хочу побыть один.

– Не задерживайся, – предупредила Ютта, уходя. – Тебя будут ждать к обеду.

К обеду, да, разумеется. Вся семья соберется за одним столом, который будет ломиться от вкусной еды, а кусок опять не полезет в горло. Неправильно это – ломать хлеб на погосте. Но куда же деваться, если носишь погост с собой?

Модвин склонил голову, подставив затылок солнцу, и тяжело вздохнул.