Дарья Чернышова - Близнецы. Часть вторая

Модвин не мог: очередной глоток вина принес с собой осознание, что он на самом деле жутко пьян. Слова подступили к горлу и грозили вырваться только вместе с рвотой. Модвин пробормотал извинения, ущипнул себя за руку, чтобы отвлечься болью от тошноты, и побрел к выходу из зала.

– Ух ты, – удивленно произнесла Ютта. – Тяжелый. Я не удержу.

Шатающийся Модвин жалостливо взглянул на нее и опять припал к горшку, из которого прежде вытряс старые крысиные ловушки. Потом отплевался, медленно разогнулся – вроде бы полегчало.

– К-какой-то ужас…

– Полностью согласна, – с усмешкой подхватила Ютта и повела Модвина под руку вдоль стены. – Я заметила, ты очень мило беседовал с дорогими гостями. Мне ослабить надзор?

– Нет. – Модвин отрыгнул в кулак. – Смотри в оба, пожалуйста.

Наутро он с трудом разлепил глаза, почувствовал головокружение и вспомнил, что Альда ходила к лекарю. Модвин встрепенулся и побежал – медленно поплелся, точнее – выяснять, чем это для них всех кончилось.

– Да ничем, – ответил мастер Алеш. – Она ведь покинула замок живая-здоровая. – Он присмотрелся к господину и качнул головой. – Сбегайте пару раз вверх-вниз по башенной лестнице. В таких делах помогает.

Модвин зажмурился, пытаясь переварить слова.

– Она уже уехала?

Лекарь пробурчал:

– На рассвете. Взяла всех своих музыкантов и укатила прочь.

– Вы будто разочарованы, – не мог не отметить Модвин.

– Хм. – Мастер сунул руку в карман. – И все же попробуйте пробежаться по лестнице.

Модвин готов был последовать этому совету, но остановился еще на подходе к башне, потому что Сикфара улыбнулась ему с портрета Ирмы Хоревы.

Она была любознательна, не лишена смелости. Она совершала поступки, за которые Модвину теперь отвечать. Он разглядывал витую резьбу на раме, протягивал к ней руку, потом прятал за спину. По коридору промчались друг за другом мальчишки – Тетрам, похоже, совсем поправился. Модвин дождался, когда стихнет рваное эхо, сдвинул угол портрета и достал из щели в стене серебристую баночку.

И побежал вверх по лестнице, чтобы не успеть передумать.

Он заперся в комнате и бросил круглую крышку на стол. Она звякнула о чернильницу и заглушила внутренний крик. Порошок горчил меньше обычного. Странно. Модвин думал, все будет наоборот.

Через приоткрытое окно доносились звуки. Его надо было закрыть. Никаких сраных звуков. Полная тишина, полное одиночество. Вот чего Модвин заслуживает. Вот чего он хочет. Почему никого никогда не волнует, чего он хочет?

Он будто бы даже спросил об этом вслух и понял, что голос его не отражается от стен.

Модвин стоял на самой вершине сааргетской башни. Во дворе было пусто, как глубокой ночью, но над головой висело по-летнему яркое солнце. Лучи нагрели камни зубцов, и на них было приятно опереться ладонями.

– Гляди-ка! Сильванер в этом году уродился.

Модвин обернулся и замер. Освальд сидел на краю, задрав одну ногу и свесив вниз другую, и указывал пальцем на зеленые виноградники. Брат искренне улыбался. Он был весел и здоров. Он мог бы, наверное, выпить все вино в мире и не заметить.

Ступая осторожно, будто башня была построена из игральных карт, Модвин приблизился к Освальду и посмотрел ему прямо в лицо, на котором вдруг появилась обеспокоенность.

– Прости, – сказал Модвин. – Я тебя обманывал.

Освальд снова расслабился и широко покачал ногой.

– Мне думается, главное, что ты не обманывал самого себя. Ну же, не горбись, братец. – Он легонько ударил Модвина по спине. – Расправь крылья – и полетели.

Брат приобнял его за шею и перекинул вторую ногу через край.

Модвин никогда так высоко не падал. Они летели достаточно долго, чтобы испуг выветрился и уступил свободе. Модвину уже почти нравилось это чувство, когда он посмотрел вниз и понял, что сейчас рухнет в воду.

«Я же еще в одежде», – только и подумал он.

Вода оказалась теплой и мягкой, как прогретый лежак. Модвин погрузился с головой и не хотел выныривать, но тело требовало больше воздуха. Пришлось уступить. Он подождал немного, пока вода стечет с волос, и открыл глаза.

– Мне все больше и больше нравятся твои идеи.

Голая Сикфара сидела, расслабленно положив руки вдоль серебряных бортов ванны, и наслаждалась неловкостью ситуации. Заколов длинные волосы в огромный пучок на затылке, младшая госпожа Фретка стала очень похожа на мать.

– Ты умерла, – шепнул Модвин. – Это сон. Тебя уже нет.

Сикфара подняла волну, пересаживаясь поближе, и влажно прошелестела в ухо:

– Ты не можешь быть уверен, что это просто сон. Я хорошо тебя знаю, милый. Ты никогда не уверен.

Одежда прилипла к его телу и к ее, они поцеловались, стало тесно и слишком тепло. Модвин почувствовал, как вода переливается через край ванны, как стекает с шеи Сикфары и попадает ему в рот. Вода была соленая, словно человеческий пот. Они утонули в ней оба. Сикфара растворилась, а Модвина вынесло на каменистый берег.

Мерзкая погань остро подступила к горлу. Очень хотелось встать на карачки и позволить ей выйти, но руки и ноги не слушались. Кто-то над Модвином сжалился: схватил за воротник и помог приподняться, чтобы не испортить одежду.

«Она же и так вся вымокла, – понял вдруг Модвин. – И я у моря».

Вода любезно прибрала за ним всю грязь. Модвин поблагодарил ее вслух и услышал задорный хохот.

У смеющегося человека не было на голове волос, а в длинной бороде с проседью блестела серебристая бусина. Наверное, его волосы сгорели, вспомнил Модвин. Человек перестал смеяться и вгляделся в него цепкими зелеными глазами.

– Они назвали тебя в честь моего отца, – произнес он моложавым голосом, который звучал совсем иначе, когда человек кричал. – Забавно. – Дядька Бруно задумчиво дернул себя за стянутый бусиной кончик бороды. – Тебе не стоит следовать его примеру. Он должен был сунуть руку в пламя и взять то, что наше по праву. Но он испугался. Ты боишься огня, Модвин?

Он спросил это с усмешкой во взгляде, как будто огня никто, кроме Модвина, никогда не боялся. Усмешка сгорела в языках зеленого пламени, и это было не просто видение, а отражение в страшных глазах. Модвин почувствовал запах дыма и медленно обернулся.

Бесконечное море пылало, облизывая небеса.

– Пожар! – закричал кто-то во всю глотку. – Пожар!

– Я уже понял, спасибо, – пробормотал Модвин.

– Пожар, господин! Вставайте!

Он подскочил и задался вопросом: «Сколько я спал?» – а потом осознал, что это сейчас не имеет никакого значения.

Комнату заволокло сизым дымом. Окно так и осталось открытым, и во дворе люди кричали сквозь огненный рев.

Модвин помчался вниз.

Там были, кажется, все. Еник держал за воротник подмастерья лекаря, пока последний метался между вояками и песчаными ящиками, махая руками и прикрывая голову во время больших взрывов. Горела часть казарм, амбар и, кажется, старая конюшня. Лошадей не было слышно. Только грохот и треск.