Дарья Чернышова - Близнецы. Часть вторая

– Если бы сейм проходил сейчас же, – начал старик, покачивая головой, – я бы, как говорится, воздержался от ставок. С чумного дымочка всем кашляется. Мы-то – спасибо госпоже Фретке – справляемся, но страну лихорадит что будь здоров.

– И потрясет еще, – мрачно добавил Ухер. – Как там у Тильбе, не знаете?

Старик прихлопнул впившегося в шею комара.

– Я воевать не умею, зато умею считать. Числа на стороне госпожи, но вот прогресс на стороне владыки.

«Друзья» переглянулись. Нерис, кожей чувствуя, как усердно мальчишка пересчитывает звенья, глухо зарычала.

– Где, по-вашему, бахнет? – поинтересовался Стмелик.

– Наверное, как говорится, в чистом поле, – подумав, ответил старик. – Между Гоздавским замком и Чутной где-нибудь. Тильбе не захочет длительной осады.

Нерис подалась вперед и гавкнула, когда мальчишка принялся ковыряться в ее обувных шнурках. Он в испуге отпрянул и ахнул, широко раскрыв рот. Язык у него был на месте. Куда б ему деться, в самом-то деле.

– Манек! – ласково позвал старик и только теперь, кажется, обратил на Нерис внимание. – Иди сюда. Оставь девушку в покое.

Мальчишка повиновался – немой, но все прекрасно слышащий. Клятая Берстонь продолжала всячески удивлять.

Хотя Нерис и прежде доводилось слышать о таких случаях. Коотис рассказывал по пути к перекрестку, что Тулуз, внук его любовницы, пару лет молчал после гибели матери. Ветсеза навсегда оставила дальние края, вернулась в родную деревню и заново научила его говорить.

Хесида и Басти наверняка давно съели ее ореховое варенье. Только они вдвоем: Коотис обойдется, а Зерида всегда была равнодушна к сладкому. Надо снова собрать всех за одним столом и налепить вареников с говядиной, а потом наесться и крепко уснуть – так крепко, чтобы тревожные сны боялись приходить.

Нерис уже знала, что сегодня ночью ей привидится этот старик, согнувшийся над ней в три погибели и внимательно разглядывающий до жути добрыми глазами.

– Как зовут вашу милую спутницу? – наконец спросил он и качнулся, почти что ударившись об нее лбом.

– Это Хесида, – без выражения произнес краснорожий.

– Ах, молодая царевна, – вздохнул старик, распрямился и потер поясницу. – Мне нравится это имя – Хесида. Я много раз его слышал. Только вечно, как говорится, к худу.

Когда берстонцы горячо распрощались с другом, расселись по лошадям и перестали оборачиваться через плечо, Стмелик спросил товарища:

– Как думаешь, старый хрыч за кого?

Ухер пожал плечами.

– Да за себя, как водится. За то ж мы его и любим.

Они снова остановились за первым же ручьем, поручив своим лошадям присмотреть за Нерис, и зашагали к берегу. Кобыла с мерином усердно проявляли безразличие к пленнице и друг к другу. Обычные животные для роли ездовых. Им далеко до умницы Имбиря – коня, которого Нерис называла другом.

Она закрыла глаза и представила себя в седле. Ветер запел в уши старинную колыбельную, сердце забилось быстрее, кровь прилила к голове. Стало хорошо и спокойно, как будто Нерис снова оказалась на родине. Наяву ли запела птица? Не так уж сейчас и важно. Нерис, слушая ее трели, почувствовала, что проголодалась до смерти.

И кровь вдруг стала холодной, словно колодезная вода.

Кругом было сыро и мерзко, а добыче здесь нравилось – значит, ради сытого брюха можно и потерпеть. Медянка хотела переждать под камнем, пока у воды нагуляются большие топтуны, мешающие порой охоте, но лишь свернулась клубочком и притаилась в траве. Отчего-то змее любопытно было, о чем они станут говорить.

Мужчины принялись одаривать ручей свежими струями, и краснорожий пробубнил:

– Поедем через Тягорбу.

– Нет, – возразил седобровый. – Там люди владыки.

Первый хмыкнул.

– Тогда через Кромки.

– Там тоже, – вздохнул второй.

– Едрить его… А в Хлудой?

– Не знаю. Пруд слепит, а бабки померли.

Кто-то что-то себе почесал. Медянка встряхнула хвостом и подползла поближе, примеряясь к мелкой ящерке, опрометчиво выползшей из воды.

– Ну, значит, опять лесом, – гулко произнес краснорожий.

– Придется, – ответил Стмелик. – Хотя мне тоже не хочется. Как будто блоха какая на хвост садится, а пальцами щелкнешь…

– Сука!

Глупая ящерка выжила, потому что Ухер расплющил подошвой змеиную голову.

Нерис до крови прокусила язык, чтобы сдержать крик боли. Едва ли берстонцы услышали даже ее стон – Стмелик хохотал, как дурак на ярмарке.

– А ну заткнись! – цыкнул на него краснорожий.

– Она ж не ядовитая! Ох-ха-ха!

– Да буду я ее разбирать! Пошел ты!

Ухер гневно шаркнул по влажной траве, и его лошадь с готовностью стукнула в землю копытом. Она любила хозяина. Имбирь тоже любил Нерис. Может, он уже отомстил за нее и откусил Мескеру нос. Все остальное она сделает сама, когда выберется из этой задницы. Теперь, когда эхо боли утихло, в сердце зажглась надежда.

Сила опять просыпается, пусть и потихоньку. Раз получилось с медянкой – получится и с кем похуже.

Но у Нерис будет только один шанс.

Берстонцы спали по очереди, и нужно было выгадать время, когда один уже упадет от усталости, а другой еще не до конца проснется. Тогда подойдет любой мелкий хищник с зубами достаточно острыми, чтобы прогрызть толстую кожу. Лучше бы так сдох Ухер. Со Стмеликом Нерис справилась бы один на один – и заодно, в благодарность за хлебный мякиш и доброе слово, оказала бы честь быть убитым лично царицей хаггедской.

Она скосила глаза вниз, где покоился на груди кусок дерева, ради которого пришлось столько выдержать. Ну и ладно. Зато Нерис убедилась, что мать была права, выражая сомнения в целесообразности унии: Берстонь нужно либо захватывать, либо оставить в покое, чтобы она развалила себя изнутри. Наверное, стоило выбрать второе и наблюдать, пожевывая с Гестой корицу, но мать была права еще кое в чем – в этот раз Хаггеде нужна помощь, и кроме берстонцев с их клятым прогрессом попросить о ней некого.

Нерис взывала к Матушке, а земля молчала. Лес окутывал тенями и шепотами, но все они ускользали, как предутренние видения. Лошади ступали друг за другом по узкой тропинке, обеспокоенно пофыркивая в бурелом. Нерис тряслась на крупе рядом с краснорожим, закрыв глаза и вслушиваясь в дыхание чащи.

– О, – вдруг произнес Стмелик, шумно втянув носом воздух, – Хлудая.

– И чего с ней? – донеслось сзади.

– Красиво горит.

Ухер пробурчал незнакомое Нерис ругательство.

– Что там, передовые встретились?

– Ага, – ответил Стмелик и повел мерина по соседней тропинке. – Возьмем-ка давай южнее.

Они пересадили Нерис на круп побольше и поменялись местами. Наверное, седобровый лучше знал эту часть дороги, или, может, Ухеру надоело, что об его спину все время чешут лопатки. По пути домой Нерис заехала бы снова в тот постоялый двор, где была баня и вкусное жаркое, и речка рядом, и они с Мескером еще…