Шая Воронкова - Голос ненависти

695 год, Похолодник, 2

Когда слышит голос в этот раз, сперва даже не понимает, что все происходит наяву – Крия все-таки сжалилась и дала ей какой-то сонный отвар. Сон от лекарств выходит беспокойным, иногда вспыхивая сумрачными видениями, и Кайрис сперва думает, что попала в одно из них. Лежит, придавленная тяжестью собственного тела – живот, похожий на переспелый водянистый плод, давит, и грудь не вздымается, а лишь слабо дрожит. Почти засыпая, Кайрис опять различает тихий шепот.

«Эй, очнись. Я же знаю, что ты меня слышишь.»

Осторожно повернув голову, Кайрис шевелит пересохшими губами – ужасно хочется пить. И совершенно не хочется двигаться с места.

«Переверни меня немедленно. Быстро! Эта старуха опять меня бросила.»

Голос неуловимо знакомый – будто пытаешься узнать зверя по его тени. Кайрис чуть шевелится, пытаясь разогнать путы сна, и обнаруживает, что лежит на кровати Крии, которой рядом не видно. Жесткие доски врезаются в спину, но это все равно лучше, чем солома, так что Кайрис не спешит вставать, вместо этого смеживая веки и наслаждаясь затишьем. Рядом раздается лязганье.

«Да встань ты уже!»

Кайрис вздрагивает. Тень обретает четкие очертания, и она узнает странный голос, который слышала, когда впервые попала в дом Крии. Сердце как-то странно сжимается: не то от страха, не то от предвкушения, – и Кайрис садится, опершись ладонями о кровать. Перед глазами вспыхивают белые пятна, перемешиваясь с черными и красными точками. Выдыхая сквозь плотно сжатые зубы, Кайрис морщится от тяжести, сковавшей тело, и упирается ногами в пол. Собравшись с силами, она наконец встает, кривясь от боли в позвоночнике.

В спальне все так же чисто и пусто: только кровать, занавески да пустые ножны на крючке. Кайрис оглядывается внимательнее и замечает его: серп лежит на сундуке, балансируя на самом краю. Кайрис осторожно касается его кончиками пальцев, чувствуя, как начинают ныть мышцы –полностью согнуться не выходит, приходится тянуть руку. По телу словно проходит мягкая ласковая волна – будто теплый ветерок. И Кайрис слышит – в этот раз так ясно и четко, совсем как собственные мысли.

«Наконец- то. А теперь переверни меня побыстрее, а лучше положи в ножны.»

Кайрис отдергивает руку как от огня. Опять мерещится? Или она вконец обезумела? Серебристый серп кажется красивым, но опасным: как дикий зверь в клетке. И его нестерпимо хочется коснуться еще раз. Кайрис опасливо тянется к серпу, смыкая пальцы вокруг деревянной рукояти. Слабость, давно ставшая частью жизни, мешает обдумать поступок, прежде чем совершить. От прикосновения к оружию пробирает, заставляя мурашки пробежаться под кожей. Кайрис моргает и медленно движется к ножнам. Снимает их, осторожно вгоняет серп внутрь, но рукоять не отпускает. Сон это или морок – не важно. Сил бороться с этим нет, поэтому остается просто плыть по течению.

– Кто ты? – спрашивает Кайрис неуверенно.

В горле мгновенно пересыхает. Мутная пелена перед глазами и не собирается исчезать.

– Мое имя – Улыбка змея, – чудится усталый вздох. – И Крии стоит проявить побольше уважения за то, что она может брать меня в руки.

Голос будто обретает плотность, звуча так же четко, как человеческий. Кайрис едва не роняет серп от удивления, но, подумав, сильнее сжимает пальцы. Оружие не способно говорить. А значит, она спит или бредит, и все не по-настоящему. И Кайрис принимает правила игры.

– Ты говорящий? Ты и с Крией говоришь?

Слышится мелкий перезвон, будто кто-то трясет кошель с монетами. Смех.

– Нет. Ты должна благодарить судьбу за шанс говорить со мной, – и прежде, чем Кайрис успевает задать следующий вопрос, продолжает: – Наконец-то она оставила меня в покое! А то все режь эту траву и режь, а она же липкая и совершенно холодная.

Если не пытаться сопротивляться, этот морок вскоре рассеется – так Кайрис себя успокаивает, продолжая вести странный диалог с серпом, кто бы мог подумать.

– Стой, а где она вообще? Если не в лесу, то…

– В доме старейшины, где и все остальные, конечно же. Иногда даже моей старухе приходится окунаться в мирские дела. Да ты ведь не знаешь об этом! Так и быть, буду великодушен и расскажу тебе.

А тон такой, будто говоришь с принцем или вообще королем. Кайрис даже становится смешно, но она сдерживается и садится на кровать, готовая слушать.

– А тебе-то откуда знать?

Несколько мгновений в ответ ничего не слышно, и Кайрис уже думает, что серп обиделся или она окончательно проснулась, но тут серп медленно отвечает:

– Я подслушал, – и, не дав возможности обдумать это, начинает рассказывать: – Обсуждают казнь. На закате в городе повесят кого-то из деревни. Какого-то Алерия…

– Алесия, – шепчет Кайрис одними губами.

Ее внезапно будто в прорубь окунули – так потрясло услышанное. Мысли про бред и неправду забываются, и Кайрис слушает серп, затаившая дыхание.

– Точно. Так и знал, что с дураком что-то случится. Помогал бежать убийце – наверняка кто-то наплел о его невиновности, а потом сам же и страже сдал. Этот Алесий такой наивный – как ребенок.

– Но он же не наивный! Наоборот – хитрец, – выпаливает Кайрис, вспоминая свои опасения.

Опять раздается перезвон, в этот раз громче – серп конкретно так развеселился.

– Нашла хитреца. Кому он навредит, этот Алесий, кроме самого себя?

В голосе сквозит презрение, и Кайрис выпускает рукоять, позволяя ей упасть на колени. И смотрит вперед немигающим взглядом. Воспоминания проносятся перед глазами, и теперь, когда страх не затмевает их, Кайрис понимает, что Алесий ничего плохого ей не делал. Значит, он правда хотел помочь? И ей, когда отпирал дверь и спрашивал, откуда синяки… и какому-то незнакомому преступнику. Что-то колет кожу в районе груди, и Кайрис опускает голову. На глаза попадается деревянная птица – знак богини, оберег. Пальцы нащупывают его и вдруг с силой стискивают.

Если оберег Кай должен спасать, почему же все это происходит? Почему Богиня отворачивается от своих детей? Пальцы двигаются выше, нащупывая тонкую нить. Почему-то очень ярко вспыхивает перед глазами Алесий: волосы, похожие на пух одуванчика, глаза доверчивого олененка и сжатые от волнения губы. Он не задумывал плохое, он боялся – за нее и что может напугать ее. Как Кайрис могла быть такой слепой? Под пальцами бьется венка на шее. Голос серпа затих, и остается только тишина.

За что, богиня? Ладно она, Кайрис, виновата сама, но этот мальчишка? Почему ты обрекаешь на смерть его, а не душегуба, выбравшегося на свободу, и не предателя, откупившегося Алесием от стражи? Слегка повернув голову, Кайрис видит, как сквозь занавески бьет красноватый закатный свет. Она медленно поднимается и подходит к окну, так и не отнимая руку от шеи. Свет брызжет на нее, как кровь, когда Кайрис отодвигает занавески. На душе горько и темно, несмотря на разгорающийся на горизонте костер.