Шая Воронкова - Голос ненависти

Воздух теплый и пахнет весной, но Кайрис кутается в длинный шерстяной платок, и он колет ей плечи. Она идет и смотрит только себе под ноги, вздрагивая каждый раз, когда слышит голоса и смех за спиной. Мимо проносятся дети, поднимая облака пыли, и Кайрис невольно закашливается. Она ускоряет шаг, жалея, что не может передвигаться бегом: в прошлый раз, когда так делала, запнулась и разодрала коленку. На боль плевать, но криков дома было…

Уже подходя к колодцу, Кайрис натыкается на чью-то спину. Мужской голос поминает Зилая, и она каменеет, роняя ведро. Чужое лицо расплывается перед глазами, а течение времени на мгновение замедляется, чтобы тут же возобновить бег. Паренек-крепыш, в чью спину Кайрис врезалась, бросает на нее мимолетный взгляд и, сплюнув, уходит. Ткань липнет к взмокшей спине. Это не тот. Конечно, не тот. Показалось. Кайрис прислоняется к колодцу, и поднимающаяся с его дна прохлада едва ли может остудить горячую кожу. Сбившаяся у колодца кучка молодых девушек ее будто не замечает.

– Да пустоголовая. Так маменька говорит. Хорошо, что наш дом не рядом рядом, – тараторит курносая.

– Погодь хвастать. Не твой ли миленький живет всего в паре шагов от нее? Будешь постоянно слушать этот жуткий вой, – посмеивается в ответ ее подружка.

– Да ну тебя!

Девушки заливаются смехом, обмениваясь шутливыми тычками. Кайрис вздрагивает, но отводит глаза в сторону. С нее хватит. Нащупав ведро, она медленно поднимает его, придерживая платок другой рукой.

– А ты почему молчишь, Велиса? Небось, защищать ее будешь?

– Да нет, с чего бы? – раздается знакомый голос. – Не после того, как она на празднике загуляла. Наверняка с пьяницей каким, нормальный парень не позарился бы.

Ведро выскальзывает, и слышно, как оно плюхается на дно колодца, порождая гулкое эхо. Не замечая этого, Кайрис оборачивается, да так резко, что коса хлещет по щеке. Велиса стоит рядом с двумя другими девушками, раскрасневшимися от смеха, и улыбается. Их взгляды пересекаются, и Кайрис не видит в чужом ничего, кроме равнодушия. Велиса смотрит на нее с превосходством.

– Это неправда! – выпаливает Кайрис, будто пытаясь оправдаться.

Велиса только отворачивается, вздергивая подбородок. Курносая наклоняется и шепчет ей что-то на ухо, отчего обе девушки хихикают, поглядывая на Кайрис. Глаза начинает щипать, и она бросается прочь, забывая про ведро.

695 год, Посадник, 11

Кайрис сидит на пороге дома и наблюдает за бурой птицей, чистящей перья во дворе. Сидеть жестко, да и платье пачкается, но все равно лучше, чем в доме, замкнутой четырьмя стенами. В пятнах света танцует пыль. Птица прыгает по земле, временами хлопая крыльями. Кайрис считает взмахи, не в силах побороть охватившее ее чувство безразличия. Раз, два. Надо было все рассказать еще тогда, но от одной мысли становится тошно. Три, четыре. Птица склевывает что-то с земли. Кайрис приглядывается и успевает заметить, как в остром клюве исчезает червяк. Надо было говорить правду, а теперь, даже если расскажет, никто все равно не поверит. Пять, шесть.

Вильнув хвостом, птица взлетает и медленно растворяется в небе. Кайрис смотрит ей вслед, пока та не превращается в маленькое пятнышко. Точно такое же, только намного больше, расплывается по полу в тот вечер после того, как отец разбивает кувшин. Дзынь – и глиняные осколки летят в стороны, а под ногами разливается вода. Отец задел стол, взмахивая рукой, и теперь черепки валяются по всему полу. Его слишком смуглая для этих мест кожа выглядит совсем черной. Сейчас отец кажется ей чудовищем. Лучше бы осталась один на один с толпой, из которой тот ее вырвал. Сор из избы не пожелал выносить.

– Почему ты в таком виде?! – выкрикивает отец, и его ноздри гневно подрагивают.

За его спиной стоит побледневшая матушка, плотно сжимая губы – только скрещенные руки слабо дрожат. Больше всего Кайрис хочется уткнуться в ее плечо, спрятаться в объятиях, как в детстве, но между ними – красное от злости лицо отца. Кайрис беззвучно открывает и закрывает рот, не в силах выдавить из себя ни звука.

– Кайрис! Почему ты молчишь? – отец шевелит желваками. Видно, как вздуваются вены у него на шее – будто у быка.

– Там… – голос охрип, и Кайрис машинально хватается за горло. Каждый слог приходится с усилием проталкивать сквозь зубы. – …был мужчина, и…

От одной мысли о том, что придется все рассказать, к горлу подкатывает тошнота, и слова не идут – приходиться переждать. Кайрис опирается о стол, глубоко дыша и надеясь, что ее никто не услышал, но матушка бледнеет еще сильнее. Кайрис собирается с духом, но договорить ей так и не удается – щеку обжигает ударом, и голова качается назад.

– Ты была с мужчиной? Во время обряда?!

Кайрис вскрикивает – удар валит ее на пол, и острые края осколков впиваются в кожу сквозь одежду. Отец нависает черной тенью, и его сжатый кулак угрожающе трясется в воздухе. Из глаз брызжут слезы, и Кайрис зажимает горящую огнем щеку.

– С кем? Гремор? Севир? – начинает перечислять отец. – Вертис?

Она молчит, прижимая холодную ладонь к коже. Голова гудит, будто огромный колокол, и чем сильнее повышает голос отец, тем громче этот звон. Отец вновь заносит руку для удара, и Кайрис видит, как матушка за его спиной дергается, будто пытаясь остановить, но в итоге остается на месте. Губа лопается, и по подбородку течет струйка крови. Хочется возразить, закричать, оправдаться, но тогда придется выложить все. Внутренности Кайрис будто стягивает узлом, и она продолжает молчать.

– Так это правда? – спрашивает матушка дрожащим голосом.

Все внутри рвется воспротивиться, но тут отец вновь выбрасывает вперед руку. Страх – то ли перед новой болью, то ли перед словами, которые придется сказать, – захватывает целиком. Прежде, чем отец хватает ее за косы, Кайрис кивает. Слезы катятся по щекам, но вместе с этим ее охватывает и облегчение. Теперь-то все оставят ее в покое и ни о чем рассказывать не придется. Увидев этот кивок, матушка отворачивается, приникая к отцовскому плечу. Пелена застилает Кайрис глаза, но она продолжает сидеть, не успевая до конца осознать, что только что сделала.

Вдруг снаружи раздается звук опрокинутой бочки. Отец кидается к окну и распахивает ставни. Кайрис утирает глаза, но все, что она успевает заметить – это стремительно мелькнувшая тень. На следующий день о случившемся знает вся деревня, и сказанную ложь уже никак не исправить.

Нога соскальзывает, когда Кайрис спускается с последней ступени, и она падает, роняя лучину. Огонек вспыхивает красным и потухает. Потирая ушибленное место, Кайрис вглядывается в темноту, но без лучины совсем ничего не видно. Споро поднявшись по ступеням, Кайрис пытается нащупать проем, но натыкается ладонью на преграду. Толкает дверь, но та только вздрагивает на петлях, не открываясь. Похоже, захлопнулась.