Кети Бри - Небесные всадники

Исари не узнал свою подругу по детским играм – она стала настоящей красавицей, с длинными косами, с тёмными лукавыми глазами молодой женщины, знающей себе цену. Этери лучилась здоровьем и жаждой жизни.

Она его узнала сразу. Исари вытянулся, обогнав Этери на две головы, и почти на всех при дворе взирал сверху вниз. Волосы он по гелиатской моде носил длинными, собранными в хвост, смотрел на мир всё так же серьёзно и без улыбки.

Этери ощутила, как при взгляде на Исари колотится её сердце, и как новое, незнакомое доселе чувство просыпается в ней. Она подошла, поклонилась, тихо сказала:

– Ваше Высочество…

Он улыбнулся, ровно и вежливо, продолжая думать о чём-то своём. От неловкости их избавил Икар, кузен Этери, ездивший вместе с цесаревичем на учебу в Гелиат. Этери знала, что осенью он вернётся назад, поступать в Гелиатскую академию Высшей магии.

Икар приобнял кузину за плечи и, обратившись к Исари, сказал:

– Друг мой, к чему такие условности? Неужто забыты те дни, когда моя сестрёнка воровала для вас на кухне сладкие сдобные булочки?

Только тогда Исари её узнал. Дружбу пришлось возрождать, но они справились. Как раз вовремя. Когда пришла беда, они вновь стояли спина к спине, как в детстве.

Когда Исари лишился отца, ему едва исполнилось восемнадцать. К этому времени он, наконец, перестал расти ввысь, и, к собственному огорчению, совершенно не раздался в плечах. Дни свои он проводил, как ему хотелось: среди книг и в неспешных прогулках по дворцовому саду.

Помогал отцу с делами, хотя ни они сами, ни окружение не верили в то, что Исари доживёт до дня, когда ему придётся надеть на голову царский венец. Царю было всего лишь шестьдесят, он был крепок и силён, и вполне мог бы прожить ещё столько же. Исари лекари обещали в лучшем случае дожить до тридцати.

Ночью он поднимался в башню звездочётов, к самому большому телескопу Багры, долго и бездумно следил за движением звёзд и комет. Это была дань памяти его матери, любившей звёзды, наверное, лишь чуть меньше мужа и сына.

Этери поднималась с ним в башню несколько раз, да так и засыпала там, на софе в углу, под бормотание про то, что нынче седьмая в их системе планида Верность – в созвездии Всадника Воды, а Жемчужный путь ярок.

Такой, безмятежной и размеренной, должна была быть недолгая жизнь цесаревича, которому не было предначертанно стать царем. Отец, мучимый любовью, виной и страхом перед потерей обожаемого сына, был готов исполнить любой его каприз. Но Исари ничего было не нужно, кроме книг, звёздных карт и общества Этери.

Исари любил отца не меньше, чем тот любил его, и ради успокоения царя иногда выбирался из своего добровольного полузаточения. Старался вести жизнь, приличествующую молодому человеку благородного происхождения. Посещал балы и даже танцевал, бывал на пирах и охотах.

И на ту самую, злополучную охоту он поехал ради отца, желая поддержать его – тот впервые взял в большой выезд своего младшего сына от второго брака, шестилетнего царевича Амирана.

Этери всегда любила охоту. Пышные выезды, лай собак, ржание коней, радостные крики загонщиков. Любила погоню в чаще за оленем, любила ощущение подрагивающей тетивы под пальцами – она неплохо стреляла из лука и из арбалета. Отец смотрел на её увлечения сквозь пальцы. Этери была его любимицей, единственной отрадой, наследницей. Ей была уготована роль Тени будущего царя. Князь Гатенский знал, как труден этот путь, как он тернист, как болезнен, и потому разрешал Этери всё… Или почти всё…

Исари тоже любил конные прогулки. Любил ощущение мощного лошадиного тела под собой, ощущение стремительного движения. Вместе с друзьями он вылетел из ворот замка: лошади истосковались по свежей траве, а в горах ещё лежит снег.

Голосам молодых витязей вторили рожки охотников, ведь сам царь ехал на охоту. Этери красовалась в лихо заломленном мужском берете, мелькала верхом на белой кобылке среди придворных дам, махала Исари рукой. Каждая весна для цесаревича драгоценна. Он не мог позволить себе расточать их, как это делают другие.

Они подъехали к подножью гор уже к вечеру, поставили шатры, приготовили свежую дичь на костре. Лагерь заснул далеко за полночь. С тем, чтобы в панике вырваться из забытья под утро, когда земля начала сотрясаться, а камни падать с гор…

В лагере было чуть больше полутора сотен людей. Залаяли собаки, зарыдали женщины, взбесились испуганные кони. Люди хватали лошадей за гривы, вскакивали в седла. Вырвавшийся из рук воспитателей, испуганно озирался вокруг маленький царевич.

– Спасайте царя! – хрипел отец Этери, князь Гатенский.

Спасать было некого. Камень размозжил царю голову. Оказавшуюся поблизости Этери от этого зрелища вывернуло, но спасительное забытьё не пришло. Исари стоял позади неё, крепко прижав к себе младшего брата и не позволяя ему повернуть голову.

Землетрясение вскоре прекратилось.

Они вернулись в столицу траурным шествием. Исари подвёл маленького Амирана к упавшей на колени мачехе, поднял её и обнял – кажется, впервые. Потом долго говорил с ней наедине. От пасынка вдовствующая ныне царица Тинатин вышла с красными глазами и сжатыми в нитку губами. Были те, кто пришёл к ней с предложением о помощи, о том, что хорошо и полезно было бы добиться отречения Исари от прав на престол. Что они считали: Амирану стоит быть царём…

Царица отмалчивалась. Быть может, она и была согласна с такими речами, но против пасынка не пошла.

На коронации Этери показалось, будто Исари похож на Небесных Всадников, покровителей людского рода, изображённых на витражах в храме царского дворца. И совсем немного – на изображенных рядом царей.

Его отец уже в склепе, под надёжным присмотром своих предков, навеки замерших в молитве. Свет, льющийся сквозь их прозрачные коленопреклонённые фигуры, расцвечивал воздух.

У Этери в руках горела свеча, обжигая воском пальцы, но девушка не чувствовала боли. Рядом плакала навзрыд женщина в тёмном покрывале – вдовствующая царица Тинатин, мачеха Исари. К ней прижимался Амиран, с этого дня – цесаревич багрийский. Он удался в отца: такой же крепыш, длинноносый, с близко посаженными серыми глазами, с непокорными волосами, которые, как ни стриги, всё равно торчат над ушами.

Едва Исари передал испуганного мальчика матери, он не пытался больше сблизиться с младшим братом – не видел в этом нужды. Он не хотел, чтобы мальчишке пришлось оплакивать ещё и любимого брата. Но в глубине души Исари понимал, что выстраивать отношения всё-таки придётся.

Новый царь Багры смотрел на ребёнка, цепляющегося за траурное платье матери, и сердце в его груди билось сильно, резко. «Не он ли? – вопрошало сердце, и каждый новый удар его ощущался все больнее. – Не он ли сможет заменить вас на троне, мой государь, когда наступит срок?»