Анабель Ви - Милоа – спасители Эбери. Книга 2. Милоа-госпожа

Теперь, когда на меня обрушилась вся эта информация о хитросплетении интриг, а Атамурлан бесцеремонно поместил меня в самый центр своей негласной войны с хранителями, вся безмятежность моего положения испарилась как по мановению руки. Я сидела у себя в комнате, смотрела в окно и пыталась разобраться в себе. С одной стороны, вроде бы все шло по плану – я приближалась к разгадке аномалии, причем очень стремительно. Получить территории у самых Западных гор – могла ли шпионка Триниана даже помыслить об этом!? С другой стороны, мне не давал покоя вопрос о западных Милоа. Возможно, создание цивилизации Триниана было изначальным планом хранителей, желающих ослабить Диму и увести его подальше от Турмалона? Если это так, то мне претили их методы. В душе я чувствовала все возрастающую потребность не просто разобраться в происходящем, но и исполнить приказ императора – несмотря на всю сложность задания, я должна была втереться в доверие к западным Милоа и вызнать хотя бы часть их тайн…

Помимо всего этого, я чувствовала, что меня засасывает в такое болото, из которого я не смогу вылезти, даже если убегу обратно в горы. Обреченность. Вот что я ощущала. А дороги назад уже не было.

С того дня кипение работы советников как будто схлынуло. Снова стали устраиваться вечера, и я снова сидела за игровым столом, попивая легкие вина и разгоняя рукой дым сигар. За это время я как будто сблизилась со всеми. И это чувство единения грело мою душу, заставляя сердце волнительно биться. Да, теперь я была в игре. Это почувствовали все, да и они наверняка знали о планах императора даровать мне земли. Вместе с тем во мне росло желание помочь Атамурлану в его борьбе с хранителями. Все становилось на свои места.

В один из вечеров мы втроем – Атамурлан, Амирош и я, сидели на веранде в креслах-качалках. Вальяжно развалившись, император курил трубку, пуская в звездное небо колечки густого синеватого дыма. Амирош сидел, закинув ногу на ногу, и полировал кусочком специальной ткани свой кинжал – лезвие и серебряная оправа рукояти уже сияли, но он все не унимался.

Я поигрывала бокалом вина. Глядя на прекрасный вид, открывающийся с веранды, я думала, что нам не хватает разве что художника, который запечатлеет столь достойную картину – император на отдыхе с двумя приближенными.

– Я слышал, каганетт преподнес вам необычный подарок, – произнес император, не отвлекаясь от созерцания ночного пейзажа.

– Да, я совершенно не ожидала такого внимания со стороны вашего советника, – немного заигрывая, стрельнула я глазами в сторону Амироша.

Тот лишь слегка улыбнулся, но глаз не поднял.

– А как вы назвали щенка, каганетта? – спросил он, закончив с полировкой и спрятав, наконец, кинжал в ножны.

– Барклай, – ответила я, подставляя бокал под кувшин, поднесенный слугой.

– Как забавно! – усмехнулся Атамурлан.

– Уж больно много и громко он лает, знаете ли, – откликнулась я. Это было правдой. Барклай, освоившись в моих покоях, быстро стал показывать характер. И так как достойного слуги для ухода за щенком я не нашла, то попросила Идина остаться пока во дворце и присмотреть за ним в обмен на жилье и еду. Мальчик охотно согласился. Кажется, его не очень тянуло возвращаться обратно на псарню.

– На одном из языков, мне знакомых, «барк» – это тоже лаяние собак, – отметила я, намекая Атамурлану на английский.

– А я думал, Барклай – это фамилия одного дворянского рода, – скучающе отметил Атамурлан.

Амирош усмехнулся, а я немного удивилась, насколько свободно Атамурлан оперирует информацией о Земле.

– Вам виднее, Ваше Великолепие, – учтиво согласилась я.

– Рад, что мой подарок пришелся вам по вкусу, – неожиданно повернулся ко мне Амирош. Его зеленые глаза скользнули по моему лицу, заставив меня внутренне поежиться. Но я храбро ответила прямым взглядом, в котором выразила всю свою благодарность.

– Барклай и вправду уже – мой друг, и поэтому он куда больше, чем подарок. Вы мне угодили, каганетт, в полной мере.

– Ммм… – протянул неоднозначно Атамурлан. – Каганетт редко делает кому-либо столь продуманные подарки. Впрочем, чему удивляться? Он вас нашел, пускай он о вас и заботится. Кстати, каганетта, наша процессия столичных чиновников находится сейчас всего в каких-нибудь двух днях пути от Аникурта. Вы готовы предстать перед обществом этих разукрашенных павлинов?

– Если они и вправду – всего лишь кичливые богатеи голубых кровей, чего мне беспокоиться? – спросила я, вторя пренебрежительному тону Атамурлана.

– И вправду что. Вы смелый человек, каганетта. Если у кого в жилах и течет голубая кровь, так это у вас, – сделал мне комплимент император.

Я склонила голову в знак благодарности. Конечно, вся наша беседа была игрой – игрой слов, интонаций и эмоций. Атамурлан при других никогда не выражался прямо, и факты приходилось выуживать из его витиеватых речей. Кажется, он специально пытался приучить меня к такой манере, чтобы для меня это стало само собой разумеющимся способом передавать, а еще важнее – получать важную информацию, очищая ее от прочей словесной шелухи. И я прилежно старалась играть по его правилам, показать, что я готова стать его правой рукой, верной слугой и другом.

Как всегда, мы разошлись уже за полночь. А на следующий день, совершенно неожиданно, на конной прогулке я столкнулась с советницей Синаей Ону-Чин, самой загадочной женщиной, которую я когда-либо встречала.

Случилось это в парке, расположенном близ дворца. В ожидании делегации из Турмалона я каждое утро начинала с тщательного туалета и вообще старалась выглядеть идеально. В тот день мне почему-то захотелось побыть изысканной дамой, и я выбрала светло-зеленый элегантный ездовой костюм и небольшую кокетливую шляпку, прекрасно сочетавшуюся с моими серо-зелеными глазами.

Я отправилась на прогулку в сопровождении Барклая и Идина, но планировала оставить их на лужайке, а самой покататься по широким дорожкам парка.

День выдался теплый, солнце снова припекало, а от слуг я слышала, что последний месяц лета по приметам должен быть жарким. Да уж, когда живешь в мире без средств массовой информации, в предсказании погоды приходится полагаться на собственное чутье.

Не проехав и ста метров по ровной парковой дороге, я неожиданно ощутила ужасную скуку. Эти подстриженные кусты, аккуратные прудики, зеленые лужайки вызывали во мне невыносимую тоску по дикой природе. Мысленно посмотрев на себя со стороны, я расстроилась еще больше – полгода назад я могла позволить себе скакать в порванной куртке по бескрайним полям близ Угора, а теперь вынуждена неспешно разъезжать по императорским паркам, холеная и… запертая во дворце словно птица в клетке.