Анабель Ви - Милоа – спасители Эбери. Книга 2. Милоа-госпожа

– Они приезжают к Их Великолепию со всеми новыми законопроектами? – поинтересовалась я у Адрэа.

– Очень много бумаг приходит со специальными послами, – ответила улуза. – Но несколько раз в год часть Совета является к императору лично с особо важными проектами. В том числе обсуждаются планы работы Совета на будущие месяцы. Кроме того, все Стремительные пишут отчеты о состоянии дел в землях, где мы бываем. Император же, сравнив наше мнение со своим, выносит общий вердикт. Есть законы, которые он издает сам, и ему никто не смеет противоречить. Но, понятное дело, ему не справиться со всем объемом, и многие обязанности берет на себя Законодательный Совет.

– Но разве не бывает так, что законы Совета могут войти в противоречие с законами императора? И разве они не жаждут ограничить его власть? – чересчур прямолинейно спросила я.

Адрэа округлила глаза.

– Император – это закон Эбериана! Если от него приходит бумага с законопроектом, Совет принимает его, лишь иногда направляя уточняющие вопросы или предлагая незначительные поправки. Но ни разу еще никто не посмел отклонить закон, изданный императором!

Кажется, улуза свято верила в абсолютность эберианской власти. Но мне казалось, что Атамурлану следует больше внимания уделять столице. Да и сам он говорил, что даже среди его офицеров не все так верны ему, как хотят казаться. Но я предпочла промолчать – жизнь при дворе быстро учила меня хранить свои мысли при себе.

Только на третий день от начала приема император снова показался в тронном зале, и к нему потянулись многочисленные просящие.

– Да уж, это тебе не закон трех из народа, – печально усмехнулся Амирош, явно сочувствуя повелителю. Мы с ним стояли чуть позади трона Их Великолепия, следя за входящими в зал посетителями.

– Трех из народа? – переспросила я.

– Где бы мы ни остановились, каждый из советников должен принять трех человек с жалобами, выслушать их и самолично решить их дело, – принялся объяснять каганетт. – Можно больше, если есть охота. Эту традицию ввел сам император. Он принимает только высокородных вельмож, но народ может обращаться к нам. Поэтому, бывает, стоит прибыть в какой-нибудь город, как туда стягивается люд со всех окрестных деревень, надеясь попасть в число тех двадцати человек, которых мы обязаны выслушать.

– Интересно, – задумалась я. – И это эффективно?

– Это уже традиция, – пожал плечами Амирош. – Лучше давать людям хотя бы маленький шанс, чем не давать его вовсе. Тем более, к тебе на аудиенцию может прийти даже маленький ребенок. Это небывалое нововведение. Но именно поэтому императора так любят в народе. И всегда ждут, куда бы он ни поехал. В отличие от многих знатных людей…

– Он и вправду немало делает, чтобы укрепить свое положение, – забывшись, стала я размышлять вслух.

Амирош кашлянул в кулак.

– Это не спасет его, если старая аристократия взбесится. А они очень недовольные ходят в последнее время. Особенно эти, – кивнул он на столичных вельмож.

«Что лучше? Быть любимцем народа или любимцем знати? Увы, кажется, все-таки второе, – подумала про себя я. – Аристократы не только хитры, они и умны. Они владеют землями, в большинстве своем образованны и способствуют развитию империи. Народ же – толпа, которую легко переманить. Так почему же Атамурлан так старается для простых людей? Или у него просто нет иного выбора?»

Мои мысли были прерваны появлением на ковровой дорожке к трону императора женщины, с головы до ног окутанной желтыми шелковыми одеяниями.

– Бличетта Иранэш Бу Ланез покорно просит Их Императорское Великолепие, Сияющего, подобно Солнцу, Наимудрейшего и Наихрабрейшего Повелителя Земель от Западного моря до гор Триниана, Владыки всех смертных, Стремительного и Непоколебимого Атамурлана Арлан Димитора Ито-Ланского, прозванного Железным, о скромной аудиенции, – привычно пропел глашатай. Я же заинтересовано проводила глазами облако золотого шелка, робко семенящего к императорскому трону на полусогнутых ногах.

Подойдя шагов на двадцать к трону, бличетта упала на колени, склонившись и коснувшись лбом пола. Затем привстала, не разгибаясь, приблизилась шагов на семь и снова упала, на этот раз выпростав вперед руки.

– Все, предел достигнут, – усмехнулся Амирош, явно забавляясь зрелищем.

Дело в том, что у каждого аристократа, в зависимости от его титула, была своя дистанция, на которую он мог приблизиться к императору. Бличетт или бличетта могли подойти к Их Великолепию не ближе чем примерно на три метра, если только повелитель сам не позовет их. Для улузов дистанция сокращалась до двух метров. Дэкоры могли приближаться к императору на расстояние около метра. Учитывая, что на весь Эбериан дэкоров было всего-то несколько десятков, эта честь и вправду была исключительной. Но лишь каганеттам позволялось подходить к императору вплотную и касаться его. И во всей империи таких людей было трое – я, Амирош и один генерал, помогший Атамурлану закрепиться на троне и сейчас командующий западным войском.

Только позже я узнала, что мое назначение каганеттой произвело настоящий фурор в Турмалоне. А еще, что особенно меня поразило, поползли слухи, что я – не кто иная, как возлюбленная Атамурлана. Иначе почему бы ему делать постороннюю девушку, вчерашнюю дикарку, своей ближайшей помощницей? Родство с императором имели многие, но едва ли кто-то удостаивался столь большой чести.

Честно сказать, чем больше я пыталась осознать, насколько высоко меня закинула судьба, тем больше у меня перехватывало дыхание от ужаса. Мне казалось, что меня подняли на несколько тысяч метров над землей, и в любой момент я могу вывалиться из самолета. Причем, кажется, без парашюта. От моего собственного положения захватывало дух и бежали мурашки по всему телу. Бывало, я даже задыхалась в странном приступе восторга, смешанного со страхом.

Все произошло быстро. Бличетта так и лежала на ковре, распластавшись у ног Их Великолепия, пока глашатай зачитывал Атамурлану ее слезную просьбу снять с нее обязанности по управлению Айзеланом – землями близ Западных гор. Чувствовалось, что каждое слово обращения было тщательно продумано. Бличетта благодарила императора за оказанную ей честь, но аргументировала свою просьбу вовсе не занятостью делами мужа и семьей, а своей скромностью – де, мне столько земель не надобно, пускай они достанутся более достойному, а то и вообще, чтоб Их Великолепие сами там распоряжались.

Курт с совершенно непроницаемым выражением лица объявил решение императора – снять с бличетты все обязательства над землями и отпустить ее с миром. Ясное дело, все прошения были рассмотрены и решения по ним приняты задолго до прибытия самих просящих. Поэтому Атамурлан лишь сидел на своем троне и молчал, наблюдая за цветом турмалонского общества, падающим ниц при одном его виде.