Митро Брат - Создатель миров (гпбо)

Инок смотрел на ее изменившееся лицо. Какая энергия исходила сейчас от Леты!

Но в мгновение ока черты смягчились.

– Где же другие Живые?

Ее вопрос совсем выбил его из колеи.

– Покажу. Потом, – пробубнил он.

– Инок, ты что-то не договариваешь. Ответь начистоту: тут кто-то еще есть?

Он ответил еле слышно, подавленно:

– Нет.

Наступило молчание, которое оглашалось машинной работой снизу.

У Леты пошла кровь носом.

Он выхватил гигиенические салфетки из кармана и приложил их к алой струйке.

Лета смотрела на него, не моргая.

– Причина в этом? – стискивая зубы от боли, прохрипела она.

– Да. Твое тело разрушается. Никто не выживает. После жизни в виртуальной реальности сознание не принимает тело, – Инок потупил взор.

Ей стало совсем плохо. Лета закатила глаза и лишилась чувств.

Они летели в дроне под самым куполом. Инок держал ее на руках.

– Я найду выход, – прошептал он ей на ухо.

Лета очнулась.

Ее рука была в его руке.

– Поцелуй меня, – разобрал он ее слова.

С прикосновением его губ тело Леты обмякло, словно он отпустил ее.

– Сос-но-вая вет-ка, – последним усилием выдавила она из себя.

И затихла. Глаза остекленели.

На входе в небоскреб LuCorp красовался знакомый логотип сосновой ветки. Как только лимузин главы корпорации остановился, его сразу окружила толпа репортеров.

Двери авто открылись, из него вышел изрядно возмужавший, но довольно лощеный Лука. Сколько же лет прошло с того момента, как он бедным студентом с горящими глазами блуждал по тайге в поисках загадочных скал? 10 лет? 20?

Вспышки камер отражались на его лице.

– Господин Вознесенцев, вы действительно совершили прорыв в полной оцифровке человеческого мозга? – выкрикивали репортеры, пытаясь быть услышанными.

– Вы можете утверждать, что сознание теперь реально переместить в виртуальную реальность?

Пока охранники пробивали ему путь к входу, Лука с милой улыбкой кидал в воздух фразы:

– Сегодня на презентации вы все увидите… Наберитесь терпения, господа…

Наконец глава смог пройти в двери своей корпорации. Репортеры и вспышки камер остались снаружи, отгороженные стеклянным фасадом.

Лука быстрым шагом поднимался по широкой лестнице в сопровождении свиты советников.

Полушёпотом он спросил одного из них:

– Все готово?

– Да. Пациент Машу́ Дивад подключен к системе. Согласие родственников получено, – советник склонился к уху Луки. – С умирающим сейчас его мать.

На спину главы накинули белый халат.

Процессия остановилась перед дверями палаты. Лука поднял руку:

– Прошу всех оставаться здесь. Я войду один.

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу…

(Данте Алигьери

Божественная комедия)

– Вот эта дверь…

– Спасибо, – Машу́ Дивад хотел было поблагодарить спутника, подсказавшего дорогу, но тот уже показал спину.

Машу́ усмехнулся и глубоко вздохнул, проглотив легкое сожаление. Впрочем, на улице светило солнце, чирикали птицы и дул свежий весенний ветерок. Для грусти не было никакого повода.

Машу́ посмотрел на дверь, за которой ждала его работа. Деревянная, возможно дубовая, с замысловатым искусно вырезанным рисунком: диск звезды с разлетающимися во все стороны лучами был одновременно и лицом старца, а лучи – его волосами и бородой.

Машу́ нажал на кнопку звонка. Смешной джингл чем-то напоминал эхо: Ау-ау-ау…

Было слышно, как по лестнице кубарем сбежали. Тяжелая дверь как-то очень легко широко распахнулась, и вместо патлатого и бородатого старика на Машу́ уже смотрело детское лицо. Озорные голубые глаза и светлые слегка курчавые волосы.

– Ты Гоб?

– Да, – звонким голосом ответил мальчик.

– А где родители?

– Они ушли, кажется, за покупками или в церковь.

– Я – Машу́, твой репетитор. А когда они вернутся?

– Да все нормально. Они сказали, чтобы я вас встретил. Заходите, – мальчик посторонился, продолжая улыбаться.

Машу́ второй раз за сегодня усмехнулся. Какой-то странный и веселый денек сегодня.

– Ты прямо самостоятельный мальчик! Сколько тебе лет? – он протянул руку.

– Не считал, – Гоб с готовностью поздоровался. – Целая вечность!

– Ты еще и умный!

Похоже, они друг другу понравились, отметил Машу́. Хорошее подспорье в учебе.

Гоб перехватил у гостя чемодан и покатил по дощатому полу.

– Родители сказали: сразу покажи воспитателю комнату и дай ему отдохнуть с дороги.

На двери будущего жилища Машу́ был вырезан рисунок огромного дерева. А за дверью – много солнца, света и пространства. За свою работу Машу́ привык жить в тесных чуланах – хозяева не особо жалуют наемную рабсилу. А тут, можно сказать, хоромы. Ох, удачный сегодня день!

– Отдыхайте, – Гоб исчез, но его лучезарная улыбка все еще стояла перед глазами гостя.

Машу́ сбросил туфли, скинул пиджак и, блаженно закинув руки за голову, с наслаждением потянулся.

Большое окно приятно затеняло от яркого солнца разлапистая яблоня. Улица была безлюдна, отсюда из комнаты она больше походила на уютный садик. Машу́ осторожно присел на край кровати. Но она потянула его к себе. Он зазевал и, не выдержав, плюхнулся, не раздеваясь, на подушку. Он не заметил, как заснул.

Лес. Ему снился лес. Из далекого почти забытого детства. Такие давние воспоминания возможны только во сне. Кажется, это был самый первый раз в его жизни, когда он оказался в лесу.

Студеное июньское утро. Мокрая холодная трава. Тишина. Лес просыпался, пригреваемый солнцем. И начинал пахнуть: росой, землей, улитками, прелой листвой. Машу́ с азартом заглядывал своими щенячьими детскими глазками в траву и рассматривал, как краснобокая земляника пытается прятаться в зеленом домике. Только бы он не заметил ее.

– Машу́, ау… – прикрикивала мама.

– Я тут! – пронзительно откликался мальчик и, вскочив, бежал на ее голос.

Но тут загрохотал гром. И он проснулся.

Вот тебе на – уже стояла ночь. Сколько он проспал?

В комнате было тепло и умиротворенно. Но за окном бушевал ветер и надвигалась гроза.

Остатками сна в голове все еще слышалось: Ау-ау-ау…

В сумерках улицы Машу́ разглядел тень фигуры перед дверью дома. Кажется, там был еще кто-то. Или нет. Показалось.

Человек отчаянно прикрывался от порывов ветра и начавшегося ливня. Наконец, его впустили.

Кто это был? К кому он пожаловал посреди ночи? Так как домики на улице стояли стена к стене, было не ясно, чей это был вход. Может даже того самого дома, где поселился Машу́. Хотя, вряд ли. Ведь изнутри стояла тишина и покой. Ни скрипа, ни хлопанья. Здесь, похоже, все мирно спали.